Владимир Малик - Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

— Гонец от князя передал, что Святослав, как и договорились, будет ждать нас на Пеле.

— Это хорошо… А Ярослав Черниговский прибыл уже?

— Князя Ярослава нет.

— То есть… Как это нет? — не поверил Игорь, меняясь в лице. — Должен бы уже быть здесь!

— Его не будет, отче, — опустил ясно-голубые, как у матери глаза Владимир. Смутился так, будто он повинен в том, что Ярослав не прибыл. — Но прислал тысячу ковуев с Ольстином Олексичем. С ним же передал, что сам прибыть не может, заболел…

— Заболел, заболел! — воскликнул сердито Игорь. — Знаю я его болезнь! Хитрый лис! Ещё ни в один поход на половцев не ходил! Неспроста Святослав, хотя и родной брат, его недолюбливает! Ишь, заболел!.. Плут! Трус чёртов!.. Обещал сам привести или прислать дружину в четыре или пять тысяч воинов, а лишь ковуев прислал…

Он не смог скрыть свою досаду и тревогу.

Славута тихо сказал:

— Игорь, а может, откажешься от похода? Ведь не собралось столько сил, как ты рассчитывал. Зато, если присоединишь свои полки к полкам Святослава, то будет ощутимая помощь князьям киевским, а половцам — урон великий!

Игорь распалился.

— Ты снова за своё, боярин! Должно, и догонял меня для того, чтобы при удобном случае повернуть мою рать назад? Так знай же — ничто и никто не остановит меня вернуться домой бесславно! Поход будет, хотя бы все силы земные и небесные ополчились против меня!

Славута умолк. Видел: не переубедить ему Игоря. Что ж, пусть идёт. Бывало, что и с меньшими силами князья ходили на половцев и возвращались с победой.

Солнце приблизилось к горизонту. С лугов потянуло прохладой. Игорь накинул на плечи княгине тёплый шерстяной платок и начал спускаться вниз.

Наступал погожий звёздный вечер. Путивль долго не ложился спать: в таборе, где остановилось на ночлег Игорево войско, горели огни, фыркали кони, перекликалась сторожа, по хатам и хижинам слышались голоса, в садочках шептались девчата со своими любимыми, которые утром уйдут в поход. В левадах распевали соловьи.

А в княжеских палатах, в украшенной зелёными ветвями гриднице князь Владимир устроил прощальное пиршество для князя с княгиней и воевод.

Не поскупился юный князь! На оловянных и глиняных блюдах, в серебряных и деревянных мисках лежали горы жареной рыбы и птицы, свинины и говядины, копчёное мясо диких кабанов и оленей, а также ржаной и пшеничный хлеб. Между ними стояли чаши с огурчиками, капустой и клюквой. В макитерках млели налистники — блинчики с творогом, в широких чашах блестели пухлые золотистые пампушки, смазанные маслом с толчёным чесноком. Надо всем этим изобилием возвышались высокие кувшинчики, жбаны, бочонки со сладким грушевым узваром, холодным пивом и свежим берёзовым соком.

Прославляли князя Игоря, княгиню Ярославну, князя Владимира Игоревича. Прославляли воевод и войско. Желали друг другу удачи в походе, победы над погаными.

Гридница шумела, веселилась, пела. Рожечники и гусляры заиграли танец, им стали вторить бубны. Из-за стола выскочил Янь Рагуилович, колесом прошёлся по сосновым доскам пола, а затем отбарабанил подкованными каблуками такие дрибадушки, что пыль взвилась столбом; взмахивая руками, прищёлкивая языком, подсвистывая, припевал:

Ой цур та ще пекi з його б i дищем!Ой бив мене мужта й в i д бочки днищем!Ой бив, волочив,у калюки намочив. —«Лежи тут, лежи тут,поки п i ду найду прут!»Поки прута найшов,то й одсердився, над!мною, молодою,змилосердивоя!

Все хлопали в ладони, подбадривая его, а он высоко нёс взлохмаченную в танце голову, прищуривал задорные глаза, сверкал белыми зубами и, кружась в бесшабашной пляске, приговаривал дальше:

Ой кр i п, та ромен, ще й петрушечка…Кучерявий I ван — моя душечка!Кучерявий I ван на капусту орав,а мене, молоду поганяти найняв.

Ой I ване, м i й Яне,моё серденько въяне!Ой чи въяне чи не въяне —поцелуй мене, Яне!

Он танцевал бы и далее, но Рагуил махнул рожечникам, чтобы перестали играть, а на сына нашумел:

— Хватит тебе, баламут! Ишь, поднял пылюку — аж дух забивает! Ты не один тут — дай людям повеселиться и самим попеть! Среди нас сегодня соловей-Славута. Всем хочется его послушать. Да и князюшко наш с княгиней могут каблуками отбивать в танце не хуже тебя…

Вытирая с лица обильный пот, Янь в завершение лихо топнул ногой и сел на лавку. А кругом закричали:

— Княже, к танцу! Княгиня, ударь-ка каблучками!

