Росские зори - Михаил Павлович Маношкин
В лагере уже знали о поединке росса с вожаком сарматского отряда, и имя сына воеводы Добромила передавали из уст в уста. Родичи Раша тоже знали о происшедшем, и теперь они с холодным любопытством наблюдали за гостями.
Останя не заблуждался на свой счет: готы соблюдали закон гостеприимства, но друзьями гостей не считали и не могли считать, несмотря на заступничество Раша: в битвах с россами погибло немало воинов гота. Останя и Даринка чувствовали себя на положении пленников, у костра им было неуютно, и они даже обрадовались, когда за ними пришли, чтобы сопроводить на альтинг. Раш и самые опытные воины рода отправились вместе с ними. От других костров в том же направлении тоже шли вооруженные воины.
Перед лесной опушкой воины образовали широкий полукруг — место на опушке предназначалось для вождей племен, конунга, герцогов и других именитых людей. Когда Останя и Даринка пришли к опушке, здесь уже стояла стена воинов, а новые воины все прибывали. В лунном свете поблескивали наконечники копий, щиты, шлемы, металлические нагрудники, рукояти мечей.
Необычное это было сборище: несмотря на присутствие множества людей, ничто не нарушало тишину, будто здесь были не люди, а тени с копьями, тихо колышущимися в лунном свете. Отдельных лиц не было видно — была людская масса, составляющая единое целое из голов, тел, щитов и копий.
Заполнялась и лесная опушка — на ней стали самые знатные из готских воинов. Тысячи копий заволновались, как трава под ветром: собравшиеся требовали начинать совет.
Резко, пронзительно запели сигнальные трубы, призывая воинов к вниманию: альтинг открыт! От знатных готов отделился один, стал так, что его было видно отовсюду, и заговорил. По голосу Останя и Даринка узнали Вульриха — голос звучал четко и был далеко слышен в тишине ночи. Казалось, кроме этого твердого сильного голоса, в ночи никого и ничего не было.
— О чем он? — тихо спросил Останя.
— Он говорит, — так же тихо ответил Мова, — что степь на восток от Данапра на много дней пути выжжена солнцем, что там чума и что готам незачем двигаться дальше на восток, а пора повернуть на юг, к Понту, и на юго-запад, где много ромейских городов…
Слова Мовы заглушил шум: копья дружно поднялись вверх, тысячи уст выдохнули имя грозного готского бога войны — «Дона-арр!»
— Готы одобрили предложение конунга, — пояснил Мова.
Вульрих продолжал говорить, и опушка леса опять вздрогнула от тысячеустого возгласа.
— Он сказал, что великий каган предложил готам мир и союз и что с сарматами готы больше не воюют…
Конунг снова заговорил. Останя насторожился: в речи Вульриха прозвучало его имя и имена росских воевод.
— О чем он, Мова?
Переводчик ответил не сразу. Он напряженно слушал, и лишь когда конунг умолк, а тишина на опушке леса стала еще глубже, зашептал:
— Он сказал, что дружины россов заперли степь между Данапром и Г'ипанисом и что готам невыгодно находиться в состоянии войны с ними. К россам продолжают подходить новые отряды из внутренних росских земель, а готы рассчитывают только на наличные силы. Готам надо спешить на юг, а они вынуждены держать перед россами крупные отряды, что замедляет общее движение готов…
— Почему он называл меня?
Мова не успел ответить, в круг вошел Раш и взволнованно заговорил, несколько раз упомянув имя сына воеводы Добромила. По рядам воинов будто пронесся порыв ветра — поднялись, заволновались копья, древки глухо застучали по щитам: готы одобряли слова Раша.
— Что он сказал?
— Что ты и твой друг эллин вели себя достойно друзей…
А потом говорил герцог Галс, и его речь тоже одобрили. По тому, как забеспокоился Мова, Останя почувствовал неладное.
— Он сказал, — торопливо зашептал Мова, — что готы и россы — враги, что россы пролили немало готской крови и не заслуживают снисхождения, что тебя никто не просил вызывать сармата на поединок и что ты, победив его, тем самым оскорбил готов, лишив их возможности самим восторжествовать над врагом…
После герцога говорили другие воины, и мнения резко разделились. Одни требовали отнестись к сыну воеводы Добромила как к пленному, другие настаивали на соблюдении старых законов готской чести, предписывающих уважать достойного врага, отличать врага от друга и быть справедливым, судя о человеке…
Собрание заволновалось: в противоположных мнениях Раша и Галса отражался глубокий внутриплеменной конфликт между правами личности и волей племенных вождей.
Свободолюбивые готы не мирились с тиранией. На общеплеменных альтингах они смещали и выбирали своих вождей — лишь самый достойный мог стать герцогом или конунгом. Случай с Рашем не был исключителен — нечто подобное стучалось и с другими. Бывало, что воин попадал в плен к врагу, и о нем долго не было никаких вестей. Но через какое-то время — спустя несколько месяцев, а то и лет — он возвращался домой: бежал или был выкуплен сородичами. Нередко после такого долгого отсутствия он не находил дома жены: она выходила замуж за другого. С этим ничего уж нельзя было поделать: хотя в битвах погибало немало воинов, женщина, если она молода и хороша собой, не оставалась одинокой. Как правило, такие ситуации были безнадежно запутаны, невозможно было разрешить их к удовлетворению обеих сторон. Жена, вторично вышедшая замуж, имела детей от нового мужа, и как бы ни разрешался конфликт, от него страдали как женщины и дети, так и оба мужа — старый и новый. Самые нетерпеливые брались за мечи, но к добру это не приводило: один убивал в поединке другого, обрекал детей на сиротство и навлекал на себя месть рода убитого. В итоге начиналась межродовая вражда, заканчивавшаяся или общей резней, или уходом одного рода из племени.
Это в случаях, когда первый муж отсутствовал долго и неверность его жены оправдывали время и обстоятельства. А у Раша ситуация была еще острее и безнадежнее: он отсутствовал около месяца и за этот срок лишился жены, сына и чести. С каждым из присутствующих могло произойти нечто подобное, поэтому многие готы приняли сторону Раша. Но и у Улфилы было немало сторонников: ведь он тоже не погрешил против законов племени. Он женился на вдове, никто не сомневался в этом…
На несчастную Хельгу ни у кого не поднималась рука. Что женщина? Без мужа она бессильна против воли отца, тирании родичей и соплеменников. Если кто и сыграл во всей
