Клеймо дьявола - Серно Вольф

Гесселер тяжело дышал. Уголки его губ подергивались, глаза метали молнии.

— Заткнись! Ты… ты… ты, жалкий алхимик! Дистиллят глупости! Ничтожество! Думаешь тягаться с Первым сыном дьявола? Да я тебя…

— Ничего вы больше не сможете! Об этом я позабочусь. Я положу конец вашим бесчинствам раз и навсегда, Гесселер! Не ведомо мне, с каких пор вы практикуете непотребство, только знаю, что Фрея Зеклер сбежала из вашей пещеры! Вот вы и приложили все силы, чтобы объявить ее ведьмой. Хотите, чтобы ее сожгли на костре? Чтобы с ней навсегда была похоронена ваша тайна? Хладнокровный убийца, человеческая жизнь для вас ничего не стоит! Убить — вот ваш закон!

— Убить, — оживился Горм.

Фетцер тоже пришел в движение. Он поднял с земли охотничий нож:

— Убить?

— Нет! — крикнул городской медикус подручным. — Я, Первый сын дьявола, говорю вам, еще не время. Еще не время. Вы должны быть послушны. Вы послушны и ничего не сделаете, пока я не велю вам, пока не велю…

— Да, Мастер, хорошо, Мастер.

Покорный тон обоих «братьев» умилостивил Гесселера. Его надменность вновь обрела силу:

— Разумеется, я велю их убивать, эти отребья. Хладнокровно и с улыбкой. А как вы хотели? Та же Кривая Юлия… не хотела, видите ли, отдать свою корзину… Многие должны умереть… — Он снова хихикнул. — Раз уж вам приспичило знать, могу долго рассказывать во всех подробностях, как Горм убил ее. А также о том, как эти Кёхлин и Друсвайлер подпали под мое влияние. Такие порядочные женщины, хи-хи, и обе теперь овдовели, хи-хи! Мне почти что удалось поставить Зеклер туда, где ей и место, но… как бы вы ни мешали, что должно быть, то будет! — Он расхохотался громче. Сама мысль ему несказанно понравилась. — Деньги, угрозы, сила моих глаз — этим можно добиться всего в жизни, Лапидиус, всего! И вы не избежите своей участи. Пещеру Люцифера вам не удастся покинуть живым.

— Да? Так вы полагаете? А Фрее Зеклер все-таки удалось от вас уйти! И никогда больше вы не завладеете ею! Потому что она под моим личным покровительством!

— Ха! Вы содержите ее в тесной со всех сторон запертой камере! Хорошая идея. Я сам мог бы до того же додуматься. Всегда под рукой, как только засвербит между ног.

— Я лечу Фрею Зеклер от сифилиса.

— Ага, кто бы поверил!

— У нее сифилис, надеюсь, был сифилис. Потому что я принял все необходимые меры. А вы, господин городской медикус, если не успели изнасиловать ее, можете возблагодарить Бога — тогда вторая чума обошла вас. А что обе другие женщины были здоровы, вы уверены?.. А если хоть одна из них была заражена «французской болезнью», то и вам сейчас не позавидуешь. Тогда вы поражены тем же недугом.

При последних словах Лапидиуса Гесселер невольно схватился за детородный член, однако быстро натянул на лицо прежнюю маску.

— Мы не заразились, Лапидиус.

— Это еще надо посмотреть. Вы же втроем упражняетесь над женщиной. Наверное, господин городской медикус, для вас как никчемного мужчины составляет особое наслаждение наблюдать за половым актом других? Бедная Гунда Лёбезам, корзинщица, ей не представилась такая возможность, как Фрее, бежать от вас. Ну, скажите, не полагаясь на силу своих глаз, вы увеличили ей дозу дурманящего напитка? Как подло, как вероломно, какие иезуитские методы! И вы положили тело Гунды под повозку Фреи Зеклер. Помогло вам это? Нет! Фрею до сих пор не сожгли, как ведьму на костре. И это несмотря на то, что вы предусмотрительно вырезали на лбу несчастной корзинщицы буквы «F» и «S». «FS», как Фрея Зеклер.

Гесселер рассмеялся ему в лицо.

— Скажи, находка, а? Двойной смысл. Это делает загадку еще занимательней. «F» и «S», Filii Satani, сыны дьявола! Просто картинки на триптихе Фирбуша, да при том же еще и приговоренные архангелом. Ну уж нет! Я отомстил ему собственной рукой! Я перерезал шею архангелу! И сыны дьявола восстанут! В нас воскресение!

