Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси
— Дочь моя, я не узнаю тебя. Такие отзывы так не похожи на нашу государыню.
— Близость с этим человеком спускает меня на уровень корчмы или… или заезда для чумаков с солью и рыбой. Он отвратителен. Но этот разговор бесполезен. Что же все-таки сказал Ружинский? Ты сказал, что это моя просьба?
— Я намекнул ему на это. Сказать прямо значило, что он может в очередной ссоре все передать государю.
— И что же?
— К сожалению, должен огорчить тебя, дочь моя. Гетман, подобно тебе, считает, что произошли за 609-й год значительные перемены.
— Это нетрудно заметить хотя бы по одному тому, что наши панове стали исчезать из таборов. К московитам для них нет пути, значит, они переходят в войска короля Зигмунта.
— Да, да, именно так. Гетман сказал, что интересы Швеции, Польши и Московии сплелись в один клубок, который очень трудно распутать и тем более невозможно разрубить с маху. В феврале нынешнего года, как ты помнишь, дочь моя, Василий Шуйский заключил договор с Карлом IX Шведским. Договор подписали в Новгороде и туда же прибыл отряд шведов под командованием Делагарди в распоряжение воеводы Михайлы Скопина-Шуйского. Они-то и начали наступление против нашего лагеря.
— Но не только они. Ведь у Александровой слободы с ними соединилась армия Федора Шереметева, та, которая поднималась с низовьев Волги.
— По счастью, они медлили. Между воеводами не было согласия. А в это время начал поход на Московию Зигмунт.
— Я так и не могла понять, каким образом это случилось. Ведь Зигмунт все время стремился к добрым отношениям с Московией. Я хорошо запомнила его литанию мне по этому поводу в Кракове, на моем обручении с русским посланником Власьевым.
— Гетман сказал, что Зигмунт находился в состоянии войны со Швецией, с ненавистным ему родным дядюшкой, который стал вопреки всем его стараниям королем Карлом IX, и появление на московских землях шведских солдат дало ему основание начать наступление на Смоленск.
— Боже, как все это запутано. Но получается, что осада Смоленска помогла нашему лагерю в Тушине.
— В том-то и дело. Именно за этой суматохой Ружинскому удалось подойти к Москве и захватить Красное село.
— И поджечь город.
— Положим, из поджога мало что вышло. Выгорело не так уж много строений. И это стало одним из предметов несогласия гетмана с государем.
— Отец мой, я могу ошибаться, но кажется, этот человек, которого ты называешь государем, может просто бросить Тушино и сбежать.
— Дочь моя, как государь может бросить свое войско? Это немыслимая фантазия. Если бы ты подумала, что государь хочет перенести лагерь на новое место…
— Это невозможно. Такое количество людей, палаток, амуниции, провианта! К тому же, святой отец, ты сам знаешь, люди постоянно уходят.
— Но другие приходят.
— Да-да, приходят. А лагерь в целом напоминает стаю перелетных птиц. Никогда не знаешь, кто и когда сорвется с места. Появление полков Зигмунта и вовсе помутило рассудок многих шляхтичей. Они увидели в этом возможность получения королевской милости, может быть, жалования и возвращения на родину.
— Их можно понять, дочь моя.
— Понять всех, кроме меня. Что здесь делаю я, царица Московская? Ты же сам видишь, святой отец, со мной никто не считается. Твоему государю я была нужна, пока он надеялся с ходу захватить Москву.
— Но еще может сложиться удачная ситуация.
— Может, но он не сумеет ею воспользоваться. Распри внутри лагеря его занимают гораздо больше, чем события во всей Московии.
— Ты не говорила, дочь моя, но мне кажется, ваши супружеские отношения…
— Они прекращены. Мне надоели каждодневные бессмысленные ссоры только потому, что у него двадцать раз на дню меняется настроение. Он всегда недоволен всеми, кроме самого себя. Он обвиняет, жалуется, ненавидит.
— И государь согласился на это? При его характере?
— Он ни на что не соглашался. Я пригрозила разоблачением и обещала лояльность, если он оставит меня в покое.
— Не слишком ли смелый шаг, дочь моя?
— Государыня! Государыня! Беда-то какая!
— Что случилось, Теофила? Почему ты так кричишь?
— Государь бежал!
— Как бежал?
— Сказал насовсем. С несколькими казаками.
— Ваше величество, вы разрешите войти?
— Входите, ясновельможный гетман.
