Константин Симонов - Товарищи по оружию
Но Артемьев все-таки решил не оставлять труп здесь, недалеко от границы, – предстояло еще как следует обыскать его, вспороть и подметки гутул, и каждый шов на одежде. Да и самый труп мог послужить вещественным доказательством.
Артемьев подвел своего мотавшего головой коня, поднял с земли мертвое тело, перевалил его вниз лицом через седло и прикрутил чембуром ноги. Осмотрев сорвавшееся с японской лошади седло и ничего не найдя, он, однако, решил взять с собой и седло. Оставался карабин. Артемьев прикинул на глаз, где примерно он свалил своим выстрелом японца, и через несколько минут нашел в траве японский карабин с маркой оружейного завода в Осака.
Прикрепляя карабин в луке седла. Артемьев удивился той тишине, что стояла кругом. Ни с севера, где растворились в степи японец в малахае и цирик, ни с северо-запада, куда ускакали два других японца и где должен был их встретить Данилов, ни с юга, где остался Шагдар, не было слышно ни одного выстрела. Все кончилось. Как – он не знал, но так или иначе кончилось.
Сверившись с компасом, он бросил взгляд в ту сторону, где рядом с телом погибшего цирика торчала из земли винтовка, и пошел по степи в ту сторону, где, по его расчетам, остался Шагдар. Сзади него, то и дело натягивая повод, нехотя ступала лошадь и, раскачиваясь, постукивала мертвая голова японца.
Пройдя с километр, Артемьев увидел ехавших навстречу всадников – двух цириков и пограничника.
– Капитан Данилов приказал вас искать! – подъезжая к Артемьеву, доложил пограничник.
– Ну что там? – спросил Артемьев.
– Трех японцев убили, одного поймали, – сказал пограничник. Потом помолчал и добавил: – Двое цириков убиты.
И, снова помолчав, словно ему было трудно высказать все разом, опять добавил:
– Капитан Шагдар получил касательное ранение в щеку. А капитан Данилов – тяжело раненный. Сюда.
Он показал рукой на левую ключицу. Кисть руки у него была обмотана пропитавшимся кровью бинтом.
– Вы и сами ранены?
– Японец прокусил, когда вязал его, – нехотя объяснил пограничник. – А у вас убитый? – кивнул он на лежавший поперек седла труп.
– Да.
Указав пограничнику и монголам оба направления – то, в котором ускакал японец в малахае, и то, по которому они выедут к воткнутой в землю винтовке, – он приказал искать цирика, ускакавшего за японцем, а на обратном пути захватить тело погибшего.
Через час Артемьев добрался до того места, где Шагдар первым принял бой с японцами. В степи виднелось несколько убитых лошадей, и на маленьком пригорке, сложенные рядом, лежали три трупа в порванной и запятнанной кровью одежде монгольских аратов.
Артемьев остановился возле них, развязал чембур и стащил на землю труп японца. Потом, по-прежнему ведя в поводу лошадь, подошел к Данилову. Данилов полулежал, прислонясь к двум положенным одно на другое седлам. Позади него сидел пограничник и даниловским планшетом отгонял комаров.
В двух шагах от Данилова сидел пленный. Он сидел на согнутых в коленях ногах, опираясь на пятки. Лоб его был забинтован, на лице не шевелился ни один мускул. Он сидел надменно и непринужденно, несмотря на связанные за спиной руки. То что он связан, Артемьев понял, лишь когда Данилов слабым голосом сказал пограничнику:
– Его.
И пограничник, нехотя подчиняясь воле начальства, махнул несколько раз планшетом перед самым носом японца, сгоняя с его лица комаров.
– Вот, ранил меня, паразит, – сказал Данилов, поворачивая голову в сторону японца. – Не хотел сдаваться, пришлось брать руками. И то, как ни старались, башку ему поцарапали.
– А у вас что за рана? – спросил Артемьев, продолжая стоять и держать за повод коня.
– Ничего, не смертельная, – усмехнулся Данилов. – Ключицу перебило, рука не действует.
– А перевязали?
– Перевязали. Но пришлось опять гимнастерку сверху надевать, а то комары. А вы – убили?
– Одного убил, – виновато сказал Артемьев, – а второго потерял из виду.
– Плохо, – сказал Данилов. – Мой, судя по всему, говорить не захочет. Потери есть?
– Один цирик погиб. А как с другим – не знаю. Он за вторым японцем погнался. Я послал искать его.
