Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси

— В смысле храбрости несомненно.

Гетман Ружинский, и полковники, и русские воры, бояре и дворяне, и всякие люди, которые в Тушине были… собравшись, пошли к Москве, чтобы, придя, выжечь весь Деревянный город и людей порубить. И прибежали в Москву разведчики и сказали царю Василию, что поднялись на Москву литовские люди всеми таборами.

Царь же Василий, посоветовавшись с патриархом Гермогеном и с боярами, повелел боярам и воеводам выступить против них. Бояре же выступили против них с обозом; и был бой в продолжение всего дня, и начали осиливать московских людей, и конных выбили с их позиций, а пешие едва устояли.

И пришли на помощь боярин князь Иван Семенович Куракин, а с другой стороны князь Андрей Васильевич Голицын да князь Борис Михайлович Лыков. И пошли они на литовских людей и на изменников русских, и побили у них много людей, и топтали их до речки до Ходынки. И многие литовцы и русские воры со страху побежали из таборов. Так что если бы московские люди не остановились у речки, то они бы бежали, покинув таборы, — такую храбрость московские люди проявили… И с того времени литовцы перестали открыто на Москву нападать.

Июль. Опять июль. На этот раз 1608 года. Предначертание какое-то. Лето в разгаре. Ночи теплые. Духовитые. Все небо звездами усыпано. Время от времени гром погромыхивает вдалеке. Молнии вспыхивают. Далеко-далеко. Полынью тянет. Под колесами песок поскрипывает. Ночным временем в деревнях только собаки перекликаются. Петухи нет-нет петь принимаются.

Зборовский предупредил: ехать тихо. Ни разговоров. Ни огней. На подставах в лесу лошадей быстро-быстро перепрягают. Кучера и те перешептываются. Скорее! Только бы скорее!

Обоз сзади поставили. Если отрежут, без добра обойтись придется. Лишь бы людей доставить. Лишь бы вас, ваше величество. Самое время вам с супругом вашим соединиться. Москва рядом. Чуть что не из шатров лагерных видать. Пятнадцать верст одним махом промчаться можно!

Снова ни словечка. Молчит государь. Невольно задумаешься, по его ли воле все делается, или… Нет, нет, святой отец сказал, Александру Зборовскому можно верить. Сама знаю, можно. И все же…

Страха нет. От страха давно отучилась. Другое дело: из одной ловушки в иную попасть. На отца полагаться нечего. То настаивал, чтобы брата тем же обозом привезли. То в возок ящик вина требовал — мол, разобьют в телеге.

Как встреча с государем пройдет? Тогда оставил. Не позаботился. Об опасности не подумал. В голову не пришло, или все равно было, разве узнаешь?

Сова вблизи ухнула. Не сова — знак. Зашелестело в придорожных кустах. Возня какая-то. Возок развернулся, по ухабам не поехал — поплыл. Стража, да она вся своя. Кого подкупили, кого напоили. Если один какой и закричал бы, тревоги все едино не вышло.

Голоса. Ближе. Ближе. Огни мелькнули. Лошади стали.

— Приветствую вас, ваше величество. Хочу верить, что поездка ваша не была слишком утомительной. Правда, возок — не карета.

Александр Зборовский. Рядом Панове наши. Много. Толпа. Смеются…

— А государь…

— Он ждет ваше величество в шатре. Разрешите предложить руку. Осторожнее, ваше величество. Хоть мы и постелили ковры. Под коврами могут быть корни. Лес, ничего не поделаешь. С вашего разрешения, я поддержу вас…

А Дмитрий? Где Дмитрий? Никто не удивляется. Комплименты говорят. Кланяются. К руке просят приложиться. Болен? Ранен?

— Сюда, ваше величество. Вы сами увидите: для стоянки в лесу — табора военного совсем неплохо. А ваш шатер и вовсе из восточных сказок. Вот и пришли. Ваше величество, государь Дмитрий Иванович, мы доставили вашу супругу.

Что это? Кто? Глаза в глаза глядит. Не сморгнет. Опустился на колено. Берет руку…

— Моя дорогая, наша разлука была невыносимой. Наконец-то… Вам столько довелось пережить… А теперь оставьте нас, панове, ее величество устали и предпочтут остаться со своим супругом вдвоем.

Титулы Тушинского вора:

Се яз Царь и Великий Князь Дмитрий Иванович, всея Руси и Московский области Великого Величества Самодержец и Вседержитель Российского государства, Царь и Великий Князь Дмитрий Иванович всея России, Богом хранимый и Богом избранный и Богом дарованный и Богом помазанный и надо всеми Ордами превознесен, старому Израилю уподобись, покровением десницы Вышнего Бога, едины подсолнечный Крестьянский Царь и многих Государств Государь и обладатель.

