Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 1

Кровью Генриха была смочена фата Елизаветы. Принцессу отвезли в Гваделаяру, где ее принял Филипп II.

Дон Карлос с восторгом и болью смотрел на нее. Эго была красавица-невеста, отобранная у него его же собственным отцом. С этого дня он впал в меланхолию. Дикая страсть и дикая ненависть терзали его грудь. А Елизавета с юным любопытством смотрела на своего господина и повелителя, которому предстояло стать всем для нее, и это так бросалось в глаза, что Филипп в конце концов спросил, что она рассматривает, не его ли седые волосы. Цветущая жертва была отправлена в Эскуриал на увядание. Жгли еретиков, чтобы придать больше пышности свадебным торжествам. Тридцать женщин прислуживали Елизавете за столом. Ее превратили в золотую куклу с умирающим сердцем.

Дон Карлос намеревался бежать, но король удержал его; бездеятельность, на которую он был осужден, и преступная любовь, которую он не мог побороть, свели его с ума.

Филипп отобрал у него оружие и приказал обходиться с ним как с арестованным. Тщетно со слезами молила за него Елизавета; Филипп холодно отвечал, что ради благосостояния церкви и государства он жертвует своей собственной плотью и кровью. Дон Карлос сделал попытку удавиться, но неудачно. Он подвергал себя холодному сквозному ветру, наполнял свою постель льдом, разливал по комнате воду и целыми часами голый с босыми ногами бродил по холодным каменным плитам. Но и все это не действовало. Дон Карлос хотел уморить себя голодом и в продолжение одиннадцати дней не принимал пищи. Когда же ему стали силой вводить пищу, он объедался, желая умереть. И наконец смерть пришла и освободила его от земных страданий.

Никто, кроме Елизаветы Валуа, его мачехи, не оплакивал его. Через три месяца и она умерла, убитая ледяной холодностью Филиппа, замогильным дыханием Эскуриала и запахом тления жертв инквизиции.

Мария Стюарт оплакивала короля, которого любила как родного отца, и так как до сих пор она была так же покорна, как и дофин, то Екатерина Медичи решила бесцеремонно захватить в свои руки всю власть. Диана Валентинуа была удалена, и королева приказала начать процесс против арестованного графа Монгомери, но вдруг встретила сопротивление, которого не ожидала. Герцоги Гизы, до сих пор искавшие поддержки у Екатерины против Монморанси, теперь, увидев, что Монморанси близки к падению, решили оставить партию Екатерины, поняв, что если королева захватит в свои руки бразды правления, уже никогда не выпустит их. Когда Вальтер Брай сообщил герцогу, что арестовали его друзей, Гиз сказал об этом королеве Марии Стюарт.

Та, помня об услугах, оказанных ей Дэдлеем и Сэрреем, равно как и обещания, которые она дала Монгомери, добилась того, что Франциск II (так звали ее супруга по вступлении на престал) отдал приказ освободить арестованных.

Это был первый королевский приказ, отданный Франциском, и он противоречил повелению Екатерины. Королева-мать (так звали Екатерину) не хотела верить своим ушам, что мальчик Франциск, ее сын, осмелился на такую дерзость. Она с гневным видом и без доклада направилась в покои короля. Как раз в это время герцог Гиз сообщал королевской чете, что королева-мать отобрала у офицера лейб-гвардии приказ об освобождении арестованных Дэдлея и Сэррея.

Мария Стюарт сидела на диване возле своего супруга и ласково гладила его руку; герцог откинулся в кресле. Этот момент был решающим для политики Франциска II, для всего его царствования.

— Королева Екатерина намерена захватить в свои руки правление, — сказал герцог, — она начинает с мелочей, но если уступить ей, то мало-помалу заберет в свои руки всю власть.

— Ведь ты не допустишь этого, Франциск? — ласково шепнула Мария. — Дядя Гиз прав — твоя мать считает нас детьми.

В этот момент и вошла королева Екатерина.

— А, здесь, кажется, происходит государственное совещание? Я помешала? — с иронической улыбкой спросила она.

— Нет, мама, — ответил Франциск, — но я спрашиваю дядю Гиза о том, как следует поступить умному королю в том случае, если кто-нибудь оскорбит его корону, но занимает слишком высокое положение для того, чтобы король мог привлечь его к ответственности.

— Какой же совет дал тебе герцог Гиз? — спросила Екатерина.

— Я посоветовал его величеству предоставить вам наказание государственного изменника.

