Саймон Скэрроу - Орел в песках
— За каким хреном тебе это понадобилось? Хочешь, чтобы нас снова бросили в дерьмовую клетку?
— Нет.
— Но тогда… — Макрон сердито потряс головой. — Зачем?
— Я пытался убедить его отдать Юсефа.
— Как я догадываюсь, он сказал «нет».
— Сказал — и еще кое-что добавил. — Катон посмотрел на Симеона: — Посоветовал мне спросить тебя, что случилось с Иегошуа.
Симеон глубоко вздохнул, глядя на темно-красную жидкость в стакане. Макрон, повернувшись к Катону, вопросительно поднял брови. Катон жестом попросил друга не торопиться. Наконец Симеон заговорил:
— Я расскажу, что случилось, и вы поймете, почему мы с Баннусом ненавидим друг друга. Вы уже знаете, что мы оба были последователями Иегошуа. В те дни мы были друзьями — лучшими друзьями, почти братьями. Был еще один друг, но о нем я расскажу позже. Мы примкнули к движению, потому что Иегошуа обещал освободить Иудею. Он привлекал все новых и новых людей, и некоторые стали называть его мессией. Сначала он не обращал на это внимания, но потом принял эту идею. Признаться, я и сам его подталкивал. Сейчас я стыжусь этого, после того что случилось. В любом случае задача мессии вполне определенная: освободить Иерусалим, занять трон Давида и вести Иудею к завоеванию остального мира.
— Серьезная задача, — тихо сказал Макрон.
— Очень. — Симеон слегка усмехнулся и продолжил: — И вот с несколькими тысячами наших сторонников мы двинулись на Иерусалим. Начиналось все неплохо. На улицах люди приветствовали нас с восторгом и осыпали Иегошуа благословениями. Мы заняли район Большого храма. Иегошуа приказал изгнать ростовщиков и сборщиков налогов из храма и уничтожить их записи. Можете представить, как это восприняли бедняки из его сторонников. Мы разоружили храмовую стражу, и нас охватил восторг. Оставалось только надавить на Синедрион, убедить их перейти на нашу сторону и подняться против римского гарнизона.
— Но они-то что делали? — вмешался Макрон. — То есть гарнизон? Наверняка они выступили, как только вы заняли храм?
— Они заперлись во дворце Ирода. В то время отношения между моим народом и римскими чиновниками достигли точки кипения. За несколько лет до того вспыхивали бунты, и прокуратор, не желая накалять обстановку, не стал ничего предпринимать.
Макрон откинулся на спинку кресла, поморщившись от отвращения.
— Я бы вас в два счета усмирил.
— Могу себе представить. Но ты не Пилат. В любом случае Синедрион отказался встать на нашу сторону. Понимаешь, первосвященники — выходцы из самых богатых и влиятельных семей, а Иегошуа считал, что Иудею нужно избавить не только от римской тирании, но и от нищеты и притеснений. Он полагал, что Синедрион поставит народ выше своих кошельков, и их отказ застал его врасплох. Тогда он и сдулся. Неожиданно заявил, что нам следует победить не силой оружия, а убеждением. Что мы должны завоевать сердца и души наших врагов.
— Сердца и души! — Макрон расхохотался. — Где-то я уже это слышал. Проклятье, когда уже люди научатся… Прости, продолжай.
— Спасибо. — Симеон нахмурился. — Когда мы услышали от него такие слова, то пришли в ужас. Мы с Баннусом встретились тайком и решили, что Иегошуа должен умереть. Движению нужен более решительный вождь, иначе восстания не получится. Не будет нового царства Иудейского. И мы задумали предать Иегошуа. Отдать его властям. Его, безусловно, казнят, а у нас появится мученик — и новый вождь.
— Кто именно? — спросил Катон. — Ты или Баннус?
— Я. Баннус должен был стать моим заместителем.
— Да, славными друзьями вы оказались, — сказал Макрон. — С такими друзьями, как ты и Баннус, зачем Иегошуа были враги?
— Ты не понимаешь, префект, — ответил, напрягшись, Симеон. — Мы любили Иегошуа. Все мы. Но Иудею мы любили больше. Нужно было спасти наш народ. Что значит жизнь одного, пусть самого любимого, по сравнению с судьбой целого народа? — Симеон замолчал и отпил из стакана. — Мы написали послание, сообщив властям, где найти Иегошуа. Был только один близкий нам человек, которому мы могли доверить письмо, — я уже упоминал его. Его звали Иуда. Однако даже ему мы не рассказали, что было в послании. Иуда отнес письмо в Синедрион. Иегошуа арестовали, допрашивали, пытали и казнили. Его потрясенные сторонники ничего не смогли предпринять. В тот же день римские солдаты вышли на улицы, схватили вожаков, разоружили и разогнали их сторонников. Мне и Баннусу удалось бежать — через сточные трубы. Выбравшись из Иерусалима, мы разошлись. Он отправился на север — продолжать борьбу. Я ушел на юг, в Петру. Какое-то время я жил в одиночестве, стыдясь содеянного, не думая ни о чем. Со временем я начал путешествовать, восстанавливая связи с выжившими членами движения, как Мириам. Я сначала не понимал, насколько изменился. Я был молод и неопытен, понятия не имел о настоящей битве. Только подумать — я когда-то верил, что мы можем победить легионы! — Симеон покачал головой. — Романтика великих свершений и безрассудство молодости ведут к погибели. В конце концов я осознал, что Иегошуа был прав: нам не победить Рим мечом — только словом, только идеей. Баннус так и не понял этого.
