Игорь Лощилов - Отчаянный корпус
— А на Восточную?
— Пока не осилили, — огорченно вздохнул Ветров, — но для полноты картины ваше замечание, конечно, нужно учесть.
Краснов издал удовлетворенный возглас и глубже погрузился в кожаное кресло. Теперь на все заседание совета он полностью нейтрализовался по причине глубокого и безмятежного сна. После нескольких напоминаний председательствующего о необходимости задавать вопросы поднялся подполковник Кротов и сбивчиво спросил о том, какие законы распределения времени поступления донесений использованы в расчетах. Выслушав ответ, он потоптался, как бы намереваясь вступить в научный спор, но передумал и нерешительно присел на краешек стула.
Потом подал голос присутственный полковник, поинтересовавшийся тем, можно ли применить предлагаемую систему для передачи другой информации. Когда Ветров напомнил, что данная система предназначена для передачи боевых донесений в условиях напряженной радиоэлектронной обстановки, он попросил не уходить от прямого ответа на поставленный вопрос и сказать четко: можно или нельзя. «Можно», — ответил Ветров любителю четких ответов. «И с какой же эффективностью?» — озадаченно спросил тот. «Примерно с такой же, как освещать комнату телевизором». Тут многие присутствующие заулыбались, и напряженная атмосфера совета чуть-чуть разрядилась. Зеленцов порекомендовал докладчику пользоваться более строгими критериями, однако никакой агрессивности в его тоне не чувствовалось.
— Раз дело дошло до шуток, вопросы можно прекратить, — предложил он. — Кто желает выступить?
Снова настала томительная тишина.
— Может быть, Иван Петрович?
Кротов резво вскочил, но такая готовность решительности не прибавила. По всему было видно, что у него внутри происходит тяжелая работа, от которой даже запотели очки. Он снял их, обнаружив по-детски беззащитный взгляд близоруких глаз.
— Ну, так что? — поторопил его Зеленцов.
И Кротов заговорил, путаясь и заикаясь, что он, конечно, не считает себя таким специалистом, как профессор Ветров, и не обладает даже частицей его опыта. Но сознание своей ущербности заставляет его постоянно читать разные книжки, и вот он прочитал, что поток входящих сообщений более соответствует распределению Эрланга, чем Пуассона, как использовал в расчетах уважаемый коллега. Поэтому к его докладу нужно отнестись критически и порекомендовать автору уточнить свои выводы, чтобы избежать упреков в измерениях неправильным метром… «Что за ахинею он несет? — подумал Ветров. — На этапе обсуждения научно-технического замысла вид входящего потока имеет десятистепенное значение, примерно такое же, что цвет ручки на макете первого радиоприемника».
Присутственный полковник выразился более масштабно, и немудрено: из-за его представительной фигуры вырисовывались государственные интересы. Он сказал, что в свете мировой тенденции к интеграции сетей связи предложение о разработке еще одной специальной системы выглядит архаичным. К тому же нужно учесть проблемы конверсии: если ориентироваться только на передачу боевых донесений, то впоследствии ее будет трудно приспособить к решению народнохозяйственных задач.
К этому времени Ветров уже в полной мере оценил заданность устроенного обсуждения и понял, что ни возражать, ни спорить не имело никакого смысла. К нему вернулись спокойствие и способность наблюдать за происходящим с известной долей иронии. «С этой конверсией у нас, связистов, еще не окончательный беспредел, — думал он. — Будем передавать сводки с полей битвы за урожай. И моряки смогут приспособиться: организуют, скажем, кругосветное путешествие туристов на подводных лодках, чем не экзотика? Особенно если без всплытия. А вот артиллеристам совсем плохо, у них, поди, тоже имеются свои радетели государственных интересов…»
— Ну что, товарищи, будем принимать решение, — сказал Зеленцов и кивнул ученому секретарю. Тот встал и начал читать по бумажке. Послушный механизм сначала разогревался на холостых деепричастных оборотах — заслушав, обсудив, учитывая… Потом устойчиво пророкотал: «Из-за недостаточно проработанной концепции режима ускоренной передачи донесений считать выступление по данному вопросу преждевременным».
Ветров даже вздрогнул от такого щелчка — как будто он сам напросился на это скоропалительное обсуждение. Ученый секретарь посмотрел поверх очков и покачал бумажкой. Стало видно, что текст решения напечатан на машинке, и, значит, вывод был сделан заранее.
— Вы хотите что-нибудь сказать? — любезно спросил Зеленцов.
— Да нет, — в тон ему ответил Ветров, — разве только выразить благодарность за внимание и глубину обсуждения моего доклада.
Адмирал укоризненно вздохнул:
— Ну вот, вы опять ерничаете… Кто-нибудь еще разделяет мнение профессора Ветрова?
