Роже дю Гар - Жан Баруа

Углы комнаты тонут в сумерках.

Баруа, устремив взгляд на Люса, ждет.

Люс переворачивает последнюю страницу. Дочитывает ее внимательно до конца; рука, держащая рукопись, опускается; он снимает очки, щурит глаза, стараясь в полутьме разглядеть Баруа.

Люс. Мой бедный друг, что вы хотите услышать от меня? Я ничем уже не могу вам помочь теперь... (После молчания.) Нет... я ничем уже не могу вам помочь...

Васиньи-сюр-Лис, возле Гента.

Экипаж Баруа проезжает вдоль монастырской стены и останавливается возле ворот, которые тотчас же открываются. Баруа проходит через пустынный двор, минуту колеблется, а затем направляется к главному подъезду; как только он поднимается на последнюю ступеньку, закрытая дверь распахивается перед ним.

Он - в вестибюле, пол которого выложен плитами. Дверь закрывается. К нему приближается темная фигура монашенки, лицо ее скрыто под черным покрывалом.

Он следует за ней.

Она идет быстро, безостановочно вертя деревянной трещоткой. Бесконечные коридоры. Монашенка толкает последнюю дверь и пропускает его; он слышит, как сзади щелкает замок.

Приемная - обширная зала с блестящим полом, вымощенным плитками, разделена на две части деревянной решетчатой перегородкой.

Женщина в черном неподвижно сидит на стуле. Он узнает Сесиль, подходит к ней. Она вздрагивает и протягивает ему руку, не в силах вымолвить ни слова.

Он садится возле нее.

Проходит несколько минут.

Во дворе, на маленькой башне, пробило четыре часа.

Тотчас же по другую сторону решетки появляются три монахини одного роста; их лица закрыты черным. Две из них становятся на колени перед статуей пресвятой девы. Третья подходит к решетке и ключом отпирает небольшую дверь; затем присоединяется к монашенкам, читающим молитвы.

Сесиль и Жан встают, нервы их напряжены. Сесиль ловит ртом воздух, кажется, что она умирает.

Молитва окончилась.

Одна из монахинь крестится и подходит к ним. Приподнимает покрывало...

Сесиль издает заглушенный крик и судорожно сжимает ее в объятиях; потом внезапно отстраняется, чтобы убедиться, действительно ли это ее дочь, не обманули ли ее, и, жалобно произнося нежные слова, вновь прижимает ее к сердцу.

Мари поворачивает голову и, не высвобождаясь из объятий матери, протягивает руку отцу; он, плача, целует ее. Их взоры встречаются; Баруа узнает все тот же озабоченный взгляд, ставший еще суровее, ту же судорожную улыбку, выражающую высшую степень ее веры; только раньше она не была такой светлой.

Мари. Пожалейте меня, мама, не плачьте... Бог пошлет вам силу, утешение... (Голос ее изменился. Помимо своей воли она прибавляет.) Если б вы знали, как я счастлива!

Сесиль, задыхась от слез в ее объятиях, что-то жалостно бормочет.

Сесиль. Что со мной будет, Мари?.. Что будет? Мари нежно обнимает прижавшуюся к ней мать, гладит ее по голове.

Мари (поворачиваясь к Баруа). Отец, я прочла ваш манифест... Это последняя милость, в которой я так нуждалась... (Она смотрит ему в глаза. И внезапно с надеждой в голосе произносит.) Отец, страницы, что вы написали, взывают к богу!..

Баруа отрицательно качает головой.

Сесиль ничего не слушает; сквозь ее рыдания можно различить: "Что со мной будет?.. Что со мной будет?.. "

Мари переводит взгляд с одного на другого. Ее сердце в последний раз смягчается от обычной человеческой жалости. Она наклоняется, берет руку отца и тихонько тянет его к матери.

(Вполголоса.) О, я так молилась... (Едва слышно.) Не расставайтесь больше...

В глубине комнаты монахини поднимаются с колеи.

Они подходят.

Мари слышит, как они приближаются. Она дрожит; на лице ее появляется выражение ужаса. Она вырывается из объятий матери и бросается к отцу; он едва успевает ощутить губами шелковистую кожу ее выпуклого лба... Она отшатывается: с потерянным видом еще раз обнимает мать, которая не отводит от нее безумных глаз.

Потом быстро пятится назад. Покрывало падает.

Монашенка старательно закрывает решетку.

Никто больше не увидит это лицо живым.

Сесиль потрясена; руки повисли, рот приоткрыт. Внезапно она покачнулась и упала бы, если бы Баруа не подхватил ее.

Она цепляется за него.

Сесиль (едва слышно). Не покидай меня, Жан... не покидай меня...

Дверь открывается.

