В тени трона - Василий Александрович Зубакин
Скрипнула дверь, в комнату вошел Магомед с небольшой дорожной сумкой в руках. Оторвавшись от газет, Бек взглянул сначала на сумку, искусно сшитую из мягкой коричневой кожи, а потом, вопросительно, на вошедшего.
– Лошадь поймал здесь у ручья, – сказал Магомед. – Пить она пришла. Чужая лошадь – убежала или всадника сбросила. Вот это было к седлу приторочено.
Он положил сумку на стол перед Беком. На ее кожаном боку был набит золотом выцветший замысловатый вензель. Бек внимательно всмотрелся в полустершиеся буквы и корону над ними и отщелкнул металлическую застежку. В сумке лежали личные вещи владельца: бритвенный прибор, блокнот с письменными принадлежностями, тяжелая хрустальная, наполненная рубиновым порто фляжка в кожаном чехле и с массивной серебряной крышкой, на головке которой были выгравированы герб и имя: «Дэвид Эдуард, принц Уэльский».
– Лошадь, говоришь, сбросила? – переспросил Бек, вертя в руках фляжку с вином.
– Или убежала, – подтвердил Магомед. – Кто его знает…
– Раз лошадь пришла, то и хозяин, того гляди, может появиться, – сказал Бек. – Ну что ж… Нам с тобой из нашего дома идти некуда. Подождем.
– Подождем, – согласно откликнулся Магомед.
И часа не прошло, как стук раздался в дверь.
– Гость, – сказал Бек. – Иди открой.
На пороге стоял охотник.
– Добрый вечер, господа! – сказал пришелец по-французски с легким английским акцентом. – Заблудился я, увидел свет в окошке… Разрешите тут у вас погреться?
– Заходите! – пригласил Бек. – Присаживайтесь вот у огонька.
Незнакомец опустился на табурет у стола и вытянул ноги к печке. Его прекрасный охотничий костюм в результате падения с лошади оказался весь в грязи.
– Мое имя Дэвид, – приступил он к необходимым разъяснениям. – Мы тут охоту на волков устроили…
– И как? – с интересом спросил Бек. – Удачно? Волка подстрелили?
– Не совсем… – замялся Дэвид. – Я бы даже поверил в оборотней, если б мог. В голубых оборотней. Невероятно, но я видел его собственными глазами и стрелял в него!
– И как? – повторил Бек.
– Как в луну! – досадливо сказал Дэвид. – Никак.
– На охоте много чего может случиться, – уклончиво заметил Бек. – Всякое бывает.
Повисла напряженная пауза. Дэвид впился глазами через стол в вырез рубахи хозяина: на груди Михаила золотился нательный крестик и расплющенный чекистской пулей оберег королевы Виктории.
– Когда-то один мой близкий родственник, – не сводя глаз с амулета, продолжил беседу принц, – пригласил меня к себе в Россию на медвежью охоту, с какими-то особенными собаками, забыл, как называются. – Дэвид посмотрел на Михаила сурово, чуть ли не угрожающе. – Королева Виктория, моя бабушка, надела такой талисман, – он указал на разбитый оберег Бека, – на шею считаным людям, в том числе русскому наследнику… – Здесь гость перешел на английский: – Майкл, это вы?
– Наша медвежья охота была бы поудачнее, – заговорил по-английски и хозяин. – Медведи никуда не делись, а вот собак-меделянов не осталось, да и от той России, строго говоря, не осталось почти ничего.
– Значит, это вы, – выдохнул Дэвид. – О Господи!
– Я тоже, Дэвид, сразу вас узнал, – признался Михаил. – Прочитал имя на фляге – лошадь принесла сюда вашу дорожную сумку, и в газетах на фотографиях видел вас с женой рядом с Гитлером. Вы мало изменились.
– Чего не скажешь о вас, – смущенно улыбнулся Дэвид. – Вас просто не узнать…
Улыбнулся и Михаил и руками развел.
– Весь мир гадал, – продолжал Дэвид, – где вы: в Сибири, в Японии? А вы как в воду канули – ни следа, ни вести… Зачем?
– Это – главный вопрос, – помолчав, сказал Михаил. – Вопрос жизни и смерти… Не от своей смерти я спасался, хотя мне она была гарантирована: на всех нас, Романовых, до последнего человека, большевики открыли охоту. Они, я знаю, выслеживали и мою жену – ждали, когда я у нее появлюсь, чтобы убить нас обоих. Это у них, Дэвид, называется «ход истории»: извести весь царский род, чтоб удержаться у власти. Женщин, детей – всех под корень. Убить прямых конкурентов, а потом взяться за косвенных; это их тактика, на том и стоят.
– Но прошло уже столько лет! – неуверенно возразил Дэвид. – Новый мир, новые люди. Неужели ничего не изменилось?
– Для большевиков не существует такого понятия, как «срок давности», – продолжил Михаил. – Это следует принимать как данность. Сегодня я легитимный наследник трона, и им необходимо было избавиться от меня, чтобы с облегчением поставить еще одну галочку в своем гроссбухе. Но и, выйди я из тени на свет, моим убийством и уничтожением моей семьи дело бы не ограничилось.
– А… чем? – спросил Дэвид. – Чем еще?
– Полегли бы десятки, может, сотни тысяч русских людей, – сказал Михаил, – верящих, что вооруженным путем и под царскими знаменами можно смести красную власть и возродить монархию в России. И я…
– Гитлер это сделает вместо вас, Майкл, – перебил Дэвид. – Ждать осталось недолго.
– Вы заблуждаетесь, Дэвид, – сказал Михаил. – Никто не сделает ничего полезного для России, кроме самих русских. Да и русские, как видите, утопили голову в плечах и не спешат. Страх правит миром, а не добродетель!
– Гитлер – великий человек! – с жаром возразил Дэвид. – Он перестроит мир и сделает его лучше.
– Все вожди-воители хотят перестроить мир, – пожал плечами Михаил. – Александр Македонский хотел, Чингисхан хотел. Даже Ленин с Троцким хотели. А теперь вот Гитлер.
– Я был у него, – сказал Дэвид. – Вам непременно надо с ним познакомиться.
– Мне? – удивился Михаил. – Зачем?
– У него есть в отношении России определенные планы, – сказал Дэвид. – Я слышал это от него самого.
– Планы? – спросил Михаил. – Какие же?
Разговор продолжился по-английски. Не понимавший на этом языке ни слова Магомед заварил крепкий индийский чай и поставил кружки на стол.
– Гитлер ненавидит демократию не меньше, чем большевиков. Не исключено, что он захочет восстановить монархию в России и тогда будет согласен увидеть вас на троне, – сказал Дэвид. – А я, может так случиться, вернусь на мой престол в Лондоне.
– Значит, снова война? – спросил Михаил. – Без крови никто власть не уступит. Но если Европа встретит Гитлера цветами, то Россия – огнем и свинцом.
– А разве можно перестроить мир без войны? – удивился Дэвид. – Мир это лишь передышка между войнами, не так ли? Адольф Гитлер
