Дэвид Вейс - Возвышенное и земное
Сегодня Арко говорил:
– Его светлости нужно несколько простых и недлинных псалмов для собора.
В следующий раз он заказывал:
– Напишите несколько церковных сонат и Missa brevis[11]ко дню ангела архиепископа.
Иногда его светлости требовалась развлекательная музыка, и тогда Арко объявлял:
– Его светлость приглашает к обеду гостей. Ему требуется серенада, создайте что-нибудь приятное для слуха.
Вольфганг старательно выполнял заказ, но не вкладывал в него душу, а Леопольд считал архиепископа вампиром, высасывающим кровь из ее сына: архиепископ без конца требовал новых произведении, хотя относился безразлично к таланту Вольфганга. В конце года Леопольд подсчитал, что сын создал за двенадцать месяцев тридцать сочинений для Колоредо, но ему так и не повысили жалованья и он не получил ни единого гульдена в виде подарка и ни одного слова похвалы, хотя друзья и покровители всегда преподносили Вольфгангу подарки за музыку, которую он для них писал.
Зря они так возмущаются архиепископом, считала Анна Мария. Как-то вечером, в январе 1777 года, когда Леопольд с Вольфгангом обдумывали, нельзя ли им вырваться из плена Колоредо и уехать из Зальцбурга, она сказала;
– Нам надо устроить вечер.
– По какому случаю? – спросил Леопольд, раздраженный ее вмешательством в разговор.
– По случаю дня рождения Вольфганга, ему ведь исполняется двадцать один год.
Разговор происходил в концертном зале, и Анна Мария долго старалась улучить удобный момент, когда Леопольд придет в доброе расположение духа и прислушается к ее словам. Она подождала, пока Вольфганг принес Леопольду свое новое сочинение, что почти всегда действовало безотказно.
– Как-никак это его совершеннолетие! Леопольд поднял голову от нот и сердито сказал:
– Вольфганг написал отличную арию для кастрата, но из-за глупости и жадности Колоредо ее некому исполнить в Зальцбурге.
И все же совершеннолетие следует отметить: это немного примирит Вольфганга с жизнью в Зальцбурге.
– Можно устроить маскарад, – сказала она. – Вы ведь оба так любите переодевания.
– А как быть с его карьерой? Он же совсем здесь закоснеет.
– Благодаря архиепископу мы живем в мире.
– Наш Великий Муфтий слишком труслив, чтобы полезть драться, – сказал Вольфганг.
– Пусть так, но он уберег нас от войны.
– Мама, у нас не на что позариться. В придворной капелле нет даже кастрата.
– И все равно мы живем в мирной стране, хотя кругом неспокойно; ходят упорные слухи о новой войне между Францией и Англией за американские колонии. А Вена и Берлин ссорятся из-за Баварии. Нам повезло. Еще неизвестно, куда угодишь, если уедешь отсюда.
– В город, где есть театр, а следовательно, и опера. Теперь, когда Колоредо закрыл придворный театр, на постановку оперы здесь исчезла последняя надежда.
– А состязания в стрельбе? Ты будешь по ним скучать, Вольфганг.
Вольфганг улыбнулся. Он так любил в воскресенье после обеда пострелять с друзьями из духовых ружей по забавным мишеням.
– Ты любишь вечера, маскарады, тебе нравится бывать у графини Лодрон и у графини Лютцов.
– Знаешь, Анна Мария, не следует придавать большого значения похвалам графини Лодрон и графини Лютцов, – неожиданно вставил Леопольд. – Рассчитывать на них не приходится.
Вольфганг вовсе не придавал большого значения комплиментам этих дам, просто ему доставляло удовольствие бывать у них в гостях. Он спросил:
– Отчего же? Им искренне нравится моя музыка.
– Конечно, нравится. Сколько вещей ты написал для них, и почти всегда в подарок? Но эти светские дамы во всем зависят от милости архиепископа. Поэтому, хоть они тебе и покровительствуют, не следует возлагать на них слишком большие надежды.
Вошла Наннерль и принесла письмо от мадемуазель Женом, известной французской пианистки, приехавшей в Зальцбург по приглашению архиепископа.
Леопольд прочел письмо вслух: мадемуазель Женом просила маэстро Моцарта написать для нее фортепьянный концерт. По причине немалых дорожных расходов и скромности вознаграждения, обещанного ей архиепископом, говорилось в письме, она сможет заплатить за концерт только сорок гульденов. В Париже она слышала несколько произведений маэстро Моцарта и считает их вполне отвечающими французскому вкусу, поэтому ей так хочется исполнить его концерт.
