Аркадий Кудря - Фердинанд Врангель. След на земле
Обсуждая с Этолиным кандидатуру руководителя предстоящей экспедиции, Врангель остановился на помощнике мореходства Андрее Глазунове. Как и Семен Лукин, как Александр Кашеваров, он был из поколения воспитанных компанией креолов. Получив в колониях образование и навыки в штурманском деле, Глазунов успел неплохо проявить себя. Во время закладки Михайловского редута лейтенант Розенберг поручил ему исследовать устье Квихпака, и тогда Глазунов прошел на байдарке протоком Апхун и, перейдя волоком на другой рукав дельты, спустился по нему в море.
К тому же Глазунов свободно владел языком приморских племен, что немало значило для расположения и помощи ему со стороны туземцев.
И вот креол явился получить задание в резиденцию главного правителя. Был он строен, поджар, и в его мускулистой фигуре чувствовалась немалая физическая выносливость. Темные, узковатые, как у всех креолов, глаза выражали потаенный интерес к причине, без сомнения, важного для него свидания.
— Я хочу, — не затрудняя себя ненужными предисловиями, начал Врангель, — поручить тебе, Андрей Кондратьевич, очень важное дело, от успеха которого зависит дальнейшее наше продвижение в глубь материковой Аляски. Дело, еще раз подчеркну, весьма нелегкое, рискованное, но в твои силы я верю и очень надеюсь, что справишься.
Изложив маршрут предстоящего похода, Врангель после короткой паузы заметил:
— Мы пока не знаем, каким образом и где лучше можно перейти с Квихпака на Кускоквим. Ничем не могу помочь и в другом важном пункте твоего путешествия: как наилегчайшим путем преодолеть горный кряж, отделяющий бассейн Кускоквима от морского побережья в районе Кенайского полуострова. Полагаю, что выход к горам должен быть с одного из южных притоков Кускоквима. Но подробно все это можно выяснить у местных племен, проживающих по трассе похода. Они могут дать и проводников, но для этого надо как следует подружиться с ними. Поскольку же поход предполагается начать зимой, по замерзшим рекам, у тамошних народов есть смысл закупить одну или две собачьих упряжки, чтоб сподручнее было перевозить на нартах груз. Насколько я осведомлен, зимой они используют собак для перевозки тяжестей, и сам, по собственному опыту в полярных странствиях, могу подтвердить, что в зимних походах собаки как транспортное средство незаменимы.
Креол согласно кивнул головой, давая понять, что о применении в качестве тягловой силы собак тоже кое-что слышал. Врангель спросил:
— А самому с собачьими упряжками не приходилось иметь дело?
— Нет, — признался Глазунов, — лишь видел, как управляют ими.
— Это не беда. Те же проводники, о коих будешь договариваться, могут вести упряжки. С их стороны возможны капризы, неповиновение, отказ следовать дальше. Мы знаем такие примеры по походам прапорщика Васильева. В таких ситуациях надо уметь проявить твердость, вплоть до угрозы оружием в случае бунта и нежелания подчиняться приказам. Извинением для отказа продолжать поход может быть лишь болезнь или физическое истощение. Страх надо уметь подавить. Иначе, ежели проводники бросят отряд, твой поход может закончиться, о чем я и думать не хочу, очень плачевно.
В Михайловском редуте, куда доставят на корабле, возьмешь по согласованию с управляющим, — я отправлю письмо ему, — нескольких человек из гарнизона редута. Там же надо будет договориться о проводниках, способных довести до Квихпака и показать перенос на Кускоквим. На той, второй реке, проводники, само собой, должны быть иные, знающие верховья Кускоквима и его притоки. Приморские жители, впрочем, и сами не пойдут на Кускоквим. Очень внимательно отнесись к подбору не только спутников, но и снаряжения — теплой одежды, лыж и прочего. В любом встреченном по пути селении закупайте продукты не скупясь. Помните, самое вероятное, что может остановить вас, — даже не враждебность некоторых племен, хотя и это не исключено. Самое страшное — остаться без пищи и не иметь сил сопротивляться морозам или иным тяготам пути. У вас после того, что я сказал, не появилось сомнений в способности выполнить это задание?
— Нет, — на лице Глазунова мелькнула тень быстро подавленной обиды. — К климату местному я привычен, и тяготы пути меня не пугают.
— Тогда собирайтесь в дорогу. На днях к заливу Нортон выйдет шхуна «Квихпак». С ней и пойдете до Михайловского редута.
Световой день понемногу все прибавлял. Полтора месяца назад, когда отряд Глазунова с покрытого льдом залива Нортон начал движение на восток, большую часть пути приходилось двигаться в сумерках: лишь два-три часа солнце как-то напоминало о себе, озаряя горизонт бледно-розовым сиянием.
