Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня
— Не торопись. Ешь потихоньку, по маленькому кусочку, а то будет плохо, — сказал Каримай. — Уван, скажи ему, пусть не спешит! Ведь он давно ничего не ел! И пусть лучше сначала попьет воды из источника. Медленно, по глоточку…
Старик присел рядом с Айстисом и сам начал поить и кормить его, словно маленького ребенка.
После еды все легли отдохнуть. Айстис присматривал за костром. Он уже выспался и с интересом наблюдал, как отсветы огня выхватывают из темноты массивные колонны, которые спускались сверху или вырастали со дна пещеры и под самым потолком становились тоньше — туда отсветы пламени уже не доставали. Юноша прислушивался к биению своего сердца, ощупывал руками камни, покрытые мхом, и думал о том, что даже в недрах земли жизнь не сдается… Не беда! Преодолеет и он все невзгоды, которых ему не жалеют чужие боги! Зато ему помогают люди. Какие они хорошие — Каримай, Уван. И этот тихий Олеан. И даже маленький Акул — все хотят ему помочь. Что бы с ним стало, если бы не они? Он бы погиб в пещере на той горе! Да! Люди лучше богов! Без людей обойтись нельзя! Без их дружбы, без их улыбки погибнешь, как без пищи…
Пламя снова потянулось вверх. Оно высветило стену перед глазами, совершенно белую с желтыми полосами. Рядом синее пятно. Стена не ровная, а словно утыканная серыми прозрачными ножиками. Только прикоснись — сразу порежешь руки!
С другой стены свесилось множество сосулек. Белые, черные, даже темно-красные! Одни, освещенные пламенем, тускло отсвечивали, другие загорались, как звезды, пульсировали, как живые!
А что это? Айстис поднял с земли горсть сверкающих перламутровых шариков. Жемчуг! Как он сюда попал? И каждая жемчужина с дырочкой! Нанизывай на нитку и делай ожерелье!
Откуда было знать Айстису, что это не жемчуг, а глина, покрытая тоненьким слоем кальцита…
— Не спишь? — тихо спросил Уван. — Отдыхай! Нам предстоит дальний путь…
— Я должен дождаться прибытия каравана! — так же тихо ответил Айстис. — Я не могу покинуть Тысячу Пещер…
— Мы должны скрыться! Когда все утихнет, вернемся…
— Я отстану от каравана…
— Лучше отстать от каравана, чем погибнуть! Или, по-твоему, не так? — Уван взглянул на него с усмешкой. — Монахи не простят тебе побега… Ведь ты нанес оскорбление их богу!
Каримай вел свою группу без остановки, сворачивая с галереи на галерею, то спускаясь вниз, то взбираясь вверх по пещерам, которые петляли в разных направлениях.
Так они шли еще несколько дней и ночей, лишь ненадолго останавливаясь на отдых, пока не вышли в большую пещеру, из которой открывался вид на поля, озаренные солнечными лучами. Справа и слева возвышались горы, а между ними лежала желто-зеленая равнина…
Каримай не спеша объяснял:
— Видите речушку? Это Яркенд. Мы пойдем вдоль нее…
Он ничего больше не сказал о Яркенде, необычной речушке, которая течет по степи и песчаной равнине, прокладывая себе дорогу через пустыню Такла-Макан.
Правда, пустыня простиралась чуть правее, но ее горячее дыхание ощущалось и здесь. Местами Яркенд исчезала, словно растворившись в песке, а на расстоянии примерно в тысячу пядей снова струились ее коричневато-желтые воды. Кое-где русло было широкое и сухое, а посередине него торчали высохшие, полузанесенные песком стволы тополей. Оказывается, река постоянно воевала с песком и ветром. Когда ветер засыпал русло песком, река прокладывала себе новое…
Каримай вел людей на северо-восток. Деревушки он огибал: боялся попасть в руки ханей.
— Кто знает, возможно, стража сообщила о нас, — говорил старик.
Он по-прежнему шел первым, на чем свет стоит ругая ханей, отнявших охотничью добычу за целый год: вьюки с сушеной кетой и икрой и даже коней, на которых прискакали хакасы.
Чем дальше они уходили на север, тем мягче становился ландшафт. Еще недавно вокруг простирались желтовато-белые пустыни, а сейчас уже взор ласкали зеленые луга, широкие реки. Вместо тополей и шелковичных деревьев кругом росли так хорошо знакомые можжевельник, березы и ели. Айстис как бы почувствовал запах родных краев… Вокруг становилось все больше гор. Островерхие горные гряды то взмывали ввысь, то уменьшались, а порой превращались в сплошную стену — высокую, зубчатую, местами осыпавшуюся. Обрывистые склоны были то кроваво-красные, то серо-голубые. Кое-где скалы напоминали башни.
