Руфин Гордин - Шествие императрицы, или Ворота в Византию

Армфельдт, наблюдавший за сборами, озабоченно сказал королю:

— Боюсь, государь, прольется дождь, и тогда эффект пойдет насмарку. Надо отложить выезд, так я полагаю. Быть может, в середине дня развиднеется…

Но королю не терпелось показаться народу, и он приказал подать коня.

На конюшне у него было два любимца: гнедой жеребец Аргус и белая как снег кобыла Магна. Густав некоторое время колебался, на ком остановить выбор.

— В такой пасмурный день, государь, предпочтительней была бы Магна. Она будет лучше смотреться, — посоветовал Армфельдт.

— Пожалуй, ты прав, — согласился король, и к парадному крыльцу подвели Магну.

Он без посторонней помощи вскочил в седло — Густав продолжал быть в хорошей форме, это было предметом его постоянных забот: король обязан быть сильным, ловким, подвижным, дабы подданные могли им любоваться без принуждения и угодливости. И небольшая кавалькада выехала из ворот дворца.

По счастью, дождь медлил пролиться. И при звуках труб, призывавших подданных полюбоваться своим королем, Густав горделиво гарцевал по улицам столицы, предполагая выехать на главную. Магна шла степенной рысью, грациозно перебирая точеными ногами. Справа рысил неизменный Армфельдт на своем караковом Гунте, слева — Эрик Руут, позади — дюжина гвардейцев на вороных конях.

Звуки труб, как и предполагалось, привлекли обывателей. Они высыпали на улицу. И наконец послышались долгожданные клики:

— Да здравствует король!

— Густав с нами!

Кричали вяло. Король наклонился и сказал Армфельдту:

— Следовало подготовить крикунов.

— Да, государь, этого мы не предусмотрели.

— Народное ликование всегда следует направлять, — поучительно заметил Густав. — А уж потом оно само начнет литься. Глупо надеяться на то, что все произойдет само собой. Впереди стада должны быть бараны.

— Козлы, — поправил Руут.

Дождь все еще медлил. И слава Богу. Король входил во вкус. Он приветственно махал рукой собиравшимся обывателям. Собирались они медленней, чем хотелось королю, и потому он заметил:

— Двух трубачей, как видно, мало. Нужны по меньшей мере пятеро.

— А отчего бы не оркестр? — удивился Армфельдт.

Король не согласился:

— Оркестр пристоен для шествия. А тут — выезд короля. Простой выезд, без чрезмерной пышности. Идея — король с народом, он в гуще народа.

Все было как обычно. Впереди бежали мальчишки, распялив рты в восторженном крике. Крестьянские повозки торопливо съезжали на обочины. Людей по обеим сторонам улицы становилось все больше, и это радовало короля и его спутников. Народ, по всей видимости, простодушно радовался ему, своему королю.

Неожиданно ему в голову пришла мысль, простая, как камни мостовой под копытами их коней: будь сейчас на его месте другой повелитель, его приветствовали с таким же восторгом и так же жадно глазели на него. Для обывателей это было всего лишь неожиданным развлечением. Они, скорей всего, и не знают, как выгладит король…

Раздвигая людей, вперед протиснулся человек почти в таком же мундире, как он. Правда, мундир был не столь щегольской: он был изрядно потерт и поношен. Но это был капитанский мундир.

Король не мог оторвать от него глаз. Капитан резким движением выхватил из-за пояса пистолет, вскинул его и нажал курок.

«В меня? Неужто в меня?» — мимолетно подумал Густав. Эта мысль показалась ему нелепой.

Хлопок выстрела, свист пули над самым ухом — все это промелькнуло как бы мимо его сознания. В то же мгновение очнувшаяся от оцепенения стража наскочила на стрелявшего, смяла его конями и потащила куда-то.

— Его величество невредим! — вскричал бледный от испуга Армфельдт. — Слава Богу, он невредим! Козни врагов!

Толпу обывателей как ветром сдуло. На улице осталась только кучка всадников, сгрудившихся вокруг короля.

— Мы возвращаемся, — вялыми гулами произнес Густав. Он так и не успел испугаться, им более всего владело недоумение. И еще огорчение: рухнула идея единения с народом. Оказалось, что такое единение может таить в себе неожиданную опасность.

— Мы заставим негодяя говорить! — возбужденно восклицал Эрик Руут. — Он несомненно чей-то агент. Датчан? Русских?

— У меня немало врагов и внутри королевства, — пробормотал Густав, — и вам это известно не хуже, чем мне. Недовольство зреет среди дворян.