Наияснейший и непобедимый Самодержец Великий Государь Дмитрий Иванович, Божьею милостью Цесарь и Великий Князь Всея Руссии и всех Татарских царств и иных многих Государств Московские Монархии подлеглых Государь, Царь и обладатель, Его Цесарское Величество.

Полог опустился. Тяжелый. Парчовый. Кто-то у пола край поправил. Ни щелинки. Пол в коврах персидских. Кресла итальянские. Стол в дорогих каменьях. Подсвечники огромные. Тяжелые. Свечи ровно-ровно горят. Не шелохнутся.

— Кто ты, пан?

— Государь Всея Руси Дмитрий Иванович. Титула можно не повторять.

— Твое настоящее имя?

— Я назвал его. Другого не знаю.

— Мы вдвоем.

— Тем более. Моя супруга звала меня всегда просто государем.

— А где…

— Мы виделись в Самборе и провели немало времени вместе. Мне знакомы все привычки, поговорки. И я вряд ли кому-нибудь уступлю в искусстве укрощать полудиких коней и стрелять в цель. Вы еще помните эти особенности вашего супруга, ваше величество?

— Какие объяснения вы собираетесь мне дать?

— Никаких.

— Но я могу…

— Мне неприятно это говорить, ваше величество, но вы ничего не можете. Ваш выбор предельно прост: остаться в Тушине или царицей со всеми причитающимися царице почестями, или пленницей, которую не станут третировать, но будут охранять как зеницу ока и не допускать никаких встреч. Подумав, вы поймете: иного выхода у нас всех нет.

— Но как же другие…

— Вы увидите здесь, ваше величество, почти весь ваш двор, впрочем, главным образом в мужской его части. Увидите российских вельмож, знакомых вам по кремлевским дням, по коронации. Никто не требовал и не требует никаких объяснений. Они были бы слишком губительны для нашего общего дела.

— Я хочу знать судьбу…

— Того, кого здесь нет. В этом тоже нет нужды. Ее, кроме меня и еще двух-трех человек, не знает никто. Но принимать решение надо немедленно. Или царица Московская приехала в лагерь, или ее повезли другой дорогой в Польшу. Этот второй вариант, уверяю вас, никого не обеспокоит. Если царица Московская все же счастливо соединилась с государем Дмитрием Ивановичем, ей следует немедленно переодеться для парадной трапезы. Столы давно накрыты. Ваше решение, ваше величество?

— Надо позвать моих горничных. Мне понадобится около часу.

— Превосходно, ваше величество. Время в вашем распоряжении.

— Но что касается супружеских обязанностей…

— Они предполагаются сами собой. И, надеюсь, они не окажутся царице в тягость. Мы ждем вас через полчаса, моя обожаемая царица!

И повелел царь Василий встречать его (М. В. Скопина-Шуйского) и немецкого воеводу Якова Пунтусова (Я. П. Делагарди) с товарищами. Московские же люди… воздали ему великие почести: встретили его с честью и били челом ему за то, что очистил Московское государство и к царю Василию пришел…

Была же болезнь его (М. В. Скопина-Шуйского) зла: беспрестанно шла кровь из носа. Он же сподобился покаяния, и причастился Божественных тайн телу и крови Господа нашего, и соборовался, и предал дух свой, отойдя от суетного жития сего в вечный покой. И был на Москве плач и стенание великое…

И повелел царь Василий похоронить его в соборе Архангела Михаила (Архангельский собор Кремля), в приделе Рождества Иоанна Предтечи.

Многие же в Москве говорили, что испортила его тетка его, княгиня Катерина, жена князя Дмитрия Шуйского, а то единому Богу известно…

Царь же Василий, видя гнев Божий на себе и на всем православном христианстве, начал… говорить ратным людям, чтобы те, кто хочет постоять за Московское государство, целовали крест, а кто не хочет в осаде сидеть, те бы ехали себе из Москвы.

И начали все крест целовать, что хотят умереть за дом Пречистой Богородицы в Московском государстве… А на следующий день, и на третий, и в иные дни забыли многие крестное целование и обещание свое к Богу и стали отъезжать к Вору в Тушино — боярские дети, и стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы, и дьяки, и подьячие.

И многие не то, что дважды, но и по пять раз и по десяти из Тушина в Москву переезжали.

— Мне остается только благодарить вас, ваше величество, за принятое вами мудрое решение. Надеюсь, последующие события оправдают его полностью в ваших глазах. Но все же супружеское ложе…