Джейн Харрис - Наблюдения, или Любые приказы госпожи
«УШЛА из дома в среду 2 сентября сего года ДЕЙЗИ О'ТУЛ, известная также под прозвищами РОЗАНЧИК и ФАСОЛЬКА. Она ирландка, от роду имеет лет 14–16. Каштановые волосы, светлая кожа, круглое лицо, глаза голубые, зеленые или серые. Может показаться слегка тронутой умом, но на самом деле у ней просто повадки дурковатые. Она упряма и недостойна доверия. Когда девицу видели в последний раз, она была в желтом атласном платье с синими бантиками, которое ей тесновато, и без плаща. Любой, кто располагает сведениями о ее нынешнем местопребывании (предположительно в окрестностях Соплинга), премного обяжет любящую сестру МИСС БРИДЖЕТ О'ТУЛ, коли при первой же возможности снесется с ней по адресу Сарасен-лейн, № 3».
В том, что объявление сочинила моя мать, сомневаться не приходилось. Даже если бы она не вставила туда собственное имя, я бы догадалась об авторстве по неопределенному описанию моей наружности и возраста, а равно по некоторым оборотам речи. Было ли это первое объявление о розыске, размещенное Бриджет в газете, или одно из многих, я понятия не имела, но при виде его меня пробрало ужасом до самых печенок. Как, черт подери, как она выследила меня до Соплинга?
Первым моим побуждением было тайком сбежать. Убраться куда подальше на случай, если мать разведает, что я обретаюсь в «Замке Хайверс». Я начала машинально собирать в узелок свои немногочисленные вещи. Одно из платьев, отданных мне госпожой, висело на стене и когда я попыталась снять его оттуда, оказалось что оно прочно зацепилось подкладкой за гвоздь. Чем больше я старалась отцепить ткань, тем крепче она зацеплялась. Я дергала платье туда-сюда, чуть не плача от расстройства и досады. И за этой возней я вдруг начала думать про миссус, оглушенную наркотиками и запертую на замок, за которой некому присматривать, кроме меня. Как гвоздь держался за платье, не желая отпускать, так мое сердце держалось за миссус. Я осознала, что просто не могу ее бросить.
Возможно, вам покажется неоправданным страх, овладевший мной при мысли, что мать разыщет меня. Но я хорошо знала, на что она способна.
Здесь я вынуждена (противно своему желанию) сделать признание, которого избегала прежде. Но прежде я должна вернуться чуть подальше в прошлое. Рассказывать об этом мне страсть не хочется. Однако настало время выложить все начистоту, какой толк сидеть здесь впиваясь ногтями себе в горло и щеки, чем я занимаюсь вот уже целый час, пока с мучительной болью вспоминаю все, о чем собираюсь написать сейчас.
Жила-была женщина, которая, как многие женщины до нее, добывала пропитание, давая мужчинам что они хотят. Эта женщина — назовем ее Бриджет — не видела в своем ремесле ничего плохого. Она не любила особо утруждаться. Скажем прямо, она была ленива и смеялась над дурехами, которые горбатились на фабрике или в услужении. Бриджет почти всю работу выполняла лежа, а если приходилось поработать стоя, она все равно не оставалась в проигрыше, потому как тогда все быстрее заканчивалось. Больше всего она любила шумное разгульное веселье, какое невозможно без спиртного. Поэтому она не отличалась воздержанностью в выпивке и добротой тоже не отличалась. Ну или скажем так, ее доброта носила выборочный характер. Для Бриджет было немыслимо умилиться до слез при виде какого-нибудь трогательного зрелища вроде котяток в корзине или ягненка, резвящегося на лугу. Она часто говорила, что мужчины разбили ей сердце. Отсюда следует, что изначально она не была совсем уже бессердечной. Но была в ее натуре какая-то холодность. Она не знала сострадания. А в скверном настроении да во хмелю бывала даже жестокой.
Такой вот была Бриджет.
Доподлинно неизвестно, что почувствовала Бриджет, когда родила ребенка, но можно предположить, что она видела в младенце — дочери — нечто большее чем простое неудобство. Младенец вырос в маленькую девочку — назовем ее Дейзи — а когда она стала подрастать, Бриджет предпочла представляться сестрой Дейзи, а не матерью, поскольку тогда создавалось впечатление, что она моложе своего настоящего возраста, а ей страшно хотелось оставаться молодой. Поддерживать этот обман не составляло труда, так как они часто переезжали из города в город.