— Ваша камерфрау уже оповестила вас о последней новости, и все же я хочу внести в нее некоторые уточнения. Причиной отъезда государя Дмитрия Ивановича стала наша с ним ссора.
— У вас достаточно давно стали возникать недоразумения, гетман. Почему же это оказалось роковым?
— Наши князья и бояре решили лишить государя престола и просить королевича Владислава занять его. Я не хотел бы, чтобы вы, ваше величество, узнали об этом решении откуда-то со стороны.
— Любопытно, гетман, как вы решили судьбу коронованной государыни?
— Вероятно, если королевич Владислав согласится принять наши условия, он подумает о ваших удобствах и будущем.
— Вам не приходило в голову, что я могла бы править государством? У меня есть на это все права.
— Несомненно. Но на московском престоле не правит ваш род, ваша семья. Вы, ваше величество, только супруга лишенного власти царя. Кроме того, за вами не пойдут ни посадские люди, ни войска. Ваша принадлежность к истинной церкви здесь становится непреодолимым препятствием.
— Я хочу вам напомнить, гетман, это вы задержали меня при моем возвращении в Польшу. Вы были одним из организаторов моего «похищения». Вы и только вы, наконец, убеждали меня признать этого невесть где и невесть как найденного человека моим супругом и московским государем. Вы не чувствуете себя за это в ответе?
— В ответе? Но тогда были иные обстоятельства. Теперь они изменились, и каждый начинает устраивать свое будущее по собственному разумению и возможностям.
— Пьеса сыграна — актеры свободны.
— Примерно так. И именно так всегда бывает в жизни. Вы не согласны со мной, святой отец?
— Вы забываете, что отец духовный в ответе за каждую порученную ему обстоятельствами душу и не вправе так просто от нее уйти.
— Да, конечно, особенности призвания и профессии. Но извините, мне пора идти — ждут дела. Когда, ваше величество, вы собираетесь покинуть Тушино? Мы помогли бы вам лошадями и повозками. В разумных пределах.
— Я никуда не еду.
— Как?
— Я остаюсь в Тушине. И решу свою судьбу без вашего участия, гетман Ружинский.
— Святой отец, я позвала вас, чтобы вы приготовились к отъезду. Если хотите оставаться со мной.
— Для меня такого вопроса нет. Я всюду буду сопровождать вас, ваше величество. Но насчет отъезда — месяц назад вы сказали гетману Ружинскому, что останетесь в Тушине, а теперь…
— Сказала, чтобы он не назначил людей следить за мной. Он должен был думать, что у меня нет ни цели, ни возможностей — эдакая курица, квохчущая над разоренным гнездом. За этот месяц мне удалось многое сделать. И многое узнать. Простите, святой отец, я воздерживалась от разговоров с вами, постоянно чувствуя на себе подозрительные взгляды. Сегодня иначе — мы выезжаем в ночь.
— Мне нечего готовиться, ваше величество. По римской поговорке, все мое — со мною. Я готов хоть сию минуту сесть в седло.
— Нет, нам нужны сумерки. А пока я расскажу вам, о чем удалось узнать. Наши Панове отправили делегацию к королю Зигмунту под Смоленск просить вступить на московский престол королевича Владислава. Вы не поверите, но наш поборник истинной веры, наш король Зигмунт, заранее согласился на то, чтобы его сын принял православие и стал править в Москве по всем обычаям и традициям московитов.
— Вас не обманули, дочь моя? Это же невероятно.
— И тем не менее письменный договор составлен именно так. Его повезли наши тушинцы вместе с представителями московского правительства.
— Тем более невероятно, ваше величество!
— Вы так думаете. Я готова перечислить те имена, которые вошли в состав посольства. Полагаю, большинство из них вам отлично знакомо. Это боярин Михайла Салтыков с сыном, князья Мосальский и Хворостинин Юрий, дьяк Иван Грамотин, московский — не удивляйтесь! — кожевник, какой-то там Андрианов, Михаил Молчанов…
— Молчанов?!
— Да-да, именно наш старый знакомец и множество других. Король католический не только принял все предложенные посольством условия, но и от имени сына дал гарантию, что Владислав станет править государством только с согласия Боярской думы и Земского собора. Почему же так ограничивали меня? Почему мне ставили такие условия, при которых я не могла стать любимой народом московским? Что это за дьявольская игра?
— Ваше величество, дочь моя, боюсь, простому монаху не найти здесь слов объяснения и утешения. Вы решили уехать, и вы правы. Но ваше одинокое путешествие по этим гибельным местам…