– Ну и правильно, – сказал Данилов. Гримаса боли исказила его лицо. – Сейчас Шагдар подъедет – решим, как дальше. И поедим. Черт его знает, раненный, а есть хочется.
– А где Шагдар?
– Мы с ним на японцах ничего не взяли, кроме оружия. Ездит с цириками, смотрит: может, что в степи побросали.
Артемьев сказал о своей догадке насчет сброшенного в степи халата.
– Вот именно, – ответил Данилов. – Если сегодня ничего не найдем, с утра еще будем прочесывать. Да бросьте вы повод, никуда ваш конь не уйдет, они у монголов в этом смысле золото. Труп осмотрели?
– Осмотрел. На первый взгляд как будто ничего нет, – сказал Артемьев и кивнул на японца: – Начнем допрос?
– Скворцов! – вместо ответа обратился Данилов к сидевшему за ним пограничнику. – Отведите его метров на пятьдесят.
Пограничник подошел к японцу и, тронув его за плечо, показал, что надо подняться. Не меняя надменного выражения лица, японец встал и пошел впереди пограничника.
– Вы думаете, он может знать по-русски? – спросил Артемьев.
– Не похоже, но на всякий случай, – сказал Данилов. – Толмачом у них другой был, но его, к сожалению, Скворцов первым же выстрелом снял. По-моему, из бывших русских. Скуловатый, издали можно за монгола принять. Посмотрите сами.
Артемьев снова подошел к лежавшим на пригорке трупам. У крайнего, одетого в гутулы и халат, лицо было действительно скуластое и желтоватое, но при всем том настолько отличное от мертвых лиц двух лежавших рядом японцев, что Артемьев уверенно подумал: да, это русский, бывший русский, как выразился Данилов.
«Кто он? – подумал Артемьев, глядя на заросшее густой седой щетиной и залитое кровью мертвое лицо. – Штабс-капитан колчаковской контрразведки или урядник забайкальского казачьего войска? С кем он уходил двадцать лет назад из России? С Унгерном на Ургу или с Анненковым на Харбин? Где служил потом? В охране у Чжан Цзолина, в полиции у Пу И или с самого начала в японской разведке?…»
– Русский? – спросил Данилов, когда Артемьев возвратился.
– Да. Так как же с допросом японца?
– Не знаю, – сказал Данилов. – Все равно уже первый страх у него прошел, пока вас искали. Да и не было у него первого страха, одна злость. Дунину руку до кости прокусил. Видали?
– Видал.
– Верней всего, не теряя времени, тащить его прямо к Шмелеву. А вот и Шагдар что-то везет! – прервал сам себя Данилов.
Артемьев обернулся и увидел подъезжающего к ним Шагдара.
– Нашел! – возбужденно кричал тот, вытягивая вперед руки, в которых виднелось что-то длинное и черное.
Это был кусок плотной материи, вроде пояса с оборванными завязками по концам. Посередине в материю были вшиты узкие карманчики и в каждый из них вставлены маленькие, в полпальца, ампулы с чем-то желтовато-серым внутри.
– Прямо тебе пулеметная лента! – Данилов вынул одну ампулу и осторожно, на отлете, держал ее в пальцах. – Опять, наверное, холера!
– Под халатом вокруг пояса носил, а в последнюю минуту сорвал, – по-прежнему возбужденно, довольный своей находкой, говорил Шагдар. – Думал – степь большая, не найдем.
– Садитесь, – сказал Данилов. – Посоветуемся. План Данилова сводился к тому, чтобы Артемьев, не дожидаясь результатов новых поисков, взял с собой ампулы, пленного, одного пограничника, двух цириков и ехал через перешеек между солончаковыми озерами к ближайшему полевому аэродрому До аэродрома сорок километров, и, если отобрать пять лета, посвежее, можно добраться туда к ночи, взять у летчиков полуторку и еще до рассвета прибыть в штаб группы.
– Так и было предусмотрено со Шмелевым в случае успеха, – сказал Данилов. – Аэродром у меня отмечен. – Он с трудом дотянулся до положенного пограничником на траву планшета и передал Артемьеву карту.
Сам Данилов решил остаться с Шагдаром до завтра и продолжать, как он выразился, «производить обыск степи», пока за ним не пришлют санитарную машину.
У Шагдара возражении не было. Он коротко ответил, что сам отберет лучших лошадей, сел на коня и поехал туда, где дымился костер и паслись лошади. До костра не было и ста шагов, но Шагдар не делал и десяти шагов пешком, если под рукой была лошадь.
