Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
В известном смысле Карла выручил его племянник, принц Руперт, второй сын его сестры и пфальцского курфюрста Фридриха V, молодой человек двадцати трёх лет, писаный красавец, с великолепными локонами, породистым надменным лицом, породистыми руками, блестящий кавалер, стремительный воин, вкусивший на континенте драгоценный опыт Тридцатилетней войны. Он прибыл в Шрузбери в начале сентября и, не обременяя себя знакомством с положением дел и с английскими нравами, с жаром юности заверил растерянного дядюшку в том, что одним махом разделается с подлым сбродом, который осмелился бунтовать против законного владыки.
Главное же, на континенте принц Руперт усвоил безжалостную доктрину онемеченного чеха Альбрехта Валленштейна, который был убеждён, что армию должно кормить завоёванное им население, и накладывал на него контрибуцию. Правда, принц Руперт завоевать пока что никого не успел и контрибуции ни на кого не накладывал. В первый же день его появления в Англии дядюшка поставил уверенного в себе красавца-племянника во главе всей кавалерии. В восторге от столь внезапного возвышения, он носился по несчастному графству с конным отрядом и с холодной жестокостью пришлого человека реквизировал в пользу короля ценности, продовольствие, лошадей и фураж, то есть немилосердно грабил окрестное население, чем в самое короткое время заслужил его справедливую ненависть и уважение короля.
Уже двадцать восьмого сентября ему удалось стремительным внезапным налётом потеснить ополченцев парламента у Поуик-Бридж близ Вустера. Этот скромный успех привёл дядюшку в восхищение, и он пожаловал племяннику орден Подвязки. До этого дня не уверенный, поникший, король вдруг осмелел. Ему, как и Руперту, стало казаться, что ничего не стоит разнести в пух и прах этот сброд, не умевший держать в руках ни меча, ни копья. Он решил с налёту овладеть Лондоном, чтобы одним разом свернуть шею смутьянам, и двинул армию на юго-восток.
Парламент не пугала вражеская армия, пока она стояла на месте. Его поддерживали все южные и восточные графства и все крупные города, в том числе расположенные в северных и западных графствах, перешедших на сторону короля, в его руках была вся промышленность и торговля, он владел портовыми городами и флотом, прежде на этих территориях собиралось более четырёх пятых налогов, поступавших в казну. Представители нации, большей частью сельские хозяева, предприниматели и торговцы, знали на практике, что в новом мире торговли и прибылей слишком многое зависит от денег, если не всё, а деньги были на их стороне. Уильям Лентолл, председатель нижней палаты, так прямо и заявил в сентябре, что через неделю, самое большее через две, король Карл, оставшись без денег, запросит пощады и принесёт в Лондон повинную голову. Правда, у парламента были два недостатка: он не решался объявить правильный сбор всемогущих денежных средств через налоги и пошлины, а более рассчитывал на добровольные даяния граждан, так дружно поддержавших его, однако добровольные даяния не покрывали расходов, и парламент, разжигавший войну, не знал, что это такое, и не умел воевать.
Движение войска привело в волнение парламент и Лондон. Никто не ожидал от короля такой прыти. Сторонники парламента были в недоумении. Горожане были испуганы, резонно ожидая от кавалеров грабежей и резни. Тайные монархисты были обрадованы, сносились друг с другом и готовились с тыла поддержать своего короля.
Мало понимая в войне, представители нации тем не менее были люди решительные. Они посчитали необходимым принять строгие меры ко всем, кто колебался или не выразил прямой поддержки делу парламента, то есть делу свободы личности, свободы собственности и свободы предпринимательства. Все, кто отказался от добровольных даяний, тотчас были обложены принудительной данью, которая в случае ослушания взималась насильственно, что, естественно, значительно пополнило парламентскую казну. Самых откровенных и непримиримых отправили в Тауэр, самых подозрительных разоружили. Дома их обыскивали. Из всех конюшен вывели лошадей, годных к строевой службе, не стесняясь ни свободой собственности, ни свободой личности. Лондонское ополчение было приведено в боевую готовность. Горожане, мужчины и женщины, дружно укрепляли подступы к Лондону. На улицах возвели баррикады. Графу Эссексу был отдан приказ без промедления отправиться к армии, сконцентрированной северней Лондона, и ударить королевской армии в тыл.
