Книга тайных желаний - Кидд Сью Монк
Я улыбнулась ему и начала работу: переписала прошение от женщины, которая хотела уменьшить налог на зерно, потому что прошлогодний потоп нанес урон ее полям, — документ весьма унылый. Но я была рада тому, что могу хоть как-то отвлечься от переживаний, и к середине дня бездумное выписывание хвостиков и крючочков, которые потом складывались в слова, захватило меня.
Фаддей бодрствовал. Возможно, мое возвращение слегка оживило его. Было около полудня, когда он заметил, что я посматриваю на него через плечо, и перехватил мой взгляд.
— Ана, могу я спросить, что вы с тетей искали в свитках?
Я молча уставилась на старика, чувствуя, что меня бросает в жар.
— Ты знал?
— Я был рад подремать, и за это я благодарен вам, но время от времени я просыпался.
Что он действительно видел? Я собиралась соврать, сказать ему, что Йолте хотелось скоротать время и она всего лишь помогала мне, но слова застряли на языке. Я больше не желала обманывать.
— Я взяла ключ от шкафа, — призналась я. — Мы изучали свитки в надежде найти записи о дочери Йолты.
Фаддей потер подбородок, и на одно ужасное мгновение я подумала, что он бросится к Харану. Я вскочила с места, усилием воли заставив себя не выдавать волнения.
— Прости нашу хитрость. Я не хотела вмешивать тебя в наши дела, ведь мы могли попасться. Пожалуйста, прости меня…
— Успокойся, Ана. Я не держу зла ни на тебя, ни на твою тетку.
У меня отлегло от сердца.
— Ты не расскажешь Харану?
— О нет. Он мне не друг. Платит немного, а потом жалуется на мою медлительность, хотя работа так нудна, что я дремлю, лишь бы отделаться от нее. Твое присутствие привнесло некоторую… живость. — Он улыбнулся. — Какие записи вы искали?
— Любые, которые указали бы местонахождение ее дочери. Харан передал девочку в приемную семью.
Никого из нынешних слуг, включая Фаддея, в те времена еще не было в доме Харана — это Йолта осторожно разведала сразу по прибытии. Я спросила, слышал ли писец что-нибудь о моей тетке. Он кивнул:
— Говорили, она отравила мужа и Харан отправил ее к терапевтам, чтобы спасти от ареста.
— Это ложь! — возмутилась я.
— Как имя ее дочери? — поинтересовался он.
— Хая. Ей было два года, когда тетка ее видела в последний раз.
Старик прищурил глаза и забарабанил пальцами по виску, словно пытался вызвать какое-то воспоминание.
— Это имя, — пробормотал он скорее сам себе, чем мне, — я точно его где-то встречал.
Я широко распахнула глаза. Стоит ли надеяться, что у него есть ответ? Фаддей распоряжался скрипторием и всем его содержимым в течение девяти лет. Он знал о делах Харана больше других. Мне хотелось подскочить к нему и постучать по голове с другой стороны, но я замерла в ожидании.
Старик принялся ходить кругами по комнате. На втором круге он остановился и кивнул:
— Ага. — Его лицо изменилось. Мне почудилось, что я разглядела следы тревоги. — Идем.
Мы проскользнули в кабинет Харана. Фаддей достал закрытую деревянную шкатулку, которая неприметно примостилась на нижней полке. На крышке была изображена богиня с соколиными крыльями — Нефтида, хранительницы мертвых, как пояснил Фаддей. Он снял ключ с крючка под столом Харана и отомкнул шкатулку. Внутри лежали несколько свитков, десять или двенадцать.
— Здесь Харан хранит документы, которые желает держать в секрете. — Старик перебрал свитки. — В самом начале моей службы хозяин велел снять копии с каждого из этих свитков. Если не ошибаюсь, среди них есть свидетельство о смерти девочки по имени Хая. Имя необычное, так что я его запомнил.
Кровь отлила у меня от лица.
— Она умерла?
Я опустилась в большое кресло Харана и медленно втянула воздух, пока Фаддей разворачивал на столе передо мной папирус.
Царскому писцу метрополии от Харана бен-Филипа Левита, члена Иудейского совета.
