Джин Плейди - Королева Виктория

«Шарлотта, должно быть, была умнее, чем бедняжка Феодора, — подумала я. — И как ей это удалось? Потому что она была сорвиголова? Разумеется, она была наследницей престола. Вероятно, это имело значение».

— Видели бы вы ее в подвенечном платье… из серебряной парчи… и король преподнес ей драгоценности, которые переходят от одной королевы Англии к другой. Но самым любимым ее украшением был бриллиантовый браслет. Угадайте почему? Да потому, что это был подарок от принца Леопольда… Я слушала со слезами на глазах.

— Она любила Клермонт. Для нее он значил больше, чем все королевские дворцы. Она настояла на том, чтобы жить как простая домашняя хозяйка. О, она умела настоять на своем. Она даже готовила иногда сама… и она была так добра к беднякам. Они любили ее. Она ухаживала за мужем, и это его очень забавляло, хотя он всегда напоминал ей о ее королевском достоинстве. Но Шарлотта только отмахивалась от всех его замечаний. Я помню, как она его причесывала. Они были так счастливы, служить ей было радостью, и потом… надо же, чтобы она так умерла. Все месяцы беременности она прекрасно себя чувствовала, была в восторге, что у нее будет ребенок. И надо же, чтобы именно роды привели ее к смерти!

Дядя тоже часто рассказывал о своей покойной жене. «Ты не представляешь, какого труда мне стоило изменить ее характер. До замужества она была очень необузданна. У нее были плохие отношения с родителями. Трудно вообразить себе более неудачных родителей».

— Как ты должна быть благодарна, дорогая, что твой дядя Леопольд так печется о твоем благополучии… и твоя мама тоже. А о моей бедной Шарлотте никто толком не заботился, пока она не встретила меня.

— Она, должно быть, очень любила вас? Дядя Леопольд улыбнулся своим воспоминаниям.

— Она меня боготворила. Моя милая, милая Шарлотта. Дитя мое, я надеюсь, тебе никогда не испытать такой печали, какую довелось испытать мне после ее смерти.

Когда я вспоминаю об этих разговорах с дядей Леопольдом, я сознаю, как часто они были проникнуты меланхолией. Дядя Леопольд воспринимал все крайне серьезно. Мне казалось, что жизнь может быть очень веселой. Я любила танцы, пение, смех, все, что, по словам мамы, было вульгарно, если чересчур этому предаваться. Может быть, я и была немножко вульгарна. Неудивительно, что маме и Лецен приходилось пристально наблюдать за мной. И все же мне нравились эти разговоры с дядей. Я любила пролить слезу с ним вместе по его утрате. Кроме того, он находил у себя множество болезней и любил рассказывать мне о них, и, как ни странно, эти его рассказы о бесчисленных недомоганиях мне тоже нравились. После того как я обнаружила, что роскошные локоны короля были на самом деле париком, я стала присматриваться к волосам всех окружающих меня мужчин, в том числе и к волосам дяди Леопольда. И мне понравилось, что, когда он заметил это, он тут же без всякого стеснения признался, что носит парик.

— Я надеваю его, чтобы голова не мерзла, — улыбаясь, сказал он.

— Что же, — заметила я, — это основательная причина, потому что вы так страдаете от головных болей, милый дядя.

Я заметила также, что он всегда носит обувь на толстых подошвах и с высокими каблуками. Я думала одно время, что он хочет казаться выше, но дядя объяснил, что вынужден носить такие башмаки из-за боли в ногах.

Во время этого визита дядя Леопольд как-то небрежно упомянул, что он принес ради меня большую жертву.

— Мне предложили греческий трон, но я отказался, — заявил он.

— Вы хотите сказать, что могли бы стать королем?

— Да, я бы стал королем. Но что из того? Первое, о чем я подумал, было: мне пришлось бы расстаться с маленькой Викторией.

— О, дядя Леопольд, вы отказались от короны ради меня?

— Ты стоишь того, любовь моя. По крайней мере, я так считаю! Если я смогу когда-нибудь гордиться моей любимой девочкой, я буду счастлив!

— Сможете, дядя, сможете.

— Я знаю. Никогда не забывай, дорогая, как я люблю тебя.

Я поклялась, что не забуду, и почувствовала себя очень гордой, потому что ради меня он отказался от короны.

Потом он рассказал мне о моем кузене, который родился в Розенау, три месяца спустя после того, как появилась на свет я.

— Этот милый мальчик — один из самых красивых, каких я когда-либо видел. Он — мой племянник… так же, как ты — моя племянница. Я часто думаю, как я счастлив, что могу заботиться о двух таких милых созданиях.

— Вы его любите, дядя?

— Очень.

