Дмитрий Балашов - Бальтазар Косса
Папа Иоанн с ненавистью смотрел на Аньоло Джаноби. Миланский богач решил во что бы то ни стало вернуть жену (тем более, что и католическая церковь проповедует нерушимость брака). Крайне взволнованный, с глазами, полными слез, он упал на колени перед нашим героем.
– Святой отец, святой отец, отпустите мою жену, позвольте ей вернуться ко мне! – умолял он.
– Несчастный, как я разрешу ей, если она этого не хочет! – воскликнул Иоанн.
В открытую дверь просовывались люди, рассматривая коленопреклоненного иностранца, докучавшего папе.
– Верните мне жену, святой отец, прикажите ей вернуться к законному мужу! – молил Джаноби.
Косса рассвирепел:
– К законному мужу! – саркастически повторил он слова Джаноби. – Ты – законный муж, ты любишь ее. А она-то любит тебя?
– Десять лет… Десять лет я прожил с ней в согласии. Десять лет я любил ее, и сейчас люблю еще сильнее. Отдайте мне ее! – всхлипывал Джаноби, обнимая колени папы.
Толпа любопытных у раскрытых дверей увеличивалась с каждой минутой.
Косса оттолкнул Джаноби, метнул на него свирепый взгляд и дал ему увесистую пощечину. (Слишком много пощечин в романе! Тут, как и со стилетами, Парадисису изменяет чувство меры.)
– Ты знаешь Иму десять лет! Десять лет любил ее! А я люблю ее тридцать лет! Я узнал ее, когда она была еще девчонкой! (Опять накладка: по Парадисису Име был 21 год.) В моих руках она стала женщиной. А как она любила меня! Когда мне угрожали пытки и смерть, она спасла меня, рискуя жизнью! В течение многих лет обстоятельства не позволяли мне встретиться с ней. Но как только я смог приехать в Болонью, я первым долгом постарался найти ее… Но не нашел. Все годы, в горе и радости, я вспоминал о ней с чувством благодарности и думал, что в этой женщине – моя жизнь. Ты хочешь, чтобы я отдал ее тебе? Иди… Возьми ее… Если она этого захочет!
Разгневанный Косса, теперь уже один, поднимался по лестнице. Женщина, со слезами на глазах, следившая за ссорой из темноты, вышла ему навстречу и бросилась в объятия, взволнованно повторяя:
– Бальтазар, Бальтазар… – Тело ее содрогалось от рыданий.
– Има, если ты предпочитаешь своего мужа…
Она потянула его в комнату, прикрыла дверь и заговорила:
– Бальтазар, Бальтазар… Я не думала, что ты.., если бы я знала, я не вышла бы замуж…»
XLIV
Далее Парадисис говорит, что скандал с мужем Имы мог очень повлиять и повлиял на решение собора, что Косса, почуяв сгущающиеся тучи над своею головой, встретился с герцогом Фридрихом Австрийским, старым знакомцем, заклятым врагом Сигизмунда, кстати, и зятем бывшего императора Рупрехта, договорился с ним о поддержке Фридрихом своей персоны и о защите, ежели произойдет беда.
Относительно Яна Гуса данные источников расходятся. Парадисис утверждает, что Иоанн XXIII увидел Гуса только в тюрьме. Бог ему судья!
По иным данным, Косса сам принял участие в осуждении Гуса, что было бы только естественно, ибо, осудив учение Виклифа, папа должен был осудить и знаменитого пражского проповедника.
На деле же ситуация оказалась гораздо сложнее и премного запутаннее. Критики Иоанна XXIII забывают, что сам папа был тоже почти что подсудимым, что вокруг него ощутимо сгущались тучи, что в деле Яна Гуса он мало что мог сделать через голову обвинителей-кардиналов, что вся судьба Гуса зависла на охранной грамоте Сигизмунда и Сигизмундовой воле, как и судьба самого Бальтазара Коссы, что Гус был только пешкой в большой игре, где зависала и судьба чешской короны, и судьба папского престола, в его отношении к Германской империи, и даже дальнейшая судьба самого католичества.
Вот как разворачивались события на самом деле.
Папа Иоанн XXIII, насколько мог, прикрывал Гуса. у него даже с Имой Давероне, которая вступилась за мужественного славянина, состоялся приватный разговор.
– Да ничего ему не сделают! – раздраженно говорил он, расхаживая по палате. – Приедет Сигизмунд и уймет эту камарилью! Он же сам давал Гусу охранную грамоту, в конце концов! Ну, принесет личное покаяние, отречется от своих заблуждений, будет отпущен назад, в Чехию, и станет проповедовать дальше! Сам Сигизмунд это обещал!
Сигизмунд, однако, прибыл в Констанц лишь на Рождество (в ночь с 24 на 25 декабря). А Иоанн XXIII въезжает в Констанц 28 октября. Гус прибыл 3 ноября. 5 ноября папа открывает заседание Собора, а Сигизмунд 8 ноября только еще коронуется в Аахене императором Германии.