Сим удостоверяю, что Хая, дочь моей сестры Йолты, умерла в месяц эпифи тридцать второго года правления императора Октавиана Августа. Будучи ее опекуном и родственником, прошу включить ее имя в списки умерших. Недоимок по уплате податей за ней не имеется, так как на момент смерти ей исполнилось два года.
Я перечитала текст дважды, потом вернула свиток Фаддею. Он быстро его просмотрел и сказал:
— Закон не требует уведомления о смерти ребенка — только взрослых, которые внесены в податные списки. Иногда свидетельство все же составляют, но крайне редко. Помню, я счел это необычным.
Хая мертва. Я попыталась представить, как сообщу об этом Йолте, но не смогла.
Фаддей убрал свиток на место и закрыл крышку.
— Мне жаль, что так вышло, но лучше знать правду.
Чудовищная весть оглушила меня, а ужас от предстоящей мне миссии был столь велик, что я засомневалась, всегда ли истину можно счесть благом. В тот момент я предпочла бы оставаться в неведении, воображая, что Хая жива.
Я нашла Йолту во дворе. Какое-то время я наблюдала, как тетя прогуливается по саду, а потом направилась к ней, стараясь не показывать волнения.
Мы присели у пруда, и я рассказала ей про свидетельство о смерти. Йолта посмотрела в пустое безоблачное небо, уронила голову на грудь и всхлипнула. Я обняла ее за опущенные плечи, и мы долго сидели в молчании, потрясенные, вслушиваясь в звуки сада: щебет птиц, шуршание ящериц, колыхание листьев на ветру.
IX
Несколько дней Йолта просидела уставившись в сад через открытую дверь. Как-то ночью мне захотелось заглянуть к ней, и я обнаружила, что она так и сидит в кресле, вглядываясь в темноту. Я не стала ее беспокоить. Она горевала по-своему.
Я вернулась в постель, и мне приснился сон.
Поднимается сильный ветер. Воздух наполняется свитками. Они парят вокруг меня подобно белым и коричневым птицам. Я поднимаю глаза и вижу летящую богиню-соколицу Нефтиду.
Я проснулась, но сон не шел из головы. Меня наполнила какая-то легкость, и я подумала о деревянной шкатулке для тайных бумаг. Мне чудилось, как Нефтида вылетает из своей темницы на крышке, шкатулка открывается нараспашку, а свитки покидают свое узилище.
Я лежала очень тихо и пыталась во всех подробностях припомнить момент, когда Фаддей показывал мне шкатулку: ключ, замочная скважина, свитки внутри, я дважды перечитываю свидетельство. До меня донесся голос Фаддея: «Закон не требует уведомления о смерти ребенка — только взрослых, которые внесены в податные списки. Иногда свидетельство все же составляют, но крайне редко. Помню, я счел это необычным».
Тогда я решила, что это не важно, но теперь мне стало любопытно: зачем дядя стал утруждать себя, заявляя о смерти Хаи, если этого не требовалось? Почему так важно было оставить запись? И еще кое-что: девочке было всего два года, когда она умерла. Не странно ли, что ее жизнь оборвалась сразу после изгнания Йолты?
Я вскочила с кровати.
Когда Фаддей пришел в скрипторий, я уже ждала его.
— Мне нужно еще раз заглянуть в шкатулку, — заявила я.
Старик покачал головой:
— Ты же видела свидетельство. Зачем снова смотреть его?
Я решила не делиться ни своим сном, ни подозрением, что дело нечисто.
— Дядя уже ушел в город по делам. Опасности нет, — сказала я.
— Я боюсь не Харана, а его слугу, того, с бритой головой, — ответил Фаддей.
Я знала, о ком он. Ходили слухи, что бритоголовый пресмыкается перед Хараном, шпионит на него и готов на все, лишь бы снискать расположение хозяина.
— Мы быстро управимся! — продолжала молить я.
Писец вздохнул и повел меня в кабинет. В шкатулке я насчитала девять свитков. Развернув один, я наткнулась на документ, в котором Харан обвинял вторую супругу в нарушении клятвы верности. Второй свиток оказался их разводным письмом.
Фаддей наблюдал за мной, косясь в сторону двери.
— Не знаю, что ты ищешь, но лучше бы ты поторопилась.
Я и сама не знала. Развернув третий свиток, я положила его на стол.