Иван Полуянов - Седьмой патрон
Стало видно, что он молод. Очень-очень молод и сейчас ошеломлен, не может скрыть своего замешательства.
Линдеман взял от него бумажный клочок и сжег над пепельницей.
Сухопарый белобородый старец, сидевший во главе стола, скользнул длинными сухими перстами по пуговицам, ощупывая, застегнул ли сюртук. Историческая минута! И все, что им совершается, — слово и дело его, — принадлежит истории. Ибо он, Николай Васильевич Чайковский, патриарх русской демократии, он — живое воплощение народной воли.
— Итак, подведем итоги, к-гм, нашего совета. Отрадно отметить полное единение по существу обсуждавшихся проблем будущего устройства губернии. — Он встал, опираясь на подлокотники кресла. — Я высоко ценю оказанную мне честь принять к руководству ее правительство — Верховное Управление Северной области. Мне, старейшему русскому революционеру-народнику, высшая радость — видеть торжество идей социальной демократии!
Сидевший у двери в небрежной позе человек отвел от губ сигару и словно бы прислушался к чему-то за стенами особняка.
— Мы не одиноки! Европейская и заатлантическая демократия протягивают руку бескорыстной помощи русским социалистам. Как нас заверяет представитель дружественных держав, — наклон седой головы в сторону дверей, и сигара успокоенно задымила, — в ближайшие дни союзная эскадра достигнет Архангельска. Крейсеры, оснащенные дальнобойной артиллерией, авиаматки с десятками аэропланов на борту, транспорты с полками, готовыми начать боевые действия… Дни большевиков сочтены, мы не оставляем им никаких надежд! Савинков в Ярославле, и Ярославль героически сражается. По деревням и селам мужик берется за топор. Бурлит Шенкурск, Вологда, Шексна, Череповец ждут только сигнала, — голос старца зазвучал напряженнее. — Наш долг, господа, возглавить движение всех патриотов за свободу, за хозяина земли русской — Учредительное собрание.
Несмотря на белый день, плотно зашторены окна. Единственная свеча бросала багровые блики на резьбу буфета красного дерева и золоченые багеты картин.
— Верховное Управление Северной области предстанет перед народом в тот же день, когда союзные войска вступят в город, встречаемые по доброму обычаю русских людей хлебом и солью и ликующими толпами трудящихся. Я кончил. Предлагаю расходиться, соблюдая меры предосторожности.
— Николай Васильевич… э-э, ваше превосходительство! — заскрипел отодвигаемый стул. — Мы решили: порядок, законность, никаких эксцессов. Как в таком случае вы мыслите толпы на улицах? Сомневаюсь, что благородные наши союзники останутся довольны сборищем… э-э… ликующих трудящихся. Прискорбно, господа, если нашим попустительством омрачится светлый праздник… э… свободы!
Седая патриаршая борода дернулась, из-под белесых опущенных ресниц вырвались злые нетерпеливые искорки.
— Детали разрешатся впоследствии. Но ликующие толпы, хлеб с солью будут… Будут! Народ ждет своих избавителей!
Деревянный особнячок, прятавшийся за высоким забором и кустами сирени, покидали поодиночке через продолжительные интервалы и прятали лица в поднятые воротники.
Представитель посольства задержался…
— Я предлагаю, разбив город на участки, — сказал он по-английски, — поручить каждый из участков специальной офицерской группе. Заготовлены списки большевиков, активистов и других неблагонадежных лиц с их адресами.
— Преступных, — поправил Чайковский. — Преступных лиц! Партию большевиков, Советы мы объявим вне закона как преступные сообщества, мистер Томсон.
День угасал. Было ветрено. Над куполами собора кружили галки. Обрывки бумаг струились по деревянным мосткам. Рябило гнилые лужи стоячей воды, рядом с деревянными расхлябанными тротуарами кивала на ветру осока.
Двое патрульных с красными повязками на рукавах пиджаков шагали по мосткам. Остановились у афишной тумбы, где был наклеен свежий лист:
«ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Ввести в районе всего Архангельска, порта и города военное положение.
2. Командующим сухопутными и морскими силами в этом районе временно назначаю начальника генерального штаба Беломорского военного округа Самойло, при нем политического комиссара от местного исполкома т. Куликова…
3. Командующим флотилией Северного Ледовитого океана назначаю временно начальника военно-морского отдела Целедфлота Виккорста…
4. Теперь же принять все меры к приведению сухопутных и морских сил в боевую готовность, командующему морскими силами привести в такую же готовность флот и батареи.
