Элисон Уэйр - Плененная королева
Глава 38
Кан, Нормандия и Пуатье, 1170 год
За те два года, что Алиенора не видела Генриха, он заметно состарился. В рыжих волосах появились белые пряди, на лице – морщины, и еще он прибавил в весе. Генрих формально приветствовал ее, поцеловав в обе щеки – встреча двух суверенных монархов. Лицо короля оставалось бесстрастным. Потом он взял жену за руку и повел в Большой зал Канского казначейства. Его придворные кланялись, когда они проходили мимо.
– Я бы не вызвал тебя на север в разгар зимы, если бы для нас не было важно проявить солидарность в этом вопросе, – объяснил он.
– Ты решил сейчас короновать Молодого Генриха королем Англии, насколько я понимаю, – сказала Алиенора.
– Да. В Англии обычно дожидаются естественной смены правителей, но все французские короли от самогу Карла Великого короновали наследников при своей жизни, и я убежден, что это хороший способ обеспечить преемственность. Англичане, конечно, будут ворчать – они не любят нарушения традиций, но им придется с этим смириться. Моему плану мешает только одно.
– Бекет, – не задумываясь, сказала Алиенора.
– Да, – тяжело вздохнул Генрих. – Но мы поговорим об этом за обедом. – Он провел ее в великолепную комнату со сводчатыми потолками, увешанную гобеленами, запечатлевшими сцены охоты. – Хочешь вина?
– Спасибо, – вежливо ответила Алиенора, безуспешно пытаясь вспомнить страсть, когда-то бушевавшую между ними. Теперь казалось, что они стали чужими. – Хорошо провел Рождество?
– Да, – ответил Генрих. – Я был в Нанте, в Бретани, вместе с Жоффруа и Констанцией. Жаль, что тебя не было в Ренне прошлой весной и ты не видела, как на Жоффруа возложили герцогскую корону.
– И мне жаль, что я не смогла приехать. Я совершала путешествие по Аквитании. Но Жоффруа потом рассказывал мне, и Констанция все еще была полна впечатлений и раздувалась от чувства собственной важности, маленькая озорница. – Алиенора скорчила гримасу, вспомнив об этом.
– Да, у Жоффруа будут с ней проблемы, – усмехнулся Генрих. – Слава богу, ему еще несколько лет не спать с ней.
– Так в Бретани теперь все спокойно? – Алиенора не смогла воспротивиться желанию задать этот вопрос.
История была древняя – восстание Эда де Пороэта, но ей хотелось заставить Генри еще немного попотеть, вспоминая об этом. Он недоуменно посмотрел на нее, потом отвернулся.
– Ты знаешь, – сказал он.
– Вся Европа знает, – язвительно заметила она. – Как же это могло пройти мимо меня?
– Алиенора, я пригласил тебя сюда не для того, чтобы ссориться, – чуть ли не умоляющим тоном произнес Генрих. – Ты просила свободу – ты ее получила. Так позволь и мне пользоваться свободой.
– Конечно, – легко ответила она. – Я надеюсь, Розамунда, Прекрасная Розамунда, как ее, кажется, называют – ах, как это очаровательно звучит! – не была слишком расстроена. Она ведь до сих пор твоя любовница, насколько мне известно?
– Чертовка! – прорычал Генрих. – Ты не провела здесь и пяти минут, а уже успела затеять свару со мной.
– Да, но я копила кое-что, чтобы сказать тебе, в течение последних двух лет, – ответила Алиенора.
– Вообще-то, я рад видеть тебя, – признался Генрих. – Не надо портить мне впечатление.
– Как это трогательно! – воскликнула она, но улыбка получилась наигранной.
– Мы теперь должны действовать вместе, – сказал он, нахмурившись. – Может, заключим перемирие?
– Перемирие! – Улыбка, казалось, прилипла к ее губам. – Как тебе угодно.
Они обедали в соларе, слуги принесли блюда и удалились, оставив их на боковом столике, чтобы король и королева сами могли брать все, что пожелают.
Когда они сели, Генрих не теряя времени вернулся к вопросу о коронации Молодого Генриха.
– Вот чего я хочу, – начал он. – Я хочу, чтобы Бекет вернулся на свое законное место в Кентербери и с этой бесконечной враждой было покончено. Церемонию коронации должен проводить архиепископ Кентерберийский.
– Но я слышала, что в прошлом году ты опять поссорился с Бекетом?
– Это верно, – тяжело вздохнул Генрих. – Людовик предложил выступить в качестве посредника – еще раз, – и по его предложению я отправил письмо Томасу, в котором писал, что поддержу его возвращение в должность, если он отзовет свои обвинения в адрес Кларендонских конституций. И он согласился, Алиенора! Он ответил, что сделает это.
– Так что же случилось?
Она слышала несколько фальсифицированных версий того, что происходило на самом деле, но так и не знала, которой из них можно верить.
– Томас приехал встретиться со мной. До этого мы не видели друг друга четыре года, так что можешь себе представить, что я чувствовал. Он упал на колени, потом вообще распростерся передо мной ниц, умоляя о милосердии.
– Он всегда был любителем театральных жестов, – язвительно заметила Алиенора.
– Ты говоришь, как моя мать, да будет земля ей пухом, – возразил Генрих.
– Твоя мать была мудрой женщиной, и она видела этого человека насквозь.
– Слушай, я пытаюсь рассказать тебе, что случилось, – запротестовал Генрих.
– Да-да, продолжай, – холодно ответила она.
– Я думал, на этом все и закончится. Мы обменяемся поцелуем мира, он отправится в Кентербери, и мы заживем счастливо.
– Генри, это ведь Томас Бекет – о нем мы ведем речь. С этим священником все непросто. И что же он сделал?
Генрих кинул на жену обиженный взгляд, но продолжил рассказ, не попавшись на наживку:
– Он все уничтожил. Сказал, что с радостью подчинится мне во всем, если это не затрагивает чести Господа. И что не годится священнику подчиняться воле мирянина. После этого у меня не осталось сомнений, что мы вернулись к тому, с чего начали.
– И что ты сделал?
– Сорвался. Обругал его и вышел. Все вокруг подняли крик, а Людовик тщетно пытался убедить Томаса, что он чересчур упрямствует. На том все и закончилось. Бекет умчался в монастырь и с тех пор сидит там, черт бы его подрал!
Алиенора поднялась, подошла со своей тарелкой к столику и подцепила ножом еще два куска цыпленка.
– И что же дальше? – спросила она.
– Я предлагаю – и прошу тебя одобрить это, – чтобы церемонию коронации Молодого Генриха провел наш друг Роджер, архиепископ Йорка.
Алиенора уставилась на мужа:
– Ты понимаешь, что Бекет воспримет это как смертельное оскорбление?
– Понимаю, – с вызовом ответил Генрих. – И еще понимаю, что это оскорбит сторонников традиции. Но я не могу позволить этому дьявольскому священнику расстраивать мои планы. Ты согласна?
– Абсолютно. Может быть, так ты и сможешь привести Бекета к повиновению.
Но ничего из этого не получилось.
– Бекет стал угрожать мне отлучением, если я прикажу архиепископу Роджеру провести церемонию коронации! – взревел Генрих. – Мало того, он пожаловался Папе, и его святейшество запретил коронацию под страхом отлучения. И любой епископ или священник, который примет участие в церемонии, будет также подвергнут анафеме. Я такого выносить не собираюсь и ранами Господа клянусь, что наплюю на запреты обоих! Я теперь возвращаюсь в Англию – провести церемонию – и хочу, чтобы ты оставалась здесь и в мое отсутствие управляла Нормандией.
– Ты знаешь, что я всегда поддерживаю тебя, – отозвалась Алиенора.
Генрих задержал на жене потеплевший взгляд. Такого она не видела долгие годы. Но сказать ничего не сказал – его мысли были заняты делами.
– Закрой все порты до моего распоряжения, – приказал он. – Мы не хотим, чтобы наш друг Томас пересек Канал и испортил торжества.
– А твои епископы?
– Ну, с ними я разберусь. Известно, что им нужно. Когда все будет готово, я пришлю за Молодым Генрихом. Ты должна будешь обеспечить его прибытие с надлежащей свитой. Добавь к ней еще и двух епископов, чтобы люди верили, будто это делается с благословения Церкви. Ты знаешь, как заморочить голову своим прелатам.
– Можешь не волноваться – все будет сделано, – заверила Алиенора. – А юная Маргарита? Она тоже будет короноваться?
– Нет, я пока не могу рисковать. Это может обидеть Людовика. Он расстроится, узнав, что я не подчинился Папе. Оставь девчонку при себе. Скажи ей, что позднее я устрою еще одну коронацию. Когда Бекет поумнеет.
Алиенора была убеждена в правильности решения Генриха и тронута тем, что мнение мужа о ее способностях изменилось в лучшую сторону. Он даже доверяет ей править Нормандией в свое отсутствие. Но сердце Алиеноры все же горевало оттого, что ее не будет в Вестминстерском аббатстве и она не увидит коронацию сына. В назначенный день – в воскресенье четырнадцатого июня – она заказала специальные молитвы во время мессы и несколько часов провела на коленях, умоляя Бога благословить и наставить Генриха в его высоком служении. Маргарита все это время стояла рядом с ней.
Когда порты Канала снова открылись, гонцы привезли королеве отчеты о коронации.
