Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)
— Один из моих предков во времена лиги, — возразил я, — женился на гугенотке. Он проехал двести миль по враждебной стране, чтобы увезти свою невесту. И они были очень счастливы.
— Ну… — начал было Рональд, но замолчал, опустив глаза.
— Что же? — спросил я.
— Ну… а Гогела?.. — произнес юноша, смотря в камин на уголья.
Я так и подскочил, вскрикнув:
— Что, что вы говорите?
— История с Гогелой, — повторил он.
— Рональд! — произнес я. — Вы говорите не по собственному побуждению. Я знаю, кто вам подсказал эти слова, — низкий человек шепнул их вам.
— Сент-Ив, — возразил юноша, — зачем вы стараетесь сделать этот разговор еще тяжелее для меня? Зачем вы оскорбляете других людей? Я не могу принять предложения человека, на котором лежит чересчур тяжелое обвинение! Вы сами должны понять это. Ваше намерение жениться на моей сестре — самая нелепая вещь в мире.
— И только потому, что я дрался на дуэли, только потому, что эта дуэль окончилась несчастливо, вы — юный солдат или почти солдат, отказываете мне в руке вашей сестры? Так ли я понял вас? — спросил я.
— Милый мой, — жалобно произнес Рональд, — конечно, вы можете превратно истолковывать мои слова. Вы говорите, что это была дуэль… Я же не могу сказать вам, что… я не могу… мне кажется… вы сами видите, в чем заключается вопрос. Это была дуэль? Я не знаю.
— Я имел честь сказать вам, что дрался на дуэли, — произнес я.
— Видите ли, другие утверждают иное.
— Они лгут, Рональд, и я докажу это.
— Одним словом, тот человек, который так несчастлив, что о нем говорят подобные вещи, не может быть мужем моей сестры! — крикнул Рональд.
— Вы знаете, кто на суде будет первым свидетелем в мою пользу? Артур Чевеникс, — сказал я.
— Мне все равно, — произнес юноша, встав со стула и принимаясь ходить взад и вперед по комнате. — Чего вы хотите, Сент-Ив? О чем мы говорим? Я как во сне! Вы сделали предложение, я отказал вам. Мне оно не нравится, мне его не нужно. Кроме того, не во мне вопрос: моя тетка ни за что и слышать о нем не захочет! Разве вам недостаточно этого?
— Помните, Рональд, что мы с вами играем обоюдоострым оружием, — сказал я. — Предложение руки — щекотливый предмет. Вы отказали мне и привели множество причин вашего отказа. Прежде всего вы называли меня обманщиком, затем напомнили о войне, далее вы сказали, что я бесчестно убил Гогелу, или что на меня возводят подобное обвинение. Ну, милейший мой, все это жалкие причины для отказа! Если бы кто-либо другой говорил со мной таким образом, я был бы страшно возмущен; полагаю, вы сами понимаете это. Но в настоящем случае у меня связаны руки. Не говоря уже о том, что я люблю вашу сестру, я настолько благодарен вам за прошлое, что вы можете вполне безнаказанно оскорблять меня! Мне приходится жестоко страдать, не имея возможности защищаться.
В начале моей речи Рональд порывался перебить меня, но, когда я замолчал, он долгое время стоял, не произнося ни слова.
— Сент-Ив, — сказал наконец Рональд, — полагаю, мне лучше уйти. Все это ужасно раздосадовало нас обоих. Право, я не желал обижать вас, и я прошу у вас прощения. Я уважаю вас как джентльмена. Мне хотелось только сказать вам, почему я считаю невозможным принять ваше предложение. Будьте уверены в одном: «я» и не подумаю предпринимать что-либо против вас. Вы пожмете мне на прощанье руку? — пробормотал он в заключение.
— Да, — подтвердил я, — действительно, этот разговор раздосадовал нас обоих. Ну, что прошло, то прошло! Прощайте Рональд!
— Прощайте, Сент-Ив, мне очень грустно, что все произошло таким образом, — и он ушел.
Окна моей гостиной выходили на север, но входной коридор освещался со стороны сквера, а потому я мог следить за печальным отступлением Рональда. Вскоре к нему подошла какая-то фигура, в которой я узнал майора Чевеникса. При виде встречи двух друзей я чуть не захохотал: я предвидел, какой разговор начнется между ними, и даже мысленно слышал замечания: «Я вам говорил», или «Но я же не говорил вам!», звучащие, как лязг мечей. Без сомнения, они немного выиграли от визита Рональда, но мое положение было еще хуже, нежели положение моих противников, и вдобавок беседа с юным Рональдом произвела на меня удручающее впечатление. Рональд закусил удила и окончательно отказал мне. Это не представляло для меня неожиданности, но все же я не мог причислить к хорошим новостям отказ брата Флоры. Теперь я твердо знал, что когда я уеду во Францию, будет сделано решительно все, чтобы заставить любимую мной девушку отказаться от навязчивого француза и принять предложение майора. Конечно, Флора устоит, но мысль о тех просьбах и доводах, которыми будут осаждать бедняжку, была мне неприятна, и я решил, что ее необходимо предупредить и подготовить к борьбе.