— О ком идет речь? — спросила Екатерина, сильно пораженная ответом герцога Гиза.

— О том, кто мешает исполнению королевского приказания.

— А-а-а! Теперь я понимаю! — воскликнула Екатерина, краснея от гнева. — Герцог называет государственной изменой то, что я удерживаю короля от непростительной глупости?

— Ваше величество, — воскликнула Мария Стюарт, — вы говорите с королем! Если он хочет делать глупости, то он имеет право на это. Во всяком случае лучше допустить глупость, чем несправедливость.

— Вы слишком молоды для того, чтобы уже выражать свои мнения, — строго заметила Екатерина.

— Милый Франциск, скажи ей, что мы уже покончили с обсуждением этого, — шепнула Мария Стюарт.

— Да, конечно — пробормотал Франциск, ободренный и взглядом Гиза, — мы уже покончили с этим, так как я отдал приказ освободить арестованных.

— А я протестую! — воскликнула Екатерина. — Я не потерплю, чтобы убийца моего мужа остался безнаказанным, если сын не мстит за смерть отца под влиянием хорошенькой рожицы, интересующейся юным рыцарем.

— Интересующейся, да не так сильно, как некоторые стареющие дамы, которые тщетно стараются возбудить его интерес к себе — парировала Мария Стюарт.

Во взоре, которым Екатерина ответила на эту шпильку, блеснула смертельная ненависть, но Мария Стюарт рассмеялась, так как Франциск сказал матери:

— Вы хотите мстить не за отца, а за себя. Ведь отец приказал не преследовать Монгомери.

— Он приказал так под влиянием последней минуты. Так как я отдала приказ арестовать Монгомери и его друзей, то для меня будет оскорблением, если они не предстанут перед судом, и мне придется освободить от моих советов и дружбы правительство, которое начинает с того, что выставляет меня в смешном свете.

— В таком случае мы обойдемся без этих советов, — шепнула Мария Стюарт.

— Да, мы обойдемся без них, — повторил ее слова Франциск.

— Тогда мне нечего говорить и остается лишь просить Бога о том, чтобы вам не пришлось раскаяться в своих словах, — грозно крикнула Екатерина и оставила королевские покои с бешенной яростью в сердце и с проклятием на устах.

Арестованные были освобождены, и Мария Стюарт радостно принимала выражение их благодарности. А посрамленная королева-мать написала герцогу Бурбону-Кондэ, что она поддержит восстание, целью которого будет падение Гизов, и этим самым возбудила борьбу, закончившуюся кровавой Варфоломеевской ночью.

Глава восемнадцатая

СИРЕНА

К многочисленным средствам, которыми пользовалась Екатерина, чтобы приобрести влияние, принадлежал также ее цветник дам, научившихся у нее всем тайнам кокетства и представляющих собой истинный союз, целью которого было увлекать пылких придворных кавалеров и взамен дарованных им чувственных наслаждений получать от них содействие интересам королевы-матери или по крайней мере выманивать вверяемые им тайны. Утонченные оргии этого круга дам действительно привлекали в их союз множество властолюбцев-мужчин.

У Дэдлея еще до его ареста начались нежные отношения с одной из дам этого цветника, но он, конечно, и не подозревал, что красавица герцогиня Фаншон Анжели (так звали ее) обладает такой корыстью в радостях любви. Красивые глаза герцогини совершенно очаровали Дэдлея, но она отлично умела сдерживать в рамках дерзкую смелость своего страстного обожателя, так что сладостная цель ему казалась то совсем близкой, то снова далекой, в зависимости от того, каким хотелось ей видеть его: печальным или веселым. Дэдлей думал, что Фаншон борется с стыдливой добродетелью, а она в это время покоилась в объятиях какого-нибудь из многочисленных своих поклонников и смеялась над красавцем англичанином, занимающимся платоническим обожанием. Чем пламеннее становилась страсть Дэдлея, тем больше прелести находила герцогиня в том, чтобы заставлять его томиться.

Вот Екатерина и потребовала от Фаншон, чтобы Дэдлей разъяснил события той ночи, когда была убита Клара, но прелестной герцогине все никак не удавалось приподнять покров над этой тайной, так как Дэдлей, несмотря на ее просьбы и уловки, тотчас же обрывал разговор, как только он касался этой темы.

Арест Дэдлея также не помог Екатерине. Его еще не успели допросить, как был получен приказ об освобождении. Таким образом, оставалось лишь снова предоставить Фаншон добиться желаемых результатов.