Три дня назад вековой покой северного леса нарушил оружейный салют из пяти стволов — чахлые ели и лиственницы у подножия гор вздрогнули и тихо осыпали с ветвей серебристый снег. А люди, закутанные в не пропускавшую мороз и ветер меховую одежду, опустив ружья, смотрели туда, где, еще очень далеко, сверкали под солнцем обледенелые склоны хребта, за которым, где-то к югу, таилась конечная цель странствия — Кенайский залив.
Пока же достигнут лишь первый успех: они уже прошли по Квихпаку и поднялись на перевал, отделяющий Квихпак от Кускоквима. И отсюда, если повернуться назад, видна широкая излучина Квихпака, но их взоры устремлены вперед, где тянется в горной долине более узкая в сравнении с Квихпаком белая лента Кускоквима. Выбрав пологий склон и притормаживая заостренными на концах палками, проводники, понукая собак, начали осторожный спуск груженых нарт вниз. Облако взвихренного снега уже скрыло первую, ведомую тремя собаками, нарту. По ее следам устремилась и вторая упряжка, всего из двух собак. Глазунов со своими спутниками, слегка петляя, чтобы снизить скорость движения, поехали вниз на лыжах. Лыжи у них были широкие и короткие, так называемые лапки, подбитые снизу прочным мехом с оленьих ног — камусом. При спуске ворсинки помогали скольжению, при подъеме, упираясь в снег, играли роль тормоза, не позволяя скатываться назад.
Они догнали нарты с проводниками на крутом уступе. Здесь, чтобы не подвергать риску животных и груз, сани пришлось медленно спускать на потягах, придерживая ремнями сверху.
В долине Кускоквима возобновилась прежняя рутина пути. Один, пробивая лыжами снежную целину, идет впереди. За ним следуют упряжки с нартами, подбитыми для лучшего скольжения моржовыми полозьями. Остальные лыжники замыкают караван.
На ночлег, оставив русло реки, поднялись на берег. Разгребли снег и, нарубив дров, развели костер. Ужинали похлебкой из сушеного мяса, пили крепкий чай с сухарями. Сменив обувь и меховые носки, спутники Глазунова забрались в спальники из оленьих шкур, постеленные на еловом лапнике. Сам Глазунов не спал: сегодня полночи его очередь сторожить товарищей, охраняя их покой.
Особых причин для беспокойства вроде бы нет. Тихо и бело кругом. Луна бросает на снег мертвенный отсвет. Ушедшие с ним из редута как будто люди проверенные, подвести не должны. По крайней мере до сих пор никаких жалоб от них он не слышал. Их, спутников, четверо: трое русских и работающий в компании швед Карл. При выходе из редута было больше. Еще трое были посланы с товарами торговать с туземцами по Квихпаку. Но те оказались послабее и экипированы не так надежно. Еще до того, как вышли к селению Анвик, стали жаловаться на обморожение. Пришлось отправить их обратно в редут. А жаль. Анвик-то оказался крупным селением, и жители его были готовы вести торговлю. Пришлось, одарив их табаком, ограничиться приглашением посетить Михайловский редут, где у русских имеется много товаров для торговли с квихпакскими племенами. Будь те трое, что ушли в редут, немножко терпеливее, возвращались бы назад с мехами. А им-то, при дальнем маршруте, лишний груз с собой брать несподручно.
Глазунов встал, прошелся вокруг лагеря, подкинул дрова в затухавший костер. Треск вспыхнувшего дерева насторожил одну из спящих на снегу собак. Она шевельнулась, встала на лапы, огляделась, чутко вслушиваясь, вокруг. Не уловив никакой опасности, вновь легла на снег. Еще пару часов, подумал Глазунов, и можно будить сменщика, шведа Карла.
На четвертый день пути по Кускоквиму увидели на снегу лыжный след. Потом долина реки донесла возбужденный лай собак, учуявших приближение чужаков, и вот за излучиной, на холме, где Кускоквим принимает в себя воды другой реки, открылось туземное селение. Из присыпанных снегом хижин тянулись в небо столбы дыма.
Подходили тихо, без оповещающего о себе выстрела: собаки и без пальбы доложили хозяевам о приближении гостей.
Вместе с несколькими охотниками племени из скрытого в снегу лаза, ведущего в самый большой дом селения, кижим, появился, к удивлению Глазунова, человек, в котором один из его спутников, русский Дерябин, тотчас признал старого знакомого — ветерана компании Семена Лукина. Могучим сложением и чертами лица, носившего, как и лицо Глазунова, следы смешения русских с местными народами, Лукин выделялся среди туземцев. Он что-то сказал им на их языке, и те оживленно залопотали, а Лукин уже уверенно шел к Дерябину, обнял его и дружески потряс за плечи:
