Наталья Павлищева - Вещий Олег
– Степняки замучили?
И снова Хорень молча помотал головой.
Симеон сощурил глаза, даже встал, прошелся и снова остановился перед тоже поднявшимся на ноги Хоренем. Немного постоял, глядя ему прямо в глаза, и снова спросил:
– Чего хочет?
Хорень понял, что играть в кошки-мышки уже достаточно, царя можно и разозлить. Чуть отвел глаза и попросил:
– Пропусти через свои земли русские дружины на конях…
Симеон даже не спросил, куда, видно, догадался, только хмыкнул и снова пошел по комнате. Глядя на остановившегося у окна болгарина, Хорень думал, что если Симеону вдруг придет в голову сообщить о такой просьбе ромеям, то князю будет тяжело даже просто унести от Царьграда ноги, ромеи сильны, как никто другой. Но он почему-то верил царю Симеону.
– Когда пойдет?
– Скоро.
– Еще что нужно?
– Если поможешь чем по дороге… Да, еще деревья крепкие ближе к ромеям дашь?
Симеон с изумлением обернулся к русичу:
– Это зачем?
Хорень чуть пожал плечами:
– Ромеи бухту Золотой Рог цепью закрывают, а князь ладьи на катки, как на волоке, поставит и обойдет ту цепь посуху.
Еще с минуту болгарин все так же изумленно смотрел на Хореня, потом покои огласил его раскатистый хохот:
– Ай да князь! Передай – помогу, грех не помочь!
Симеон распорядился дать русичам на дорогу свежих коней и сопроводить до самого Киева. От лошади Хорень отказался, свой Рыжко хорош, а вот запасы стрел пополнили с удовольствием, свои-то порастеряли в стычке со степняками. Еще попросил ехать той же дорогой, какой сюда добирались. Сопровождавший их Драган удивился:
– Есть другая, быстрее и удобнее.
– Нет, мне туда надо, и поскорее.
Болгарин только плечами пожал, слово гостя – закон, тем более такого, о котором сам царь печется.
Еще через три дня они подъезжали к веси, где русичей от петли на березовом суку спасла девчушка по имени Ганка. Хорень уже представлял себе, как привезет девушку домой, как вложит ее тоненькие пальчики в крепкую руку повзрослевшего сына и скажет, что как вернется Изяслав из похода с князем Олегом, так и справят свадьбу. А до тех пор станет жить Ганка в доме дочерью любимой.
Он так размечтался, что чуть не пропустил поворот едва видной дорожки, что вел к веси.
И тут ехавший первым Сбыш что-то закричал, показывая рукой в сторону лесной поляны. Хорень не сразу понял, что именно, вернее, не захотел понять. Глаза уже видели струйки дыма, еще поднимавшиеся над пепелищем, головешки, присыпанные серым пеплом на месте недавно стоящих изб, а разум не хотел принимать этой картины! Весь была совсем недавно сожжена, и следы вокруг не оставляли сомнений кем. Постарались степняки, видно, отомстили жителям за спасение русичей. Хорень спрыгнул с коня, подбежал к одному дому, к другому, словно надеясь, что следующий остался целым среди этого пожарища. Но виднелись лишь брошенные вещи, разбитые горшки, дико выла собака на привязи возле груды черных бревен. Сбыш поспешил к ней. Бедная псина сильно обгорела, но стоило ее отвязать, как тут же пустилась наутек подальше от останков своего бывшего дома.
Хорень остановился, беспомощно оглядываясь. В голове билась одна мысль: «Не успел!» Вдруг Драган подвел к нему перепачканного сажей мальчонку и седую старуху, согнутую жизнью пополам. Те что-то лепетали, не сразу и разберешь. Оказалось, что из веси в живых остались только они да дед, который уж и ходить не может. Других степняки или убили, или угнали с собой в полон.
– А Ганка? – Голос Хореня предательски дрогнул.
– Ганку забрали, забрали Ганку, – закивала головой старуха. – Очень она их главному понравилась, сказал, много золота возьмет за такую…
В руке Хореня хрустнул кнут. Накатило что-то такое, отчего горло свело и не отпускало. Это он попросил девушку не уходить, дождаться! И кто угодно мог сейчас объяснять, что ей и идти-то было некуда, все равно бы жила в веси, как многие другие, Хореню казалось, что это его вина…
К русичу подошел болгарин, положил руку на плечо:
– Пора, надо ехать…
Тот и сам понимал, что надо, но не мог. И вдруг в нем точно что-то зажглось, весь встрепенулся:
– Проводи моих воев до Киева, как Симеон обещал.
– А ты?
– Я поеду Ганку искать!
– Куда поедешь? Где искать станешь?
Хорень покачал головой:
– Не знаю пока, но найду и выкуплю!
Болгарин, уже узнавший в чем дело, покачал головой:
– Не кори себя, она все равно жила бы в этой веси, другого дома у нее нет.