Меж тем, события развивались стремительно. Уже в ноябре приехала целая делегация обвинителей Яна Гуса: представители венского университета, знаменитый богослов Николай из Динкельсбюля, магистр богословия Петр из Пульки, доктор декретов Каспар из Мейзельштейна, и чешские враги пражанина – Ян, епископ Литомышльский, с панами: Путой из Частоловиц, Петром из Штернберка, Альбрехтом из Ризенбурка, тремя магистрами богословия, в том числе Андреем из Дейчброда, доктором Назой и другими. В Констанце к ним примкнул Михаил Палеч, и особенно злобный враг Гуса – прежний доносчик на Палеча, Михаил из немецкого Дейчброда. Привезли сочинения Гуса, протоколы жалоб, свидетелей и тотчас подали в курию обвинение Гуса в ереси. К ним тут же присоединились представители немецких университетов, ранее учившиеся в Праге: Петр Шторх, Дитрих из Мюнстера, Генрих Гомберг, обвинявшие Гуса в натравливании чехов на немцев.
Уже 28 ноября того же 1414-го года был пущен слух, что Ян Гус будто бы пытался бежать, был пойман, на что гневно возражал постоянный защитник Гуса Ян из Хлума, но, так или иначе, Гус был вызван в папский дворец и там, после долгих словопрений, арестован.
– Ха, ха! – веселился Михаил из Дейчброда. – Он уже в наших руках! Теперь выплатит все, до последнего геллера!
Кардиналы напирали. Иоанн XXIII сдался к вечеру. Яну из Хлума он ответил, на укоризны яоследнего:
– Вот, мои братья слышали, что не я приказал его арестовать: начальник стражи – глашатай, а не мой человек! – И, отведя Яна в сторону, домолвил тихо: – Ведь вы знаете, каковы мои отношения с ними! (Он кивнул в сторону кардиналов-обвинителей.) Они мне его передали, и я должен был принять его в заключение.
1 декабря 1414-го года, под давлением Михаила из Дейчброда и Палеча, Коссе пришлось назначить следственную комиссию, состоявшую из председателя Иоанна, царьградского патриарха, и помощников: епископа Любека Иоанна и Бернгарда из Читта Кастелло. 6 декабря 1414-го года Гус был посажен в тюрьму. На письмо Сигизмунда с требованием немедленного освобождения Гуса собор даже не обратил внимания…
Вечером Косса, отводя взор, говорил Име:
– Достали! Это те же псы господни, доминиканцы, с которыми я тогда имел дело в Болонье! Что я мог сделать, Има! Мне, чтобы помочь ему, надо прежде сохранить свою голову, остаться папой! Не ведаю, что будет теперь, не ведаю ничего!
Сигизмунд прибыл в Констанц торжественно, 24 декабря, в канун Рождества. Он плыл по озеру, его встречали иллюминацией, весь берег был освещен.
В соборе Сигизмунд, в качестве диакона, с короной на голове, по примеру римских (ромейских) императоров читал Евангелие, сидя на роскошном троне в окружении имперских князей. После обедни Иоанн XXIII передал ему освященный меч с наставлением употреблять его для охраны церкви. А тот, против которого этот меч оказался обращен в первую голову, сидел в сыром и холодном подземелье замка на Боденском озере, в нескольких сотнях метров от этого пышного празднества. Сидел больной, почти умирающий, и ждал своей участи, и надеялся на приезд императора, который, меж тем, 1 января 1415-го года объявил, что собор волен принимать любые меры против еретиков, тем самым окончательно предавая Яна Гуса.
Папа Иоанн XXIII, сколько мог, заботился о Гусе, и тот с благодарностью вспоминает о том. Иоанн послал к Гусу своего врача Антонио далла Скарпериа, с которым вместе учился в Болонье, по его настоянию Гуса перевели в лучшую тюрьму, слуги папы были приветливы к пражанину и всячески облегчали его заключение.
В январе 1415-го года Гуса освободили из темницы и перевели в чуланчик рядом с рефекторием, где он, в относительном покое, провел последующие десять недель.
Но грозные тучи над головою Иоанна XXIII все сгущаются.
20 марта устраиваются конные игры, «карусель», во время которых папа, переодетый конюхом, бежит в Шаффхаузен. В Констанц вступают венгерские войска Сигизмунда под командованием Миклоша Гара, папский дворец разграблен, сторожа, передав ключи Сигизмунду, сами уезжают вслед за Коссой в Шаффхаузен… И тут Сигизмунду ничего не стоило отпустить Яна Гуса! Но – не отпустил![40]
Скорее всего, Иоанн XXIII, даже защищая знаменитого чеха, так до самого конца и не понял, кто перед ним. Не понял и Ян Гус, для которого все трое пап были на одно лицо. Все недостижимы и враждебны. А меж тем, в этих людях, так и не понявших друг друга, столкнулись две эпохи, два мировоззрения, два несхожих человеческих типа: «человек личности» с «человеком идеи». И очень было бы интересно допустить невозможное: откровенный, с глазу на глаз, разговор Бальтазара Коссы с Яном Гусом. Разговор, невозможный по существу, но…
