Во дни усобиц - Олег Игоревич Яковлев
Шумная толпа разряженных баронов выехала из города рано утром. Под сенью дубов и буков не было, правда, так жарко, и Авраамка даже немного радовался, что очутился на свежем воздухе, вдали от городской пыли и суеты. Утренний лес наполняло множество звуков, щебетали птицы, у подножий холмов журчали ключи с целебной, горьковатой на вкус водой.
Король велел разбить на широкой поляне лагерь, поставить свой большой шатёр и, окружённый телохранителями, предался отдыху.
Постарел, погрузнел Ласло, редко в последнее время ходил он в походы, выезжал на охоту, больше сидел затворником и молился о спасении души. Льстивые монахи и епископы уже поговаривали о причислении его после смерти к лику святых.
Авраамка на раскладном стульце расположился посреди поляны. В окружении пышной свиты унеслись в лес королевские дочери, занятые соколиной охотой; герцогиня Фелиция, вооружившись секирой, ускакала со своими нурманами ближе к Дунаю полевать вепря; стихли вдали крики ловчих и шумный галдёж лихих охотников, увлечённых зычным голосом герцога Альмы.
Авраамка недоумевал: зачем это король позвал его сюда? Или хочет поведать нечто тайное и важное?
Догадки смышлёного грека вскоре подтвердились. Ласло через начальника стражи вызвал его в шатёр.
Низко поклонившись, Авраамка скромно присел на кошму. Король, светлоглазый, полный, с круглым, лоснящимся от пота лицом, в коротком полукафтане и суконной шапке голубого цвета, пил из окованной серебром чаши молодое виноградное вино. Он натянуто улыбался, хвалил Авраамку за переводы, обмолвился добрым словом о Тальце. Грек напряжённо ждал, что будет дальше.
– Много вреда причиняет нам в последнее время германский император Генрих, – начал, наконец, король серьёзный разговор. – Обвиняет, что хотим мы, мадьяры, отобрать у него земли, нападаем на его крепости. Всё это правда, но мы воюем с ним, потому что союзны римскому папе Григорию, его злейшему врагу. Генрих – дьяволопоклонник, антихрист, он – порождение ада! Так вот: в прошлом году в Киев, ко князю Всеволоду, послан был Генрихом епископ Адальберт из Ольмюца. И стало мне известно: сговаривал этот Адальберт русских князей напасть на нас, вмешаться в вековые наши с германцами свары. Ещё известно о дочери князя Всеволода, Евпраксии. Она недавно овдовела и, говорят, в скором времени станет женой Генриха. Так вот, Авраамка: не нравится мне эта возня вокруг мадьярских земель. Надо слать посла в Киев.
– Ты прав, государь. Хотя, думаю, князь Всеволод достаточно разумен.
– Он может многого не знать. Адальберт – хитрая и коварная свинья. Я пошлю на Русь бана Уголана с богатыми дарами. С князем Всеволодом нам нужен мир. Ты поедешь вместе с посольством. Вот вернётся Коломан, ещё поговорим об этом щекотливом деле.
Король умолк, жестом повелев Авраамке выйти.
С бьющимся в волнении сердцем ходил молодой грек по лесной поляне, останавливался под деревьями, срывал с веток зелёные и жёлтые листья и никак не мог успокоиться.
Неужели он снова увидит Киев, воды Днепра?! А может, опять встретит чуть насмешливый и немного грустный взгляд серых глаз прекрасноликой Роксаны? Киев, Русь связывались и переплетались в душе Авраамки с этой женщиной, чью камею из сардоникса носит он, как дорогой оберег, на своей груди, с женщиной, чью красоту невозможно передать словами, с женщиной, равной которой не было для него никого в целом огромном мире.
Он почти не слышал и не обращал внимания на призывные звуки охотничьих рогов, на смешливых златокудрых королевских дочерей с соколами на руках, наперебой расхваливающих ловкость своих любимцев; на хохочущую Фелицию, потрясающую окровавленной секирой и головой убитого кабана. Мимо проскакал раздосадованный Альма – сегодня ему не повезло, он не смог настичь в чаще быстроногого оленя. Королевич хмурился и в раздражении кусал пышные усы.
Только за полночь Авраамка воротился к себе домой, усталый, разбитый и хмурый.
К удивлению грека, на пороге встретил его Талец, весь сияющий, с воеводской золотой гривной на шее.
Друзья обнялись, Талец долго и обстоятельно рассказывал о походе, битве и полонении печенегов. Авраамка решил покуда не говорить другу о возможной скорой поездке на Русь – ничего тут не было ещё точно известно. Наутро же грека снова вызвали во дворец.
Рослые слуги в долгих кафтанах провели его в обширные светлые покои с выходящими в сад распахнутыми стрельчатыми окнами. Здесь сейчас жил Коломан со своей семьёй, стены украшали сине-зелёные ковры, столы и лавки покрывало дорогое фландрское сукно, висели иконы, поблёскивали золотом кувшины и чаши, вдоль стен стояли окованные серебром лари.
Сам Коломан, в лёгком светло-зелёном жупане, сидел на раскладном стульчике. Из соседней палаты доносились плач ребёнка и женские голоса.
– У моего сына жар! – слышался обеспокоенный грубоватый голос герцогини. – Пошлите за старой королевой Анастасией, она знает толк в целебных травах.
– А, Авраамка! – устало потянулся Коломан, расправляя худые плечи. – Ты и представить себе не можешь, грек, как мне всё это надоело. Тьфу! – Он указал в сторону двери. – Приехал всего два часа назад, устал как собака, надеялся отдохнуть – так это поповское отродье, наследничек, вздумал хворать! После всей этой тряски в седле, пыли, тревожных ночей одолевает одно желание – завалиться спать. Ты знаешь, Авраамка, я завидую хану Кегену – уж он-то сейчас дрыхнет, как медведь в берлоге. Участь побеждённого иногда кажется милей славы победителя. Ох, грехи тяжкие! Кирие элейсон!
В светлицу, оттолкнув Авраамку, вбежал королевский шут – карлик Лешко. Скаля в издевательской улыбке крупные редкие зубы и потрясая деревянным мечом, карлик кривлялся и потешался над Коломаном, шепелявя и выкрикивая:
– Ваша уродливая шветлошть! Чем я, дурак, хуже ваш?! Вот, надел корону на голову и уже жахромал! – Он закрыл левый глаз и хлопнул себя по ржавому дырявому котелку, который с важным видом водрузил себе на чело.
Шуту разрешалось говорить всё что угодно, такие шуты имелись при всех европейских дворах, но сейчас Коломан разозлился и отстегал Лешко посохом по спине.
– Убирайся вон, дьяволово отродье! Не до тебя, придурок!
Дурачок, быстро смекнув, что явился не ко времени, юркнул за дверь.
– Авраамка! – Коломан поманил грека перстом и заговорил негромко, почти шёпотом. – Меня вызывал король. Только что стало ведомо: из Киева к нам в Эстергом едет посол князя Всеволода, боярин Чудин. Скажи, что об этом думаешь.
– Думаю, этот посол – ответ на прошлогоднюю миссию епископа Адальберта в Киев, – не раздумывая ни мгновения, отозвался Авраамка. – Князь Всеволод хочет побольше разузнать о сношениях королевства мадьяр с германцами, с императором Генрихом. Видно, пока он не решил, чью держать сторону.
– Или не вмешиваться, – кивая, добавил Коломан. –
