Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание
Прошёл тяжкий день, и опять наступил вечер. Святослав то ли задумался, то ли забылся коротким сном, когда его будто толкнуло изнутри. Очнувшись, он разом ощутил: в тереме что-то изменилось. И не сразу понял, что давящий в уши звон вызван оглушительной тишиной, — Ладомила больше не кричала. Святослав выскочил из горницы и бросился к светёлке на другом конце. В дверях столкнулся с кудесником.
— Сын! — промолвил кудесник. — Слава Сварогу! Святослав был так взволнован, что не заметил, говорят ли они словами или обмениваются мыслями.
— А она?
— Жива, только слаба весьма. Моли мать Макошь и Живу с Перуницей о заступничестве, да продлят они её дни!
Святослав вошёл в светёлку. В очи сразу бросилось обескровленное, как выбеленное полотно, лицо Ладомилы с перепутавшимися волосами. Взор был туманный, будто мерцающий огонёк, готовый погаснуть от малейшего дуновения ветра. Даже мысль, которую Святослав уловил в очах жены, была столь же слабой и трепетной, говорящей только об одном: наконец-то всё закончилось!
Раздавшийся в это время крик заставил княжича вздрогнуть. Обернувшись, он увидел, как один кудесник держал над деревянной лоханкой маленькое красное тельце, а другой лил на него из ковша холодную воду из священного родника.
Родившийся слабым и измученным, младенец поначалу даже не закричал как следует, но теперь, омываемый холодной купелью, голосил во всю мощь лёгких. Кудесники были довольны. Смазав пуповину ребёнка какой-то мазью и завернув его в мягкую холстинку, волхв передал младенца Святославу.
— Прими сына, отец! Он — кровь от крови твоей и плоть от плоти твоей. Возблагодари Сварога за продление рода, ибо он сам — Род, дарующий жизнь!
— Слава тебе, Свароже Великий! — произнёс Святослав, неумело, но бережно взяв ребёнка и поднимая его вверх, к небу. — И тебе, матушка-Земля. — Он слегка коснулся ножками ребёнка пола. Затем прижал к широкой груди, ощутив тепло крошечного тельца и как бы воссоединяясь с ним. Подержав немного, вернул кудеснику, и тот поднёс младенца к Ладомиле.
— Теперь надобно приложить его к материнской груди, дабы он впитал первые капли целебного молока и был здравым и крепким!
— Она ведь еле жива, — возразил княжич, — ей отдохнуть надо, поспать…
— Нет, спать ей сейчас нельзя, во сне Мара с Ямой могут незаметно перенять тонкую нить жизни. А сын придаст ей силы, — мягко сказал кудесник, — ибо в нём теперь и её, и твоя сила, и божеская. Кому отдашь, от того и получишь… А ты ступай, сынок, тебе в самом деле надо поспать, вон на ногах еле держишься.
Святослав почувствовал, что в голове действительно начинает мутиться, а в ноги вступила неимоверная слабость. Он уже не слышал, что дальше говорили кудесники, а пошатываясь, будто от хмельной браги, едва добрался до горницы и рухнул, не разоблачаясь, на ложе.
Он не знал, сколько прошло времени, когда проснулся от чьих-то прикосновений. Мягкая рука ласково поглаживала по спине. Открыв глаза, княжич увидел подле себя мать.
— Пробудился, сынок? Вот возьми, подари Ладомиле, исстрадалась она, сердешная, прежде чем тебе сына, а мне внука родила. Передай ей хоть сию безделицу… — Голос матери тоже был ласковым, без привычной суровости. На раскрытой ладони блестели две серебряные лунницы, исполненные просто, но тщательно. — Это мои, ещё девичьи, твой отец подарил перед помолвкой…
Святослав обрадованно кивнул и взял подарок. Лунницы — символ богини Макоши, женской покровительницы, пусть оберегает Ладушку…
— Как она? — спохватился княжич.
— Слаба, конечно, но главное — жива и сын здоров, — всё тем же мягким голосом ответила мать.
Святослав, наскоро умывшись, вознёс радостную утреннюю молитву богам и заторопился в заветную светёлку.
Ладомила встретила его любящим, исполненным тихой радости взором. Нянька, сидевшая подле младенца, понимающе взглянула на молодых супругов и вышла. Святослав осыпал поцелуями лицо и руки жены. Вручил материнский подарок, который Ладомила приняла с благодарностью. Но больше всего она радовалась, что справилась со своим женским предназначением и родила Святославу сына, которого он так хотел.
— Как назовём его? — спросила. — Нас ведь повенчал сам Яро-бог, надобно в имени сына воздать ему почтение…
— А я хочу, чтобы в нём звучало имя настоящего воина, он ведь у меня полководцем будет, прославится бранными подвигами, как подобает истинному мужу! — твёрдо сказал Святослав.