По прошествии нескольких лет они поселились в Дублине. Бриджет тогда сходила с ума по одному мужчине — назовем его Джо — и таких шельмецов земля еще не носила. Когда Джо удрал из страны, Бриджет хотела последовать за ним, но у нее не хватало денег на дорогу для себя и маленькой Дейзи. Поэтому она сделала вещь, которая многим покажется просто уму непостижимой. Она продала невинность своей малолетней дочери. Нашлось много мужчин, охочих до маленьких девочек, и Бриджет очень быстро заработала на своей Дейзи довольно денег, чтобы отправиться за море.
К несчастью по прибытии в Глазго Джо они нигде не обнаружили. Бриджет занялась розысками, и они с Дейзи продолжали зарабатывать на хлеб прежним способом, только теперь Бриджет не перетруждалась, а Дейзи делала что велят. Что же касаемо до Дейзи, она не знала ничего лучшего. Она была всего лишь ребенком, она не ведала иной жизни и думала, что так принято во всех семьях. И как ни странно это может показаться, она любила эту женщину, свою мать, и хотела только одного: чтобы Бриджет отвечала ей любовью. (Бедная дурочка, она еще не понимала, что никакой любви от нее не дождешься.)
Когда Дейзи было лет двенадцать, Бриджет однажды вечером привела домой некоего господина. Она усадила гостя у камина, угостила выпивкой и всячески обиходила. Потом она отвела Дейзи в соседнюю комнату, чтобы тихо перемолвиться словечком. Бриджет расхаживала взад-вперед, нанося на шею духи «Гардения». Этот джентльмен, сказала она, не хочет обычных услуг. Он хочет кой-чего другого и готов заплатить вдвое, даже втрое больше. Собственно говоря, если они с Дейзи сделают что он просит, им не придется работать до конца недели.
Дейзи пришла в недоумение. Что значит «кой-чего другое»? Бриджет обратила на нее многозначительный взгляд — такой медленный, преувеличенно выразительный, поскольку она была под хмельком. «Он не знает, что мы сестры», — сказала она, пошатнувшись. (Ложь про сестер стала до того привычной, что порой Бриджет сама в нее верила.) Дейзи по-прежнему не понимала. Тогда Бриджет подмигнула и сказала: «Он думает, что мы подруги».
Но Дейзи все равно не взяла в толк, о чем она говорит. Раздражившись, Бриджит выдвинула кресло на середину комнаты и сказала: «Он будет сидеть здесь и смотреть».
— На что смотреть? — спросила Дейзи.
Бриджет потеряла терпение.
— Просто ложись на кровать, — велела он. — Делай как я и изображай удовольствие.
А когда Дейзи запротестовала (сообразив наконец, о чем идет речь), Бриджет пригрозила разрезать ее пополам.
Над дальнейшими событиями вечера я опускаю занавес.
Сейчас я перечитала последние несколько страниц и осознала, что в моем изложении случившееся похоже на страшную сказку, приключившуюся с кем-то другим.
Однако я еще не закончила. Достаточно сказать, что молва разлетелась быстро. Многие разборчивые джентльмены были готовы очень хорошо платить за подобную новинку. И в последующие недели Дейзи и Бриджет часто повторяли маленькое представление, разыгранное в описанный вечер. Легкое чувство вины, которое испытала Бриджет наутро после первого раза, бесследно испарилось, едва она приложилась к бутылке. Через месяц она даже стала подумывать, не разместить ли в каталоге объявление о новой услуге. Но когда она совсем уже собралась сделать это, возникло еще выгоднейшее предложение в образе еврейского джентльмена по имени мистер Леви, изъявившего готовность еженедельно выплачивать значительную сумму за сожительство с Дейзи.
Если вам кажется, что я рассказываю о вещах выходящих за рамки данного повествования, приношу свои извинения. На самом деле они имеют к нему прямое отношение, как надеюсь скоро станет ясно.
Меня по сей день тошнит от запаха «Гардении».
Но хватит. Я старалась не думать обо всем этом тогда и почти не думала впоследствии. То есть покуда не взялась писать эту историю.
На чем я остановилась? Я в своей каморке в «Замке Хайверс» пыталась отцепить платье от гвоздя. В общем, в конце концов я махнула на него рукой и убрала в буфет узелок с прочими вещами. Потом я перечитала объявление и решила, что дело не так уж плохо. Во-первых все здесь знали меня под именем Бесси, а не Дейзи, не Розанчик и не Фасолька. У помянутое желтое платье я не носила с самого своего прибытия. Кроме того в окрестностях Соплинга наверняка найдется не одна сотня ирландских девушек с каштановыми волосами светлой кожей и голубыми зелеными или серыми глазами и все они состоят в домашнем услужении или трудятся на турнепсовых полях или бродят по округе в поисках работы. Слабая память Бриджет и полное отсутствие интереса к чему-либо, кроме себя самой, в кои-то веки могут сыграть мне на руку.