— Наш государь слишком самостоятелен, — продолжал свое Руут, — и это не может нравиться русской царице и датскому королю.

— В любом случае надо принимать меры, — подхватил Армфельдт.

— О каких мерах ты говоришь? — полюбопытствовал король.

— О самых разных, государь. Внутри и вовне.

— Внутри ты имеешь в виду аресты оппозиции в риксдаге?

— И это. Следует действовать решительно. Железной рукой.

— А вовне?

— Мы уже говорили. Война разрядит напряжение, возникшее в обществе.

— Я думал об этом. — Густав был серьезен. — И буду продолжать думать. Война — это крайнее средство. Но радикальное. Она требует жертв. И денег. С жертвами ради высокой идеи я не посчитаюсь. Но где взять деньги?

— Подтянем пояса! — бодро воскликнул Армфельдт. — Поддержим нашего короля!

Одиночный выстрел на улице словно бы поставил точку в размышлениях короля. Теперь он уже все настойчивей и определенней думал о войне, которая только и могла спасти его пошатнувшийся трон.

Война! Но с кем? Несомненно с Россией. Ее столица была в нескольких десятках верст. Надо только выждать. Посол в Константинополе в своих депешах был категоричен: считанные месяцы отделяют Порту от войны с Россией.

Выждать! Россия увязнет в войне с турками. Она будет ослаблена. И тогда Петербург станет легкой добычей. Он будет поражен с двух сторон. Екатерина запросит мира. Его акции в народе необычайно возвысятся. Он станет национальным героем подобно Карлу XII. И тогда никто не посмеет покуситься на него!

Король забыл про Полтаву. И стал ждать.

Ветвь девятнадцатая: май 1453 года

И было ликование, и козни турок разрушились: их подкопы взорваны, а попытка штурма отражена.

Дозорный со стены заметил корабль, приближавшийся со стороны Мраморного моря. Одинокий, он был преследуем турецкими кораблями.

Надежда вспыхнула с новой силой. Это несомненно был передовой корабль христианского флота. Флота, спешащего на помощь великому городу.

Императору поднесли зрительную трубку. Он долго всматривался в приближавшийся корабль, а потом, отложив трубку, устало произнес:

— Это наша бригантина. Ее мы посылали за помощью.

Спустя двадцать дней она возвратилась. Но с чем? И сможет ли уйти от погони?

Судно легко скользило по волнам на всех парусах. Оно успело отдалиться от преследователей и под покровом ночи проскользнуть в залив.

Капитан поднялся на башню, где его уже ждал император и его приближенные. Они надеялись на добрую весть. Но капитан бригантины грустно сказал:

— Мы обошли все острова Эгейского моря — погода нам благоприятствовала. Но нигде не нашли ни одного христианского корабля. Венецианцы нас обманули. Они не послали свой флот на выручку. Мне удалось подавить бунт на бригантине: многие матросы не хотели возвращаться, уверяя, что город уже захвачен. Но я выполнил свой долг.

— Раз единоверцы отвернулись от нас, — с горечью произнес император, — положимся на небесную помощь, на помощь Иисуса Христа и Богоматери Владычицы. — И при этих словах невольные слезы брызнули у него из глаз.

И невольно память защитников великого города обратилась к предсказаниям. Они гласили: первым императором Византии был Константин, сын Елены, Константину быть и последним. Было и еще предсказание: Константинополь не может пасть в ночь прибылой луны. Но в ночь полнолуния произошло лунное затмение и воцарилась кромешная тьма.

Это окончательно подкосило дух осажденных. «Богоматерь нас спасет, вознесем молитвы Богоматери!» — раздавались возгласы во всех концах города.

Стихийно возник крестный ход. На носилки водрузили наиболее почитаемую икону Влахернской Богоматери и двинулись к храму Святой Софии.

Но в это время произошло непредвиденное: икона вдруг обрушилась с носилок. Бросились ее поднимать, но — о чудо! — она оказалась тяжелее свинца. Это было сочтено за зловещее предзнаменование.

Если бы только оно! С большим трудом крестный ход возобновился. Но над городом неожиданно сгустились тяжелые тучи. И вдруг заблистали молнии, загрохотал гром и на землю пал крупный град. Люди бросились укрывать детей и пытались укрыться сами. В довершение всего разразился ливень небывалой силы.

Зловещие знамения продолжались и на следующий день. С утра на город опустился туман, чего никогда не бывало в это время года. А когда туман наконец рассеялся, над куполом храма Святой Софии появилось странное сияние…