Дорога на фронт - Александр Тимофеевич Филичкин
В нос резко ударила сильная вонь. Лейтенанта едва не стошнило от жутких миазмов. Несло кислым потом, давно уж немытых человеческих тел, отходами жизнедеятельности многих людей и отвратительным гноем, текущим из ран.
Едва удержав мощный рвотный позыв, Яков поднял опухшие веки и осознал, что он оказался в медицинском вагоне. В памяти парня всплыли слова санитара, стоявшего перед ним, какое-то время назад:
— Осколок сидит в кости черепа. Поэтому, мы не тронули эту железку. Дали лекарство, снижавшее острую боль, и зашили разрез на голове. У вас сотрясение мозга. Сейчас очень нужен продолжительный отдых. Лежите спокойно и старайтесь не двигаться, хотя бы первые дни.
Врачи осмотрели солдата, лежавшего справа на полке, в том же купе. Всем сразу стало понято, его нельзя поднимать и нести в операционное отделение состава.
Оно находилось в нескольких вагонах отсюда. Пока доставишь больного туда, он уже точно умрёт. Медики поговорили на древней латыни и твёрдо решили, нужно резать на месте.
Сделали красноармейцу пару больших уколов новокаина. Положили бедняге на нос кусочек бинта, смоченный хлороформом. Подождали минуту, пока боец не уснёт, и открыли железную банку. В ней были стерильные инструменты, которые принесла медсестра.
Хирург взял длинный скальпель и привычным движением, разрезал грудную клетку солдата. Он удалили приличных размеров осколок, засевший у правого лёгкого. Зашил глубокую рану, устроил дренаж и наложил небольшую повязку.
Яков вспомнил о той операции, что проводили в купе: — «Как там этот солдат? — подумал зенитчик и очень медленно повернул гудящую голову. Скосив глаза на соседнюю полку, лейтенант удивился до крайности. Там лежал тот самый любопытный боец из его батареи.
Рана у Павла пошла на поправку. Теперь он дышал не так трудно и хрипло, как раньше. Однако, был до сих пор без сознания и выглядел просто ужасно. Полуседая щетина росла на лице и оттеняла бледные, впалые щёки. Синюшные губы сильно потрескались и покрылись коростой.
— «Какое странное стечение судеб?» — удивлённо подумал бакинец: — «Вместе с ним воевали на одной батарее. Вместе прошли через ад переправы и оказались рядом на койках, в одном санитарном вагоне.
Расскажи кому, не поверят. Сразу заявят: — Заврался зенитчик! Такого не может случиться на фронте, протяжённостью в тысячи вёрст! — хотя то, что мы пережили в городе Сталина, невозможно представить себе!»
Посмотрев на нижнюю полку, расположенную через проход от купе, парень увидел сержанта лет двадцати. Он был одет в замасленный комбинезон чёрного цвета. Танкист сидел, прислонившись к стене, и спокойно смотрел на лежащего пластом лейтенанта.
Яков вполголоса поздоровался с ним. По реакции молодого соседа парень вдруг понял, тот его слышит, но судя по неподвижному взгляду, совершенно не видит.
С неба раздался вой самолёта фашистов. Следом послышался долгий гудок паровоза. Поезд со скрежетом затормозил и замер среди голой степи. Все, кто мог ходить, принялись суетиться. Они поднялись на ноги и со всей возможной скоростью, двинулись в сторону тамбуров.
Стараясь не мешать пассажирам, танкист убрал босые ступни из прохода, и привычно свернулся калачиком на своей нижней полке. Яков знал, зачем люди торопятся к выходу?
Все очень хотели переждать атаку снаружи. Ведь шансов спастись там, значительно больше, чем внутри санитарного поезда, неподвижно стоящего у всех на виду.
Парень хотел рвануться за ними. Попытался подняться. Понял, что не сможет этого сделать и, положившись на злодейку-судьбу, остался на месте.
Когда все «ходячие» освободили вагон, Яков прислушался и разобрал, что взрывы бомб и трескотня пулемётов доносились со стороны паровоза. Зенитчик решил, что пока нет особой опасности, и слегка успокоился.
Стараясь, отвлечься от грохота боя, он попытался завести разговор. Офицер окликнул танкиста и сразу представился: — Меня зовут Яков, а вас?
— Сержант Первов. — отозвался сосед и, хмыкнув, продолжил: — Хотя, теперь мы не в воинской части. Находимся в положении раненых. Поэтому, давай без чинов и фамилий. Если хотите, то можете звать меня Доля.
— Это что, ваше прозвище? — спросил лейтенант.
— Нет сокращённое имя. — отмахнулся танкист.
Зенитчик вспомнил далёкий Баку и своего одноклассника. Тот был в восьмом поколении греком чистых кровей. В те времена, Яков учился в простой семилетке. Дружил с чернявым потомком Гомера и частенько бывал в его шумном доме.
Парень вспомнил родню дорогого приятеля и сообщил: — Дядю моего соседа по парте все звали Долий, что значит — верный друг Одиссея, или большой сосуд для вина.
Как это ни странно, древний герой «Илиады» очень любил много выпить хмельного напитка. В такой ситуации, его странное прозвище соответствовало всем обстоятельствам. Как мне известно, — стараясь отвлечься, продолжал лейтенант: — данное имя происходит от какого-то древнегреческого или римского корня.
— Точно. — обрадовался чему-то танкист: — Первый раз мне встретился кто-то, кто слышал о столь редком имени. К сожалению, оно непривычно для русского слуха. Поэтому, дома меня все называли попросту — Доля. Я давно уж привык и теперь отзываюсь на сокращённое имя.
Остальные все думают, что это обычная кличка. То есть, часть чего-то большого, или же участь, судьба. Я, лично, не против и таких толкований. Но если меня об этом не спросят, то не спешу объяснять, что здесь и как.
Закончив с необычным знакомством, Яков задал новый вопрос: — А почему, ты не вышел наружу, как все остальные?
— Я был мехводом на «Т-34» и воевал в западной части города Сталина. Пять дней назад, ближе к раннему вечеру, в танк прилетел крупный снаряд. Грохнуло так, что я получил большую контузию и перестал что-либо слышать. Чувствую только, что машина горит, и скоро огонь доберётся до тела.
Я ощупью вылез из люка механика. Откатился в сторонку, и тут рядом со мной упала крупная мина. Потом, детонировала боевая укладка. От всех этих взрывов, к небу взметнулось большое облако пыли, и мне очень плотно забило глаза.
Когда я очнулся, воздух немного очистился, и стало возможно дышать. Протёр я зенки руками, и понял, что совершенно не вижу. Как на грех, и наши и фрицы стреляли с разных сторон. Где свои, где чужие, ничего непонятно?
Лежу там и думаю: — «Я нахожусь на нейтральной земле. Слепой, словно крот и совершенно не знаю, куда мне нужно ползти? Вокруг идёт нешуточный бой. Так что, вряд ли какой санитар полезет спасать бедолагу.
Скорее всего, фрицы заметят, как я тут лежу, и шлёпнут за милую душу. Чем просто сидеть и ожидать пули от фашистского снайпера, лучше покончить с собой одним махом».
Я вынул «Наган» из поясной кобуры. Взвёл курок револьвера и поднял