– Я могу написать концерт ей в подарок, – немедленно отозвался Вольфганг, причинив немалое огорчение Леопольду; он не успокоился, даже когда сын пояснил:
– Это будет дружеским жестом. Она может оказаться нам полезной в Париже.
– Глупости! – отрезал Леопольд. – Колоредо ей платит, значит, и она может тебе заплатить. Ты слишком горяч и великодушен, нельзя так!
– А как же с днем рождения? – спросила Анна Мария.
– Вечер, который мы можем дать дома, никого не удивит, – ответил Леопольд. – Вот если мы отпразднуем этот день во дворце нашего князя и знаменитая пианистка исполнит на приеме новый концерт Вольфганга, это произведет большое впечатление даже на архиепископа.
Три фортепьянных концерта, написанные Вольфгангом ранее, явились как бы подготовкой к выполнению заказа мадемуазель Женом. В течение всего года он много играл на фортепьяно и сочинял и понял, что голос этого инструмента способен одинаково хорошо передать и поэтическое настроение, и бурную взволнованность чувств. Его приводили в восторг богатейшее разнообразие оттенков и удивительная звучность фортепьяно. Интерес французской пианистки к его музыке пробудил в Вольфганге огромную энергию и вселил новые надежды. Вновь он понял, что для него нет недостижимого, и отметал самую мысль о возможности неудачи. Наконец-то он сочинял не для дилетанта: мадемуазель Женом слыла одной из лучших пианисток Европы.
Вольфганг работал над этим ми-бемоль-мажорным концертом, не зная усталости, позабыв обо всем на свете, и писал его с красноречивой сдержанностью, изысканностью и техническим совершенством; звуки пели, танцевали и выражали именно то, что он хотел выразить. Партия солиста начиналась, по его замыслу, с первых же тактов первой части, словно бросая кому-то вызов, и дальше уже партия солиста и оркестр шли рядом, дополняя и оттеняя друг друга.
После Allegro он написал Andantino – трагическое и сдержанное, но отнюдь не сентиментальное. Фортепьяно откликалось на любое его чувство. Вольфганг полюбил инструмент всем сердцем. Многие вещи в этом мире были непонятными, темными, злыми, но к фортепьяно это не относилось; он касался его ласковой рукой, и оно возвращало ему ласку. Он вливал в него жизнь, и оно отвечало ему тем же. Он придал заключительным пассажам Andantino налет легкой грусти без страдания, он не выносил страданий.
Последнюю часть он назвал Rondo и прибавил Presto, указывая темп. Музыка звучала вдохновенно и лирично, нежность смешивалась с весельем, словно говоря: любые печали преходящи, а жизнерадостность и бодрость духа непременно возьмут свое. Вольфганг бесстрашно смеялся в лицо врагу. Затем он сочинил вариации на ту же тему; в них было столько женски-лукавого- ему прямо слышался задорный смех мадемуазель Женом. Финал прозвучал властно, он говорил о неминуемости судьбы, говорил в полный голос, уверенно и непререкаемо. Фортепьяно стало для Вольфганга богом.
Мадемуазель Женом концерт сразу понравился. К тому времени, когда должно было состояться ее выступление с камерным оркестром под управлением Брунетти, она знала его не хуже самого композитора.
Мадемуазель Женом была темноволосая маленькая женщина средних лет. Ее умение сосредоточиться и блестящая техника произвели на Вольфганга впечатление, и он надеялся, что она сыграет концерт так, как он его задумал.
Его огорчило известие, что играть она будет в замке Мирабель перед избранной и специально приглашенной публикой. Замок Мирабель относился к числу летних резиденций архиепископа, и обычно там концерты не устраивались. Колоредо считал этот замок лучшим образцом архитектуры барокко в Зальцбурге, отвечающим французскому вкусу. Вольфганг несколько воспрянул духом в день концерта – январь был уже на исходе, воскресное утро выдалось холодное, но на редкость ясное. Снежные вершины гор вокруг Зальцбурга ослепительно сияли, залитые ярким солнцем. Углубленный в музыку, Вольфганг редко замечал природу, но сегодня она привела его в хорошее настроение. Замок Мирабель, окруженный красивым парком, находился по ту сторону Ганнибальплац, совсем недалеко от их дома, и Папа счел это добрым предзнаменованием.
Мама согласилась с ним, а Наннерль сказала, что предпочла бы Резиденцию- там все же теплее. Вольфганг, не любивший ходить пешком, шел молча. Хорошо еще, что замок так близко. Парк был обнесен двумя высокими каменными оградами; войдя в ворота, они вступили на широкую аллею; заставленный статуями парк очень напомнил Вольфгангу Версаль.