Путешественники остановились на открытой равнине, по которой ветер перекатывал пучки полыни. Она простиралась до самых горных вершин. То тут, то там виднелись пятна неувядшей еще травы. В солнечных лучах поблескивали источники. Вокруг стаями кружили голуби пустыни — булдуруки. Айстису они показались интересными — перья коричневато-желтые с черными пятнами, брюшко белое, ножки с тремя чешуйчатыми пальцами, крохотные коготочки напоминали шпоры… Птицы внезапно опускались на землю, с легкостью бегали по пескам, собирая семена…
Каримай велел поймать несколько булдуруков. Их мясо оказалось настоящим лакомством!
Айстис все посматривал на горы впереди, которые к закату солнца поднялись во всем своем величии. В лучах заходящего солнца их вершины горели, словно облитые пурпуром. А в долинах уже воцарилась темнота…
Зря Айстис опасался, что преодолеть горы будет очень тяжело. От озера Хара-ус-Нур, где группа отдыхала в последний раз, Каримай, оставив горы в стороне, повернул на восток, где простиралась степь. В конце двухдневного путешествия они увидели широкую реку и вдоль берега направились к ее верховью в горах, к озеру, от которого она брала начало.
Хакасы при виде озер оживились.
— Убсу-Нур! Убсу-Нур! — стал выкрикивать Акул. Он, как выяснилось, бывал здесь не раз.
— Да, да. Убсу-Нур, — подтвердил Олеан.
Каримай окинул озеро взглядом и повернулся к Увану:
— Вот мы и дома… До родных кибиток осталось шесть дней пути, от этого озера начинаются наши земли…
— Берегись! — внезапно крикнул Уван.
Айстис вздрогнул, повернувшись, успел разглядеть, как перед ним промелькнуло какое-то темное существо, и сразу же погрузился в небытие…
…— Тебе покровительствуют боги! — говорил Уван, склонившись над Айстисом, лежавшим на кипе толстого войлока. — Иначе не скажешь! Горный барс прыгнул прямо на тебя!
Айстис ничего не помнил. Удар оказался таким сильным, что юноша пришел в себя лишь здесь, в доме сына Каримая — Хакамда. Сам Каримай жил один, проводя большую часть времени в тайге, а раненому юноше требовался уход. Заботу о нем приняли на себя домочадцы Хакамда.
У Хакамда Айстису понравилось. Успокаивающе действовало само круглое жилище. Стены — из толстого белого войлока. Им устлан и пол. Крыша — купол правильной формы — изнутри также обита войлоком. Вдоль стен стояли красивые деревянные сундучки. На стенах висела одежда, кожаные мешочки с топленым маслом, сухим творогом — чурой — и другим продовольствием.
Посередине домика — очаг, на котором стоял треножник, а па нем большой котел, над которым постоянно поднимался пар. Дым уходил через отверстие в макушке крыши. Когда не готовили еду, отверстие закрывали куском войлока.
Возле стен — ложе, на котором на ночлег устраивалась семья Хакамда: он сам, жена, ее отец, сын Акул и двое дочерей — Бея, поменьше Акула, и Асмая, однолетка Айстиса. В жилище жили и другие, видимо родственники Хакамда.
По ночам, когда Айстису не удавалось уснуть, он прислушивался к тому, как храпят люди, как за стеной блеют овцы, лают собаки, фыркают лошади. Такая жизнь не удивляла его: ведь и жемайты жили так.
Днем все расходились по своим делам: кто на охоту, кто собирать корни, кто рыхлить землю. Кто-то ухаживал за животными, которых у этой семьи было немало. Подчас все отправлялись на рыбалку или собирать кедровые орехи. Дома оставались лишь маленькая Бея и дедушка. Девочка все посматривала на Айстиса, не решаясь заговорить с незнакомцем.
Частенько заходил Уван. Он оставался помочь, если самочувствие Айстиса ухудшалось. Раны юноши заживали с трудом, порой сильно кровоточили. Уван и Айстис подолгу разговаривали. Каждый рассказывал о своем крае. Много говорили они и о людях, к которым Айстис сейчас попал.
— Знаешь, — сказал однажды Уван, — язык, похожий на твой, мне уже доводилось слышать. Еще в детстве я плыл с отцом по нашей реке Волге к ее верховьям, чтобы торговать с живущими там людьми. Они разговаривали так же, как и ты…[125]
«Не может быть! — хотел возразить Айстис. — Как наши люди могли очутиться в такой дали от янтарного края?» Однако юноша промолчал. Может, и правда живут? Путешествуя по всему миру, Айстис научился мыслить более широко…
— Уван, — сказал он однажды, — а что, если я пойду с тобой? До твоей родины? А оттуда — к нашим родственникам! Вот было бы дело!
— Почему же нет? — ответил Уван. — С удовольствием! Тем более что встречаться с ханями и мне не хочется. Я подозреваю, что один из хранителей храма меня узнал и мне придется досрочно собираться домой…