Я почувствовала ревность к этому непрошеному родственнику и хотела спросить дядю Леопольда, любит ли он его больше, чем меня, но я сообразила, что об этом не стоит спрашивать, и ждала, что он мне еще расскажет об этом мальчике. Я была рада, что он моложе меня. Я чувствовала, что это давало мне преимущество.

— У него есть брат, старше его на год.

— У меня есть сестра на двенадцать лет старше меня.

Дядя Леопольд предпочел пропустить мое замечание мимо ушей. Он не хотел возвращаться к несчастьям Феодоры. Он хотел поговорить о своем маленьком племяннике.

— Его зовут Альберт, а его брата — Эрнст.

— Они немцы?

— Да, их отец — герцог Саксен-Кобург-Готский. Они прелестные мальчики. Особенно Альберт. У него большие голубые глаза, и он очень хорош собой. Он очень живой и добродушный. Я думаю, ты подружишься со своими кузенами, — продолжал дядя Леопольд. — У них нет мамы, а у тебя нет отца. Это в некотором роде сближает вас.

— Я увижу их когда-нибудь? Они приедут сюда? Я думаю, мама не захочет, чтобы я поехала в Германию.

— Я постараюсь, — сказал дядя Леопольд, — чтобы вы увиделись.

Впоследствии он часто говорил со мной о моих кузенах, и, когда я спрашивала его о них, он, казалось, был очень доволен.

Феодора вернулась в Кенсингтон. Мы были счастливы вновь встретиться. Она изменилась и не походила на покинувшую нас с разбитым сердцем Феодору. Она выглядела спокойной. Я полагаю, в этом покое была покорность судьбе. Вскоре должна была состояться ее свадьба с графом Гогенлое-Лангенбургом.

— Какие здесь произошли перемены за время моего отсутствия? — спросила она меня. Какие могли быть перемены? В Кенсингтоне жизнь была неизменной.

Несмотря на то, что она была вынуждена расстаться с Августом, я думаю, Феодора была довольна своей жизнью в Германии, потому что мама была с нею также строга, как и со мной, и под ее надзором она тоже чувствовала себя как в тюрьме. Так что мысль об относительной свободе, которую она обретала в супружестве, была ей приятна, хотя ее мужем должен был стать и не Август.

— Какой он, твой жених? — спросила я, когда мы с нею и Лецен сидели за шитьем. Нас никогда не оставляли одних.

— Он очень добрый.

— И красивый?

— Да, красивый.

— Ты любишь его?

— Я должна его любить, потому что он мой будущий муж.

Феодора говорила, как мама или Лецен. Я с грустью почувствовала, что она изменилась. Она стала взрослой, а взрослые всегда говорят не то, что думают, а то, что находят нужным сказать. Я опечалилась и больше о графе не спрашивала.

Свадьба Феодоры должна была состояться в Кенсингтонском дворце. Это было великое событие. Мне сшили чудесное белое платье, а Лецен потратила много времени, завивая мне волосы.

Бракосочетание должно было состояться в Комнате под куполом, где, как напомнила мне Лецен, меня крестили.

— Да, — сказала я, — и был скандал, потому что король не хотел, чтобы меня назвали Джорджианой. Вы знаете, мне кажется, что теперь он бы не возражал, если бы меня назвали в его честь. Он был так добр ко мне, когда мы встретились.

— Может быть… Но тогда он запретил это делать, и вас назвали Виктория. Что ж, это очень хорошее имя. Лецен улыбнулась и поправила мне выбившийся локон.

— Король будет у Феодоры посаженым отцом, — я хихикнула. — Я думаю, он предпочел бы ее себе в жены.

— Вы не должны говорить такие вещи.

— Когда мы были в Виндзоре, она ему очень понравилась.

— Вы ему тоже понравились.

— Да, но Феодора больше и по-другому.

— Иногда эти блестящие глазки видят не то, что есть на самом деле.

— Дорогая Лецен, как они могут видеть то, чего нет?

— Ну пойдем, моя умница, посмотрим, как там невеста.

Феодора выглядела очень красивой и совсем не испуганной. Я сразу же заметила на ней прекрасное бриллиантовое ожерелье.

— Это подарок короля, — сказала она.

— Я знала, что он любит тебя! Оно прелестно. Феодора, мне кажется, он сам бы хотел жениться на тебе.

— Вздор! Он старик.

— Старики всегда любят хорошеньких молодых женщин.

— Как ты наблюдательна!

— Лецен говорит, что я вижу то, чего на самом деле нет. Как это может быть? Разве это возможно?

— Обычные правила к Виктории неприменимы. Я засмеялась.

— Никому не говори такие вещи про короля, — посоветовала Феодора.