— Тогда, может… пусть будет Ярополком? — Ладомила вопросительно взглянула на мужа.
— Ярополком? Хорошо придумала, ты у меня умница! — воскликнул Святослав и невзначай так сжал слабую руку жены, что она поморщилась, но тут же засмеялась тихо и счастливо.
Опять пришли Весна-Проноява и Богояров день с весёлыми забавами, а потом Красная Гора с поминовением родных и Пращуров. Все эти празднества молодожёны провели вместе.
Однако вскоре высохшие степные дороги и зелёные луговины стали манить Святослава, и он увёл свою Молодую Дружину в поле.
То охватывая невидимого противника в Перуново коло, то пробиваясь из «окружения», день и ночь постигали молодые воины премудрости бранной науки. Каждое утро начиналось с молитвы Хорсу, Перуну, Даждьбогу и всем богам киевским. Затем — купание в ещё ледяной речной воде. Потом схватки попарно, один супротив двоих, троих, а то и десятерых. Упражнения в конном и пешем строю, стрельба из луков, метание копий и дротиков, рубка мечами и борьба безоружными. Юный княжич не давал отдыха ни себе, ни дружинникам. Некоторые пытались роптать, но втихомолку между собою, опасаясь насмешек, а то и гнева Святослава.
Ладомила с Болесей, оставленные молодыми мужьями, ещё более сдружились. Дочь Болеси Славуня лишь на две седмицы была младше Ярополка, и юные матери с удовольствием гуляли со своими дорогими чадами то в тени могучих дубов и сосен, то в светлых берёзовых рощах. А когда минул Купало и дни стали особо жаркими, княгиня отправила их в загородный терем, где в каменных палатах даже в самый зной было прохладно, а вокруг звенела и переливалась птичьим разноголосьем вековая Берестянская пуща.
Подруги стали так же неразлучны, как и их мужья, хотя Болеся под стать Горицвету имела бойкий язык и зачастую подсмеивалась над серьёзной и немногословной Ладомилой. Последним поводом для шуток было то, что Ладомила, едва родив одно дитя, тут же затяжелела опять. Но та не обижалась и лишь смущённо улыбалась на замечания подруги, что при таком раскладе детей у неё скоро будет как цыплят у наседки.
— Эх, жаль, что мужья наши всё в полях да трудах ратных, — томно вздыхала Болеся, — я так соскучилась… Горицвет как прижмёт, как поцелует, аж млею вся!
Ладомила тоже очень скучала по Святославу, но о чувствах своих говорить не любила, даже с лучшей подругой.
— Пусть в трудах ратных, да без настоящей войны, будь она неладна, — отвечала Ладомила.
— Верно, — соглашалась Болеся, — слава богам, что нет сражений. Пусть детки наши растут в мире и радости. Как думаешь, какой станет моя Славуня? Может, невестой твоего Ярополка, а?
— Я не против, — улыбнулась Ладомила, — мы с тобой дружим, отцы их тоже, хорошо бы и они роднёй стали. Только почто загадывать, всё равно ведь в грядущее не заглянешь…
Болеся на миг замерла, будто прислушиваясь к неведомому или о чём-то припоминая.
— А знаешь, подруженька, о чём я сейчас подумала? — отчего-то шёпотом спросила она, придвигаясь поближе.
— О чём? — также шёпотом ответила Ладомила.
— Я от девок теремных слыхивала, что на другой стороне лесного озера, там, где из него вытекает речка, стоит мельница. И живёт там мельник — дед Водослав, который воду понимает, с Русалками и самим Водяным дружбу водит, а они ему знание тайное открывают. Потому, девки сказывали, будто он про грядущее всё ведает. Как скажет, так потом всё по его словам и выходит! Только страшен он, рекут, ликом, будто сам Леший. А может, наговаривают? Давай сходим к этому деду Водославу, а? — блестя очами от возбуждения, предложила Болеся. — Спросим у него про всё, — про мужей наших, про детей, какими станут, и вообще, что случится…
— Боязно, — засомневалась Ладомила. — А вдруг он что недоброе предречёт? Лучше уж оставаться в неведении…
— Ежели мы будем знать о худом, так сможем к нему подготовиться, врасплох нас оно не застанет. Да и что может случиться худого? Я мыслю, у нас с тобой всё только самое доброе будет. Ну, подруженька, милая, сходим, а? А то от рукоделия уже в глазах рябит. Дитятки наши после свежего воздуха да поевши долго спать будут, и няньки при них… Пойдём прямо сейчас? Неужто тебе про то, что будет, узнать не хочется?
— Хочется, — призналась Ладомила, — только боязно… Ну ладно, — сдалась она, — давай сходим, только быстро — туда и назад…
