Александр Немировский - Пифагор
Тилар поднял голову, и то, что Пифагор прочитал в его взгляде, ещё более его потрясло: «Девушку звали Мией. С такими глазами не обманывают. Я не мог нарушить обета молчания и ей помочь».
Услышав тяжёлое дыхание Эвримена, Пифагор повернулся к нему и, захваченный смятением его мыслей, проговорил:
— Так ты не пустил мою дочь... Ты ей не поверил? Но не огорчайся, Эвримен, ты ни в чём не виноват. Ты выполнял моё распоряжение. Я и сам не знал о её существовании. Для меня это дар судьбы, как всегда нежданный. Её замыслы не ведомы никому. И где ты теперь, Мия? Найдёшь ли ко мне дорогу или исчезнешь бесследно, как твоя мать?
Юноши молча покинули лесху. Вскоре оттуда донеслись звуки кифары, и такие пленительные, что можно было подумать, будто вместе с гармонией по миру растекается потрясённая душа.
Пифагор не вышел из дому ни в этот, ни в следующий день. Видимо, происшедшее было для него не даром, а ударом судьбы.
Сибариты
Это был осенний месяц, который тиррены называли хуру, ромеи — октобером или восьмым, а эллины — боэдромионом. Полетели на юг журавли. Был собран виноград, и начались праздники Диониса. Повеяли бурные ветры, загоняя суда в гавань. В прошлые годы в эти дни можно было видеть юношей в сопровождении отцов или старших братьев, направляющихся в Кротон, чтобы испытать судьбу. Только немногим из них посчастливилось остаться в храме Муз. Большинство из них возвращались домой с обидой на самих себя. Но были и такие, которые надолго затаили ненависть к тому, кто не сумел оценить их способностей. Некоторые из них со временем достигнут в своих полисах высокого положения и поставят целью отомстить обидчику.
Таков был кротонец Килон, в своё время отвергнутый Пифагором из-за отсутствия способностей к научным занятиям. Он носил то же имя, что и афинянин, впервые попытавшийся силой захватить власть и убитый у алтаря Алкмеонидами. От афинского Килона пошло выражение «Килонова скверна». Кротонский Килон сам был носителем скверны и остался безнаказанным.
Пифагор завершил чтение глиняных табличек с ассирийскими письменами, присланных Демокедом. Находясь в Вавилонии, Пифагор знал, что наблюдением за небесными светилами до вавилонян занимались ассирийцы, и слышал об ассирийском царе Ашшурбанипале, собравшем в своей библиотеке результаты наблюдений за много сотен лет. Но мог ли он думать, что в его руках окажутся именно эти таблички? Их привёз Демокеду один из пленённых вавилонянами иудеев, не последовавших за своим народом, отпущенным персами на свободу. Он набрёл на развалины разрушенной ассирийской столицы и набрал целую корзину табличек. Оказалось, что задолго до ассирийцев какой-то населявший Месопотамию народ установил периодичность небесных явлений и, осуществив за ними наблюдения, расположил их результаты в арифметические ряды. Применение к этим рядам геометрических правил позволяло вычислить орбиты движения планет.
За спиной послышались шаги Эвримена.
— К тебе сибариты, Пифагор.
Их было пятеро. Одного из них Пифагор знал в лицо и по имени: Менестор, ботаник, лучший из учеников Демокеда. Говорили невпопад, перебивая друг друга.
— Чернь распоясалась, — начал Менестор. — Негодяи во главе с Телисом стали врываться в дома. У меня разбросали свитки и уничтожили коллекцию растений. Искали золото, ибо распространился нелепый слух, будто я выпариваю его из трав. В других домах изнасиловали жён и дочерей.
— Они разбили трубы, по которым текло вино! — подхватил другой сибарит. — Пьяных ничто не могло остановить. Нам удалось спастись на лодке. Но Килон не захотел нас даже принять.
— А мы хотим помочь Кротону! — выкрикнул третий. — Мы готовы служить в вашем войске. Нашему примеру последуют многие порядочные люди.
Пифагор понял главное: Сибарис захвачен начальником наёмников италийцем Телисом. У Килона появился предлог для военных действий против Сибариса, и он отказывается от помощи беглецов, чтобы не связывать себе руки.
«Удивительно, как перемена власти на ничтожной части земной поверхности может приостановить исследования», — подумал Пифагор, но вслух произнёс:
— Я попытаюсь вам помочь. Оставайтесь пока здесь. Я отправлюсь в Кротон.