— Да знаю я все это, скучно. Побережем наше время, не заставляйте меня входить в подробности. Давайте ближе к вашим дьявольским убийствам. Вы позаботились о том, чтобы голова незнакомой мертвой женщины нашла себе место над моей дверью. Прекрасно. Только тем самым вы погубили себя, ибо отверстия в черепе привели меня сюда.

— Где вы всецелостно принадлежите мне. — Глаза Гесселера сузились. Они буквально сверлили глаза Лапидиуса. — О чем мы все говорим! Забудьте все, что привело вас сюда! Забудьте. Все это мелочи, мелочи, яйца выеденного не стоят, не стоят. Ничего и не было, ничего не было. Забудьте, забудьте…

Голос Первого сына дьявола звучал ласково и требовательно. И обволакивающе. Лапидиусу стоило труда не поддаться ему. Он попытался отвести глаза, но ему не удалось. Взгляд присосался к нему, как насос, глаза отделились от всего плотского и жили теперь сами по себе.

— У нас впереди чудное время, Лапидиус, чудное время, время восторга, время исполнения желаний… лучшие женщины будут твоими, только твоими, только твоими. Они отдадутся тебе, и ты на них справишь свою нужду, как на Марте, как на Марте. Марта прекраснейшая женщина в мире, она прекрасна, молода, ее кожа гладкая и чистая, а лоно подобно бутону розы, бутону розы. И ты возьмешь ее, и будешь четвертым сыном дьявола. Возьмешь, возьмешь… и будешь… Хочешь быть четвертым?..

— Дркх, — Лапидиусу стоило нечеловеческих усилий противостоять этим глазам.

— Хочешь быть четвертым сыном дьявола?

— Ддх, нет! Нет! Нееет! — Лапидиус крикнул во всю силу легких. И с каждым «нет» он словно стряхивал с себя путы дьявольского соблазна, как пыльцу. — Верни Марту в себя!

Первый сын дьявола снова попытался воззвать к силе своих глаз. Но потерпел неудачу. Лапидиус более не подчинялся ему.

— Сделай это! Приказываю тебе!

Гесселер задохнулся от негодования:

— Ты? Кто ты такой, чтоб приказывать мне?! Я… я… прикажу тебя бить, ты, дистиллят глупости!

Горм и Фетцер приняли угрожающие позы.

Лапидиус отскочил на шаг в проход.

— Вы не оставляете мне выбора. — Он полез под плащ и вытащил мушкет. Прекрасное оружие, вычищенное и налаженное, которое ему передал Тауфлиб по вечеру. Не медля, он выстрелил в потолок над Гесселером. Малые и большие осколки скалы посыпались на дьявола.

Медикус заорал не своим голосом. С его физиономии стерлись последние следы высокомерия и заносчивости. Но ненависть осталась.

— Вы совершили ошибку! Это был ваш единственный выстрел, а теперь Фетцер и Горм убьют вас, прежде чем вы сумеете перезарядить!

— Ошибаетесь! — Лапидиус отбросил мушкет через плечо, распахнул плащ и показал два пистолета за поясом. Один из их он вытащил, откинул крышку полки и взвел курок. Положив на него палец, он воскликнул: — Отзови своих подручных и освободи Марту или перестреляю вас всех, как бешеных псов!

— Ха-ха! На что ты рассчитываешь? Нас трое, а у тебя только два выстрела.

— И первый — твой! Так?

Гесселер против воли отозвал своих сатанинских братьев.

— А теперь верни Марту в этот мир!

Первый сын дьявола со злобой кивнул. Его челюсть задвигалась.

— Ну, ну, — прошипел он. — Думаешь, победил, Лапидиус? Как бы не так! — он повернулся к служанке. — Марта, когда я скажу «сейчас!», ты проснешься… Сейчас!

Марту пробила дрожь. Наконец, она дернула головой и огляделась. В ее глазах проступило узнавание, и с узнаванием пришел ужас. Она вскрикнула:

— О Боже, Боже! Чё тако творится…

Судорожно она сдвинула ноги, перекрестилась и запричитала, подгоняемая срамом:

— О Боже, Боже, чё тако творится, дак как жа тако…

Лапидиусу удалось перекричать ее:

— Марта! Вставай, быстро!

Марта чуть не захлебнулась:

— Вы? Вы, хозяин? Это право вы? Чё тако…

— Давай, давай! Подымайся! А вы трое… оставайтесь, где стоите! На пол! Руки за голову! — Лапидиус недвусмысленно повел дулом пистолета. Наконец они сообразили, что лучше выполнить, чего от них требовали. Гесселер показал пример. Горм и Фетцер последовали за ним.