— А Иуда? — спросил Катон. — Что стало с ним?
Симеон мрачно потупился.
— Как только Иуда узнал, что было в послании, он повесился. — Голос Симеона дрогнул. — За это я не могу себя простить… Вот и вся моя история.
Симеон внезапно поднялся с кушетки и, опустив голову, ушел в дом. Макрон проследил за ним взглядом, потом уныло посмотрел на Катона.
— Вся эта страна — сплошная бесконечная дерьмовая трагедия. Чем скорее мы покончим с нашими делами и уберемся прочь, тем лучше. Я сыт по горло. Они меня достали. Все они.
Катон не ответил. Он думал о Юсефе, горя желанием спасти мальчика от Баннуса и вернуть Мириам. Только так можно разорвать этот порочный круг разрушений и отчаяния.
Гонец появился рано утром. Макрон и Катон завтракали свежим инжиром и козьим молоком. Симеон, улыбаясь, подошел к друзьям.
— Царь согласился отдать нам Баннуса. Парфянского принца отправят в его царство. Солдат уже отправили арестовать Баннуса и его приятелей.
— Кончено! — воскликнул Катон.
— Да, — улыбнулся Симеон. — Кончено. В Иудее настанет мир. Царь просил нас немедленно прибыть во дворец, чтобы уладить все формальности.
Макрон восторженно вскочил, вытирая липкие руки о складки туники.
— Ну? Так чего мы ждем?
Они снова оказались в зале управляющего — на сей раз им предложили кресла. Служители и чиновники устроились рядом, ожидая появления управляющего и царя. Макрон сидел, излучая довольство, но понемногу стал закипать, раздраженный затянувшейся отсрочкой, и начал нетерпеливо притопывать ногой, не обращая внимания на разносящееся по залу эхо. Симеон, протянув руку, прижал колено римлянина.
— Проклятье, ну и где этот ваш царь? — проворчал Макрон. — Уже целую вечность ждем.
Боковая дверь открылась, вбежал служитель и прошептал что-то одному из советников управляющего. Советник бросил взгляд на римских офицеров, кивнул служителю и направился к Катону и Макрону.
— Что-то не так, — сказал Катон. — Что-то случилось.
— Ты о чем? — раздраженно прошептал Макрон. — Что может случиться?
— Тихо.
Советник, поклонившись римлянам, обратился к Симеону на местном наречии. Катон следил за Симеоном и увидел, как тот застыл от удивления.
— В чем дело?
Симеон поднял руку, предлагая Катону помолчать, и выслушал советника до конца. Потом повернулся к Макрону и Катону.
— Баннус сбежал. Утром солдаты явились его арестовывать; парфяне были на месте, но Баннуса в его комнате не оказалось. Из стойла исчезли две лошади. Солдаты немедленно уведомили стражников на входе в Сик, велели задерживать всех покидающих город — но было поздно. Стража доложила, что на рассвете Петру покинул человек. Он назвался купцом; с ним был мальчик.
Глава 33
Симеон, въехав в широкое русло вади, изучал землю, отыскивая следы. Там, где камень сменился ярко-красным песком, Симеон нашел, что искал, и махнул римлянам. Макрон и Катон послали лошадей вперед, осторожно выбирая дорогу среди камней. Симеон спешился и показал на отпечатки копыт.
— Лошади. — Симеон выпрямился и посмотрел на цепочку следов, тянущихся по песку и исчезающих вдали, у большой дюны и высокой скалы за ней.
— Это Баннус, — сказал Катон. — Кто еще поскачет в такую глушь?
Макрон хмыкнул. Он наконец привык к головному платку, как у местных, и сейчас радовался, что его голова защищена от солнца. Они уже три дня скакали галопом от самого Сика, отчаянно пытаясь нагнать Баннуса. Сначала они не знали, куда он поехал, но через полдня скачки от Петры им посчастливилось встретить в холмах пастуха, который видел, как мужчина и мальчик проскакали на юг. Симеон и два римлянина отправились дальше, выискивая следы, и однажды наткнулись на тлеющие остатки маленького костра. Они удалились от привычных караванных путей и углублялись в Аравийскую пустыню. Случайно заметив вдалеке клуб пыли, они направились в бескрайнее пространство красного песка на дне гигантского лабиринта отвесных скал, который местные племена называли Рум. Ни одному всаднику не пришло бы в голову сунуться сюда — только беглецу.