Ярославна глянула на Игоря, улыбнулась, повела бровью, будто спрашивала: как тут быть? Игорь развёл руками, поморщился.

— Друзья мои, Янь тут танцевал и прыгал здорово. Вряд ли кто прыгнет выше и станцует лучше. Да и то, что пристало Яню, пожалуй не пристало князю!

— Пристало! Пристало! Танец каждому к лицу! — загудели, зашумели вокруг.

Игорь пожал плечами, поднялся и подал княгине руку. Они вышли из-за стола и гусляры с рожечниками начали тихо и плавно, торжественно песню про гридня. Князь с княгиней плавно закружились в небыстром, грациозном танце.

И тут к музыкантам присоединился тихий голос Славуты:

По-над долом, долом,та й пшениченька с льоном,а поп i д горою —комиш i з травою.

Ой там гридень ходить —коня в руках водить,траву прогортае —водиц i шукае…

Все замерли, охваченные очарованием песни, музыки и танца, забыли обо всем и смотрели, как ладно танцуют князь с княгиней.

Красивая это была пара! Игорь — сильный, стройный, кареглазый, с густым румянцем на загорелом лице, бережно придерживал Ярославну за стан и неотрывно смотрел в её большие голубые глаза. А она — в белом платье с широкими рукавами, положила руки ему на плечи, слегка склонила голову набок так, что коса упала ей на грудь, и, как лебёдушка, плыла перед ним, тоже не отрывая взгляда от своего лада.

Оба были задумчивы и грустны: мысленно прощались перед далёкой и опасной дорогой, которая завтра утром ждала князя и его воинов. Вернётся ли он к ней? Будут ли они снова вместе?

Долго в гриднице Владимира стояли шум и гам, распевались песни, велись неторопливые беседы. Долго ещё гости пили, ели и снова пили, пока Игорь не прикрыл свой кубок рукой, когда чашник хотел его наполнить. Никто этого не заметил, кроме Славуты. Старый певец недаром всю жизнь провёл рядом с князьями — хорошо изучил каждый княжеский жест, каждый взгляд. И теперь сразу понял, что Игорь хочет остановить, закончить пиршество, так как сам устал и княгиня устала, да и юный князь Владимир сидел истомлённый, грустный. Славута отложил в сторону гусли, поднялся и громко сказал:

— Братья, пора и честь знать! Воздадим князю Владимиру искреннюю благодарность за хлеб, за соль, за мёд и пиво, за усладу и веселье да на прощанье споем ему песню.

И он широко раскинул руки, призывая всех присоединиться к его голосу:

Ой м i сяцю-князю, чого зажурився,чого засмутився?Чи орда напала та полон забрала,чи к i нь притомився,чи к i нь притомився?

Орда не напала й полону не брала,i к i нь не стомився, —я в чистому п o л i, у чистому п o л iз д i вчиною стр i вся,з д i вчиною стр i вся…

Все встали, и гром сильных голосов сотряс стены, всколыхнул потолок, вырвался сквозь открытые двери на волю; громкое эхо покатилось с горы вдоль широкой долины Сейма:

Я в чистому пол i, у чистому пол iз д i вчиною стр i вся,3 д i вчиною стр i вся…

Юный Владимир стоял смущённый и счастливый. Это же он месяц-князь! Это же про него поют все! Мог ли он чувствовать, мог ли ведать, какой пророческой станет для него эта прекрасная песня Славуты?!

Тревожным и печальным был прощальный вечер в Вербовке. Все мужчины и отроки, кто только мог владеть оружием, шли в княжье войско. Поскольку дорога на восток, в Половецкую степь, вела мимо их села, воевода позволил им переночевать эту ночь дома, а рано-рано поутру всем вместе ждать на дороге князей — Игоря и Владимира.

Ждан договорился с братом Иваном провести этот вечер вместе. Как только смерклось, пошли к нему. Мать и Любава взяли с собой зажаренную ими дрофу, пойманную накануне Жданом в силок, десяток ржаных пирожков с сушёными грибами да глечик хмельного берёзового сока, что успел перебродить.

Варя тоже приготовила к столу все, что имела. Длинная зима съела запасы, потому и тут было не густо: какой-то тёмный, едва пропечённый корж, чугунок рыбной ухи, миска гречневой размазни да кувшин узвару из кислиц, груш и калины. Но и это казалось им пиршеством.

Когда сели к столу, Иван, как старший и хозяин хаты, разлил всем в кружечки берёзовый сок, а в маленький чугунок положил несколько ложек размазни и поставил в красный угол — домовикам.