Тишина.
— Тогда прошу голосовать за предложенное решение.
Члены ученого совета расходились без обычного оживления. Они сосредоточено огибали остановившегося в коридоре Ветрова, торопясь по своим делам. Подполковник Кротов тоже проскользнул мимо, но вдруг замедлил ход и быстро возвратился.
— Вы, конечно, меня презираете, — заговорил он, — но иного выхода не было. Сами знаете мое положение: стал служить поздно, выслуги не хватает, а грядет сокращение армии. Говорят, начнут с тех, у кого нет военного образования. Вам-то хорошо, у вас все есть. Я не мог отказаться, понимаете? Когда сказали…
— Кто сказал?
— Сами понимаете кто. Не прямо, конечно, просто дали понять. Но я вам ничего не говорил, ничего…
Заметив, что из зала заседаний совета собирается выходить очередная фигура, Кротов стремительно отошел, продолжая путь к заветной выслуге. Фигура оказалась отставным генералом Красновым.
— Поздравляю! — радостно сказал он. — В военном деле, как и в любви, главное — что? Вовремя донести!
Он так и не понял, что произошло на совете, но сон его порядком освежил и навеял приятные воспоминания.
Когда Ветров вернулся к себе, в кабинете настойчиво звонил телефон — это прорывался Белов из Озерного. Он выслушал еще одну нерадостную весть и задумался. Получалось, что обкладывали по всем охотничьим правилам, со всех сторон. Чуть позже стало известно, что отдел лишили выделенного ранее машинного времени для отработки задач по новой тематике. Эта акция, конечно же, была совершена по прямому указанию Зеленцова. Тот давно уже самолично занимался распределением разного рода дефицита: квартир, автомобилей, помещений, аппаратуры, машинного времени. Интенсивность их выделения напрямую зависела от адмиральского неудовольствия, и в данном случае оно было налицо. Оставалась неясной только его истинная причина. Нельзя же, в самом деле, считать, что оно вызвано расхождениями в оценках предложения Денисова. Ему и раньше приходилось идти наперекор мнению начальства, причем в куда более важных вопросах, но даже тогда особых последствий научное упрямство не имело. В чем же дело теперь? Неужели намекают, что пора на отдых?
Вообще-то предстоящее увольнение из кадров его не страшило. Научная квалификация и авторитет гарантировали приличный заработок, так что материальных издержек не ожидалось, скорее наоборот. К тому же старшие по возрасту коллеги в один голос утверждали, что на гражданке сейчас неизмеримо лучше, и переход в этот «лучший мир» военного ученого не должен беспокоить. Хорошо осведомленный Зеленцов вряд ли пойдет на такую малоэффективную меру. Тогда в чем же дело? Ох, был бы Алишер…
Ветров внезапно вспомнил о своем кадетском друге, который любил все раскладывать по логическим полочкам. Вот кто бы докопался до истины. Правда, в последнее время они как-то отошли друг от друга, обменивались редкими звонками, а в более тесном общении потребности не возникало. Да и телефон, наверное, изменился… впрочем, чем черт не шутит? Ветров отыскал в записной книжке и набрал номер его телефона. Алишер сразу отозвался хриплым прокуренным голосом — смолил он безбожно.
— Ты как смотришь на то, что через два часа я буду твоим гостем?
— Резко положительно. Если с бутылкой, то будешь хозяином.
По пути к другу он стал вспоминать своих однокашников. По-разному сложились их судьбы, и далеко не все пошли по военной линии.
Мишка Голубев, неисправимый обжора, был забракован уже на подступе к курсантскому училищу. Но духом не пал и стал известным философом — вот уже совсем неожиданный поворот у подростка, не подававшего и намека на склонность к размышлениям. На одной из встреч он попытался объясниться: «Все считали меня тупицей, по сравнению с вами я действительно выглядел бледно. Когда комиссовали, страшно переживал: со всех сторон, выходит, обижен. Тут-то и решил доказать. Кому? Да прежде всего самому себе».
Имелись истории и с менее благополучным концом. Витька Седов, их боевой командир, весь устремленный на «ловлю счастья и чинов», что было для него одно и то же, начал службу резво, форменным образом «с места в карьеру». Быстро доскакал до замкомполка и уже примеривался к должности полкового командира, когда случилось несчастье — при выполнении учебных стрельб погиб солдат. Витька слетел с должности, пристроился в военкомы. Но спокойная жизнь лихому скакуну быстро надоела. Попавшись на злоупотреблениях, он был вынужден расседлать коня и отправиться начальником ведомственной охраны. Обратный путь из карьеры оказался не менее стремительным — сейчас он занимал скромную должность стрелка и в свободное время играл в бильярд.