Эссекса проводили торжественно. Его сопровождал комитет из депутатов нижней палаты. Комитету было поручено просить короля, чтобы он распустил армию и добровольно вернулся в Лондон. Если же монарх ответит отказом, комитет должен был употребить любые средства, чтобы «каким бы то ни было образом, битвой или иными средствами, вырвать его величество из лап его коварных советников, а вместе с ним и его сыновей, принца Уэлльского и герцога Йоркского, и привезти их в Лондон, чтобы вновь возвратить их парламенту».
Весь Лондон был твёрдо уверен в скорой и лёгкой победе, кроме Эссека. Он выступил из Лондона девятого сентября. В его обозе везли хорошо оформленный гроб, расшитый саван и фамильные гербы, не то из суеверия, не то и знак того, что он в этом походе должен непременно погибнуть. В поисках неприятеля граф так круто забрал на север и так мало заботился о разведке, что его армия прошла мимо неприятельского войска и потеряла его. Истомив своих непривычных к походам солдат бессмысленным переходом, он спохватился, что парламент вменил ему в обязанность защищать Лондон, и повернул назад.
Двадцать второго сентября Эссекс всё-таки догнал армию короля и сделал остановку в нескольких милях. Его солдатам нужен был отдых. Противник, ждавший нападения с тыла, тоже остановился, у него было около двенадцати тысяч солдат, в армии парламента — не менее двадцати, и королевские генералы предпочли ждать неприятеля на удобной позиции, чем получить внезапный удар с тыла на марше.
Эссекс выжидал. Перед ним был король, и одно это вызывало смятение в душе верноподданного, который не имел права поднимать руку на венценосца, ведь и парламент вооружился, чтобы его защитить, как говорилось во всех прокламациях. Он осматривал своё войско, которое видел впервые. Это было жалкое зрелище. Солдаты были плохо одеты, ещё хуже вооружены, никак не обучены, не имели ни малейшего представления о построениях и манёврах на поле сражения, дисциплина отсутствовала. Только безумец мог с таким воинством ринуться в битву, да ещё со своим монархом, с которым был прочно связан традицией и присягой.
Так и стояли они три недели друг против друга. Понял ли король, что его верноподданный не осмелится напасть на него, надоело ли ему в бездействии топтаться на месте, только он отдал приказ, и его армия кратчайшей дорогой двинулась к Лондону. Эссекс поплёлся за ним, едва ли представляя себе, каким образом станет защищать Лондон, смутно надеясь, что Карл не осмелится атаковать городские укрепления, имея позади численно превосходящее войско.
Двадцать второго октября армия Эссекса расположилась на привал у деревушки Банбери в графстве Уорвик, не заметив, что в какой-нибудь миле на привал расположилась неприятельская армия. Оба войска мирно проспали всю ночь. Только утром они обнаружили, что нечаянно столкнулись нос к носу и что уже невозможно отступать. Пришлось срочно строиться в боевой порядок у подошвы холма Эджхилл. Позиция была неудобной. Местность пересекалась невысокими холмами, низким кустарником и перелесками. Стояла чистая английская осень. Холмы ещё зеленели травой, но было сумрачно, сыро, копыта вязли в земле, пехоте было трудно стоять при стрельбе, а кавалерии ещё трудней было атаковать.
Обе армии построились по старинке: в центре — сомкнутыми рядами пехота, кавалерия — на флангах. Так и стояли до полудня. Эссекс не решался начать сражение первым. Его воинство двигалось так медленно, так безалаберно, что от него отстала почти половина полков и с ними вся артиллерия. Утром двадцать третьего октября у него под рукой оказалось не более десяти тысяч солдат, тогда как королевская армия шла в полном порядке, и под королевским штандартом перед ним стояло тысяч двенадцать, может быть, даже четырнадцать, на расстоянии мили это нетрудно было определить и невооружённым глазом.
Королевские генералы тоже видели, что противник слаб, к тому же стоит не так стройно и твёрдо, как полагается, и ждали, когда подсохнет земля, не сомневаясь, что в два счета разделаются с презренным сбродом, возомнившим о себе чёрт знает что. Ожидание было томительным. Около полудня полк Фортескью перешёл на сторону короля и ослабил правый фланг парламентской армии. В два часа пополудни принц Руперт выхватил шпагу и бросил всю кавалерию на этот ослабленный фланг. Необстрелянные ремесленники и наёмники из босяков, сидевшие на тяжёлых крестьянских лошадках, были смяты в течение часа и ударились в паническое бегство. Руперт устремился за ними. Тем временем королевская кавалерия правого фланга стала теснить левый фланг парламентской армии. Казалось, победа уже была в руках короля.