– Я мог забрать ее с собой в Плиску, но оставил здесь!
Драган осторожно поинтересовался:
– У тебя нет жены?
– Я не для себя, я для сына…
– Сын найдет себе другую.
Но Хорень не мог смириться с гибелью девочки, ведь она спасла им жизнь. Он снова махнул рукой:
– Езжайте без меня! Князю передайте, что найду Ганку и вернусь.
Драган вздохнул:
– Ну, поехали, хоть до степи проводим.
Но тут попросил Сбыш:
– Возьми меня с собой, пригожусь.
– Я, может, и сам не вернусь, кто знает, – невесело усмехнулся Хорень.
– Ну так вместе пропадать станем, вдвоем легче.
Возвращавшимся в Киев он отдал свой княжий знак, чтобы передали Олегу. По нему князь поймет, что слова верные и что Хорень жив. У степняков этот знак ни к чему. Он не заметил, что Драган вернул знак Сбышу:
– Пригодится.
От Хореня прискакал гонец, сообщил о согласии царя Симеона помочь. Хорень передал, что сделал все тайно, Симеон пропустит скуфь через свои земли, не чиня преград и даже помогая. А сам отправился спасать какую-то девочку. В другое время князь бы допросил гонца с пристрастием, но сейчас было не до того.
Пришла пора выступать. Еще и еще раз заставлял Олег своих воевод проверять, готовы ли их вои, все ли предусмотрели, нет ли очень недужных, от которых могут заболеть и другие. Последний вопрос смутил бояр, о том никто не подумал. Если человек болен, так и останется дома, но как спросил князь, так и сами задумались. А если пойдет? Проверили, и впрямь троих пришлось обратно отправить, маялись двое из них животом давным-давно, таких лучше с собой не брать. Еще один весь в лишае, голова наполовину лысая, потому и в тепле под шапкой прятался. Обычно это мало кому мешало, но в походе головной зуд совсем ни к чему, отправили малого к волхвам, чтоб избавили от хвори, в дальних странах обретенной.
И оружие, и лошадей, и лодьи проверяли старательно. Сами вои нетерпеливо перебирали ногами, точно застоявшиеся кони перед боем, давно уж не было хороших боев. Одно дело за свою землю стоять, такому мало кто рад, и совсем другое – чужое добро воевать. Если человеку удача, так много наберет, кто прогуляет, прокутит, а кто и в семью добро притащит… Женщины не знали, радоваться иль плакать походу, все же боязно, не на праздник идут – на рать, не все вернутся. Как знать, кому Доля, а кому Недоля? Только каждая верила, что ее милому Доля, что увидит суженого целым и невредимым через сколько дней и ночей. Но скоро ли то будет? Куда идут? Все думали, что на хазар, иначе зачем же князю пригонять столько лошадей от степняков? Воеводы молчали, точно воды в рот набрали, но никто и не спрашивал, с кем же воевать, как не с проклятыми итильцами, которые столько кровушки славянской попили за многие годы?!
Но киевляне и не только они ошиблись. То есть конница ушла берегом Днепра, князь сам провожал, проверял, все ли в порядке. Потом и ладьи отчалили, прикрывшись висящими по бортам щитами. Только на левый берег Днепра конница переходить не стала, так и шла правым. Дружинники засомневались – не на болгар же идем? На большом привале князь сошел с ладьи, отправился к конной части дружины, велел собрать к себе тысяцких и сотников да самых бывалых воев.
Шли люди, понимая, что сейчас и скажет, что задумал. Правы оказались, князь перед ними речь держал, да только удивительную. Говорил, что не на хазар идут, а на Царьград, что ладьи морем пройдут, а конные берегом. Не выдержали вои, зароптали, что впереди Болгария, много народу поляжет, пока до Мессемврии дойдут, стоит ли? Князь спокойно всех выслушал, потом головой помотал, голос его жестким стал:
– О том подумал. С Симеоном договор есть, через свои земли пропустит без урона и даже поможет чем нужно. Вам след только поторопиться, чтоб почти вровень с нами к Царьграду поспеть. У ромеев ныне их конница далече, с арабами воюет, должно успеть город осадить, пока обратно не вернется.
Дружинники только переглядывались, волхв, он и есть волхв! Одна помеха на пути к Царьграду – болгарский царь Симеон, но если тот не против, так иди хоть всей Русью. Расходились к своим сотням, возбужденно галдя, в очередной раз прав князь оказался, видно, и впрямь ему боги славянские помогают, даром что варяг. Но дивились не княжьему всевиденью, к этому вроде даже привыкли, а его уму-разуму. Жесток князь? Да. Властен? Конечно, иначе не удержал бы столько племен своей рукой. Но славяне смирились и с его жестокостью, и с его властностью. Так дети готовы покориться своему отцу, потому как знают, что отеческая рука, хотя и держит семью строго и твердо, но никогда в беде не оставит, на помощь придет. А что строга, так нельзя без того, без строгости семья расползется, развалится.