Слышен шум трещотки привратницы.

Баруа, поддерживая Сесиль, ведет ее к выходу.

Час спустя.

В задней комнате постоялого двора. К огню придвинуты два кресла. Висячая лампа освещает ужин, к которому никто не притронулся.

Баруа сидит поодаль, он видит Сесиль со спины, видит ее понурую фигуру, измятую шляпу, сползающую с растрепанных волос; время от времени она поворачивает голову и прижимает платок к распухшим губам, стараясь заглушить рыдания.

Его трясет лихорадка; каждое биение сердца причиняет боль; нервы напряжены до предела. Эти слезы будят в нем далекие воспоминания.

Без горечи он думает о прошлом: одиночество, которое мучило его вчера, которое ждет его завтра, страшит его больше, чем былые разногласия.

"Она сказала: "Не покидай меня..." Может быть это лишь крик отчаяния.

О, если она хочет...

Но практически это нелегко осуществить...

Захочет ли она жить со мною за городом? Вряд ли она согласится на это: у нее есть какая-то деятельность, благотворительные дела...

Тогда как? Ведь не могу же я поселиться в доме госпожи Пасклен..."

Невольно он произносит вслух конец фразы:

Баруа... Это возможно лишь в том случае, если она согласится покинуть свой дом... и поселиться в доме моей бабушки...

Сесиль поворачивается.

Баруа краснеет.

Она в нерешительности, она не знает, правильно ли поняла его. От волнения она даже начинает косить. Потом, не вставая с кресла, в благодарном порыве протягивает руку Баруа.

СУМЕРКИ

"... подобен тому, кто в поисках пути следовал бы за светом, источник которого находится в его собственной руке..."

Андре Жид.

"... Не гаси коптящий фитиль... Ведь запах его тоже помогает нам не сбиться с пути..."

Ибсен.

Бюи, старый дом семьи Баруа.

Первые летние дни.

Десять часов утра.

Комната Сесили.

Она собрала сюда всю мебель из маленькой гостиной г-жи Пасклен.

Сесиль сидит за письменным столом. Черное платье. Волосы гладко причесаны. Перед ней - раскрытая расходная книга. Рядом - тетради с надписями на обложках: "Пожертвования", "Гардеробная".

Сесиль. Войдите...

Входит Жан.

Она заканчивает подсчеты, прикладывает промокательную бумагу и поворачивает голову. Сердечная улыбка.

Как вы себя сегодня чувствуете? Жан. Недурно. Сесиль. Чудесная погода...

Жан подходит к окну. Подоконник теплый. Двор залит светом.

Жан. На солнце сейчас, верно, хорошо...

Привычным движением Сесиль складывает тетради. Затем прикалывает шляпу к волосам и берет под мышку одну из тетрадей.

Сесиль. Мне надо отнести ее аббату Левису.

Жан спускается по лестнице вслед за нею. Дверь вестибюля открыта; от ярко освещенного солнцем крыльца рябит в глазах.

Жан, зажмурившись, делает несколько шагов. Солнце жжет ему плечи.

Первые пионы, первая земляника; зеленые виноградные лозы обвивают беседку.

На колокольне пробили часы.

Он поднимает глаза; взгляд его скользит по выкрашенной охрой каменной стене и теряется в глубокой синеве небес - в безбрежном куполе.

Он медленно подходит к стоящей в беседке скамье. Садится и откидывает руки на теплую спинку скамьи так, чтобы щедрый солнечный свет заливал все его тело. Кисти рук розовеют на солнце. Блаженное умиротворение.

Он думает:

"Вот я сижу здесь, среди этого великолепия весны... Я его не понимаю. Но оно овладевает мною, подчиняет меня себе.

Существуют, должно быть, целые миры идей, в которые наша мысль еще не отваживалась проникать... Идей, которые выходят за рамки наших представлений о душе, о боге; идей, которые могла бы примирить наши противоречия... Ах!.. "

Прошло несколько минут.

Жан медленно поднимается по ступенькам крыльца. Звук колокольчика у калитки. Во дворе появляется незнакомый аббат; увидев Жана, он подходит к нему.

Жан. Госпожа Баруа только что ушла, сударь. Священник в нерешительности.

Аббат. Разрешите представиться: аббат Левис.

Жан (с крыльца). Госпожа Баруа будет весьма огорчена. Насколько мне известно, она пошла к вам.

Аббат (делает жест, который должен, видимо, означать, что г-жа Баруа и ее благотворительная деятельность сейчас его мало занимают). Если бы я не воспользовался этим случаем, сударь, я бы себе этого никогда не простил... Я лишь недавно прибыл в Бюи. Но с тех пор, как живу в одном городе с вами, я все время испытываю желание нанести вам визит.