Подписал народный комиссар КЕДРОВ.»
Поддернув винтовки, красногвардейцы не спеша направились дальше. У перекрестка они задержали господина, показавшегося подозрительным. По виду иностранец — в котелке, в заграничном пальто, — чего он здесь ошивается? Иностранец, стуча тростью, выпячивал бороду и кричал возмущенно, коверкая слова:
— Я подданный Великобритания! Требовай консул!
Скопились зеваки. Старуха-салопница, протолкавшись вперед, причитала:
— За что они его, архаровцы? Кто прилично одет, хватают прямо на улице.
— Овсом кормят, — выкрикнул из задних рядов извозчик в кожаном фартуке. — Дожили! Вот так власть!
Красногвардеец сорвал с плеча винтовку, угрожающе щелкнул затвором:
— Тихо! Чего разоряетесь?
Зацокали копыта. Трое всадников — бурки, мохнатые папахи, о стремена бьют кривые сабли — осадили коней. Передний козырнул патрульным:
— Командир отряда Берс.
— Подозрительная личность, — отрапортовал патрульный. — Гулял бы по Троицкому, никто его не остановил.
— Документы, — коротко приказал Берс — для толпы по-русски, а для задержанного повторил это требование по-французски и по-английски.
Иностранец, подав паспорт, отдувался, вытирая лысину клетчатым платком.
Берс козырнул патрульным:
— Спасибо за службу, молодцы. С вашим фруктом разберемся. — Он, привстав на стременах, зычно скомандовал: — Граждане-е… Р-разойдись! Не скопляться!
И погнал задержанного по деревянным мосткам.
У проулка Берс дал знак всадникам — те отстали. Наезжая конями на тротуар, они сдерживали кучу зевак, устремившихся следом за ними. Копыта коней брызгали грязью, с удил летели хлопья пены. Толпа поневоле рассеялась.
Берс свесился с седла и, оглядевшись по сторонам, подал иностранцу его паспорт.
— Вы свободны, мистер Томсон. Предлагаю все же, сэр, для прогулок… — он усмехнулся, — поближе к центру выбрать закоулок.
Господин в котелке, опершись на трость, переждал, пока всадники — бурки развеваются, точно черные крылья, — проскачут мимо…
По зеленому лужку паслась корова на привязи.
Во дворике кудахтали куры.
Окраина. Совсем деревня — кабы не трансформаторная, осевшая набок будка, не столбы с проводами.
Постукивая тростью, иностранец долго петлял по улочкам и, наконец, будто вспомнив о неотложном деле, привернул в керосиновую лавку.
Приказчик скучал один в полутемном помещении — покупателей не было.
— Спички есть? — спросил господин в котелке по-русски.
— Что вы, — удивился приказчик. — У нас другой товар. Вы обратились не по адресу.
— Нет, мне нужно именно к вам. Попросите хозяина.
— Пройдите сюда, пожалуйста, — поклонился приказчик, пропуская посетителя за прилавок, где была узенькая дверь в смежное помещение.
Комнатка оказалась неожиданно светлой, прибранной. У окна стоял человек, нетерпеливо похрустывающий пальцами.
— Что случилось? — спросил у него вошедший. — Я рисковал, подвергся аресту…
— Все мы рискуем, — оборвал его человек у окна. — Должен предупредить о провале явок, этим объясняется ваш экстраординарный вызов. Затем в губисполкоме состоялось секретное совещание. Копия решения должна быть у меня.
— Письменного решения не было принято, — господин в котелке заметил небрежно брошенный на пол кожаный извозчичий фартук и добавил: — О провале в Соломбале и на Хабарке нам известно. Чекисты землю роют!
— Что? Роют землю? Как это понять?
— Простите, образное выражение. Значит, они усердствуют.
— Нам тоже не мешает быть усерднее. Срочно выделите добровольцев для засылки на Двину и железную дорогу. Оплата вперед. Проинструктирую их лично.
— Где я вас найду?
— Найду я вас… — человек у окна улыбнулся. — Не позднее, чем завтра! Заметьте, вас берегут, мистер Чаплин. Русский, вы обладаете паспортом британского подданного Томсона. Я — англичанин — имею русские документы. Улавливаете разницу?
Нежданный гость
Я проснулся от ощущения тревоги.
Выло рано. В доме ни звука. У кровати на коврике книга с закладкой из утиного пера: вчера читал. Читал, перечитывал, пытаясь отвлечься, — ведь карбаса нет! Ложусь и встаю с одной мыслью: у меня нет карбаса!