К Мегарам
Давно уже на Демокеда не обрушивался такой словесный поток. И он не только его не прерывал, но делал вид, что увлечён рассказом, понимая, что Гиппию, пережившему такое потрясение, надо выговориться. Он не вникал в детали, пропуская сквозь слух, как через решето, ничего не значащие для него имена — Гармодий, Аристогитон, Критий, Клисфен...
— Жалуется? — спросил вполголоса сидевший рядом Мардоний.
Демокед кивнул.
— Расскажи ему, как милостив царь царей по отношению к тем, кто служит ему верой и правдой. Это его успокоит.
И пришлось Демокеду поведать гостю всю свою историю, начиная с излечения Дария. И она, кажется, не только удивила, но обрадовала изгнанника. Во всяком случае, глаза его оживились, а когда Демокед начал описывать пожалованный ему дворец, он перебил:
— В юности ты исцелил моё тело, а ныне дух. Мне кажется, я смогу начать в Персии новую жизнь.
Персидские корабли медленно входили в пролив. Мардоний подошёл к борту, наблюдая, как сближаются противоположные берега.
— В этом месте не более трёх стадиев, — проговорил Мардоний.
— Два с половиной, — поправил Демокед, подходя к нему. — Хороший стрелок с того или другого берега может поразить корабль, идущий по центру.
— Ну нет, — возразил перс. — Для этого пролив должен быть вдвое уже, но я не позавидую наварху, который осмелился бы ввести сюда тяжёлые корабли. А что за холмистый берег слева?
— Прославленный остров Саламин.
— Чем прославленный?
— Соперничеством между Афинами и Мегарами. Всего полвека назад Саламин принадлежал Мегарам, к которым мы сейчас плывём. Представь себе, что ощущали афиняне, зная, что их отделяет от враждебного им города эта узкая полоска воды.
— Представляю. Но почему эти города враждуют?
— О, это длинная история. Если я её начну, то едва успею закончить до высадки, если ты, конечно, не прикажешь убавить паруса.
— Ну всё же, если коротко.
— Прежде всего Афины и Мегары — соседи, и этого одного бывает достаточно для вражды. К тому же мегарцы — дорийцы, а афиняне — ионийцы, родственные тем городам Азии, над которыми властвует твой и мой повелитель. Мегары, меньшие по размеру, чем Афины, имеют множество колоний. Поэтому, глядя с материка на остров, афиняне вспоминали о том, как мегарцы мешают им в Сикелии — там их колония Мегара Гиблейская — и на Понте, где их колония Гераклея, сама имеющая колонии.
— На Таврике Херсонес, — оживился Мардоний.
— И это всё, — продолжил Демокед, — разожгло неприязнь. Одно время она достигла такого накала, что афиняне постановили казнить каждого, кто упомянет вслух Саламин. И тогда поэт Солон, притворившись безумным, прочитал о Саламине стихи:
Все горожане, сюда! Я торговый гость саламинский,Но не товары привёз, — нет, я привёз вам стихи.На Саламин! Как один человек за остров желанныйВсе ополчимся! С Афин смоем проклятья позор!
Это было подобно разряду молнии.
— Прочитал стихи! — расхохотался Мардоний. — И зачем тогда ему было притворяться безумным? Разве афинянам не известно, что тот, кто говорит стихами, безумец?
— Твоим замечанием, Мардоний, ты лишил себя возможности услышать стихи Солона до конца и понять, что Солон высказал с необыкновенной проникновенностью истину, лежащую на поверхности и доступную пониманию каждого, разумеется, афинянина. Живя на Самосе, я там познакомился с мегарцем Эвпалином, и он, изъясняясь прозой, высказал суждение, противоположное тому, что вещал Солон.
— Я где-то слышал имя Эвпалин.
— Ещё бы не слышал! — воскликнул Демокед. — Ведь это он обещал Дарайавушу перебросить через пролив мост, но сам не успел осуществить свой замысел.
— Так вот оно что... — протянул Мардоний. — Дарайавуш рассказывал об этом человеке, удивляясь тому, что за такой труд он не потребовал от него ни города во владение, ни корабля, нагруженного золотом. Теперь я понял — им руководила ненависть к афинянам, и я расскажу об этом нашему повелителю и объясню ему, что знать об отношениях яванов между собой не менее важно, чем о расположении проливов, направлении ветров и устройстве гаваней.
— А вот и показались Мегары, и тебе уже поздно убавлять паруса.
Мардоний улыбнулся:
— Ты прав. Уже пора готовить якорные камни.
В Метапонте