Я считал бесполезным стараться увидеть Флору днем, но задумал сегодня же рано вечером попытаться пробраться в Суанстон. Мне следовало также подумать и о путешествии во Францию. Тут, в Эдинбурге, море было всего в четырех милях от меня; я мог явиться наудачу к рыбакам, держа в одной руке шляпу, а в другой нож, однако подобное предприятие показалось мне таким отчаянным, что я решил лучше вернуться к дому Берчеля Фенна и вторично постучаться в его двери. Для этого мне были нужны деньги. Отдав Флоре бумаги, я сохранил у себя тысячи полторы фунтов, но эта сумма и была у меня, и не была: после завтрака в доме Робби я, удержав тридцать фунтов, отнес остальные деньги в банк на Джордж-стрит и положил их на имя мистера Роулея; в то время я думал оставить их моему слуге, если мне придется поспешно уехать. Теперь мне самому понадобилась эта сумма, и я отправил в банк моего юного слугу, с его кокардой и прочей амуницией, приказав юноше взять обратно полторы тысячи фунтов. Роулей долго не возвращался, а когда снова явился ко мне, его лицо горело. В руке Роулей держал квитанцию.
— Дело не подходящее, мистер Анн, — сказал он.
— Как так?
— Я нашел банк, сэр, и все как следует, — продолжал юноша. — Но, Боже Ты мой, как я перепугался! У дверей стоял вкладчик. И знаете, мистер Анн, кто это был? Тот самый красножилетник, с которым я завтракал близ Эйльсбери!
— Вы не ошиблись?
— Нет, наверно не ошибся, — отвечал Роулей. — Я не говорю, что это был мистер Лавендер, нет, я узнал бывшего с ним товарища и подумал: «Это неладно».
— Да, неладно, — согласился я.
Я в раздумье ходил по комнате. Конечно, этот сыщик лондонской полиции мог случайно быть в Эдинбурге. Однако, конечно, странное стечение обстоятельств заставило его разговаривать с моим слугой в трактире «Зеленого Дракона» и теперь привело в Шотландию, как раз к дверям того банка, в котором хранились деньги Роулея!
— Роулей, — сказал я, — он не видел вас?
— Не бойтесь, — проговорил Роулей, — поверьте, мистер Анн, сэр, если бы он заметил меня, вы меня больше не видали бы! Ведь я не осел, сэр.
— Ну, мой мальчик, вы можете спрятать в карман эту квитанцию и представить ее в банк только тогда, когда совершенно отделаетесь от меня. Смотрите только, не потеряйте бумажку. Это ваша доля из волшебной рождественской шкатулки — тысяча пятьсот фунтов.
— Простите меня, мистер Анн, сэр, но зачем мне эти деньги? — сказал Роулей.
— Чтобы открыть харчевню, — продолжал я.
— Извините меня, сэр, но у меня нет призвания открыть трактир, сэр, — гордо ответил он. — Мне кажется, сэр, я слишком молод для этих денег. Я ваш слуга или никто.
— Ну, Роулей, — заметил я, — я скажу, за что даю вам эти деньги. Я дарю их за оказанную вами услугу, о которой я не хочу и не смею говорить, за вашу честность относительно меня, за вашу душевную свежесть и бодрость, мой друг. Я предназначаю эти деньги вам. Так как сыщик ждет подле банка, деньги должны лежать в кассе, пока я не уеду.
— Пока вы не уедете, сэр? — повторил Роулей. — Могу вам сказать мистер Анн, сэр, что куда бы вы ни направились, я не оставлю вас.
— Милый мой мальчик, — проговорил я, — нам придется расстаться в очень скором времени, вероятно, завтра. Это нужно, нужно для меня, Роулей. Поверьте, сыщик стоит подле банка не ради вас! Каким образом они могли так скоро узнать о вложенной мною в банк сумме, я не понимаю! Вероятно, какое-нибудь странное стечение обстоятельств выдало им меня. Однако факт налицо. Теперь мне не только нужно будет проститься с вами, но и попросить вас до последней минуты не выходить из дому. Помните, мой мальчик, что только этим путем вы будете в состоянии оказать мне услугу.
— Раз вы это говорите, сэр, так и будет, — с жаром произнес Роулей. — Ничего не делать вполовину — вот мой девиз. Я ваш телом и душой, в счастье и в беде, я готов для вас жить и умереть!
До заката приходилось бездействовать. Я видел только один выход из своего положения, а именно: мне следовало как можно скорее найти возможность поговорить с Флорой, моим единственным банкиром, но до наступления темноты нечего было и думать об этом. В ожидании вечера мне приходилось сидеть дома, развлекаясь чтением «Каледонского Меркурия», сообщавшего о неудачах французов и передававшего запоздалые известия о нашем отступлении из России; порой при чтении газеты чувство гнева и обиды прогоняло мою сонливость, порой я дремал, читая бесплодные разглагольствования о внутренних делах страны. Вдруг я совершенно случайно натолкнулся на заметку: