Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
Катя, уняв слезы, объяснила военврачу, что умер боец по имени Олег, которому Оксана Бурмак ставила капельницу. Чувствовал он себя после капельницы хорошо, даже смеялся, шутил, рассказывал ей, как его ранило и он долго лежал в траншее без сознания, пока санитары не унесли его в санчасть. Но вдруг Олегу стало плохо, он позеленел, хотел ей сказать что-то и не мог. Потерял сознание и тут же скончался.
— А где вы были, когда раненому стало плохо? — строго спросил военврач, насупив брови.
Медсестра Колосова была самой молодой среди своих подруг, менее опытна, и в глубине души Захар Иванович был убежден, что Катя растерялась и не оказала раненому должной помощи.
— Я все время сидела рядом с койкой раненого, потом принесла ему воды, а он уже потерял сознание… В траншее раненый потерял много крови, и, наверное, это явилось причиной его смерти…
— Ладно, — прервал ее военврач, — вскрытие покажет, отчего он умер. А с Оксаной Бурмак я поговорю сам, когда она вернется. Ясно?
— Слушаюсь, товарищ капитан, — сквозь слезы промолвила Колосова.
Военврач ушел к себе и начал просматривать документы на раненых. Он не сразу решил, что делать с танкистом майором Бурлаком. Сначала хотел доложить о нем начальнику санбата, но тут же отказался от этого. «Я отправлю его в госпиталь, — озабоченно подумал военврач. — Там есть все условия, чтобы поставить его на ноги. Так будет лучше и для меня. Вернется Оксана Бурмак, увидит майора и очень огорчится. А я не хочу видеть ее опечаленной. — Он передохнул. — Да, надо отправить майора в госпиталь, но где взять машину?..»
Неожиданно во дворе заурчала машина. Кто бы мог приехать так рано? Военврач вышел из блиндажа. Это на своем «виллисе» прибыл командир дивизии. Странно, однако: вчера генерал был тут, проверял, как лечатся раненые, и вдруг снова приехал. Военврач разволновался, но рапорт комдиву отдал четко.
— Майор Бурлак у вас? — спросил генерал, глядя на Захара Ивановича пристально, словно тот в чем-то провинился.
— У нас, товарищ генерал, — подтвердил военврач. — Доставили его сюда с поля боя вчера поздно вечером.
— Как он?
— Все время бредит. Я принял решение срочно отправить его в госпиталь, ему нужна операция, но пока нет транспорта. В моем распоряжении две полуторки, но обе машины доставляют с передовой в санчасть раненых…
— Госпиталь далеко? — прервал его генерал.
— Километров десять, в селе Красный Яр.
— Отвезите раненого на моем «виллисе», а я пока буду решать свои вопросы в штабе, — распорядился комдив. — Вы меня огорчили, капитан. Я просил вас лично позаботиться о майоре Бурлаке, а вы даже в госпиталь его не отвезли.
— Я же доложил вам, что не было транспорта… — начал было оправдываться Захар Иванович, но генерал снова прервал его.
— Почему мне раньше не доложили? — суровым тоном спросил он. — Есть машины и в штабе дивизии, могли бы попросить у начальника штаба.
— Начальник штаба был занят, и я не стал его беспокоить.
— Вот уж не ожидал от вас такой скромности, Захар Ивановивч, — жестко произнес комдив, глядя на военврача колючими глазами. — Вернетесь из госпиталя, и мы об этом поговорим, а теперь везите майора, не то может случиться беда. Сколько в его груди пуль?
— Одна, товарищ генерал, но в таком месте, что извлечь ее способен лишь опытный хирург. В госпитале есть такие врачи.
— Через час постарайтесь вернуться, — предупредил комдив.
Военврач внезапно расслабился и промолвил:
— Слушаюсь, товарищ генерал!..
Машина выехала на проселочную дорогу и, набрав скорость, скрылась за поворотом. Провожая ее взглядом, комдив подумал: «Только бы “виллис” не атаковали “юнкерсы”».
Вернулся военврач, как и велел ему комдив, через час. Ночью шел дождь, и земля вокруг блиндажа раскисла, сапоги вязли в черной жиже. Капитан наскоро вытер сапоги и вошел в блиндаж. Генерал уже ждал его. Выслушав доклад, спросил:
— По дороге вас не бомбили?
— Обстрелял «юнкере», но не бомбил, видно, где-то уже сбросил свой смертоносный груз, — объяснил Захар Иванович. — Выпустил по машине пулеметную очередь, но не попал.
— А что майор Бурлак, как он?
— Пока ехали по степи, он постанывал, а потом снова начал бредить. Его сразу же стали готовить к операции, а я тронулся в обратный путь.
После недолгой паузы комдив спросил военврача, спасут ли раненого.
— Скажи честно, он будет жить? — Генерал смотрел в упор, давая понять военврачу, что судьба командира танковой бригады волнует его.
— Я убежден, что майор выкарабкается, — на веселой ноте произнес Захар Иванович. — Организм у него крепкий, тут я спокоен, а вот то, что раненый долго бредит и не приходит в себя, меня настораживает, — с горечью добавил очкарик. — Как только танкиста прооперируют, доложу вам обстановку.
— Добро, капитан, — согласился комдив. — Звони мне в любое время, что и как. Храбрецов я очень уважаю, а майор как есть храбрец. Кстати, на днях у меня была на приеме медсестра Оксана Бурмак, — спохватился генерал. — Просила перевести ее в санчасть к танкистам. Вы в курсе?
Военврач покраснел, и это не ускользнуло от генерала.
— Она высказывала мне свою просьбу, но я счел нужным ее не отпускать, — пояснил капитан. — У меня и так не хватает медицинских сестер. — Он помолчал. — Я не разрешал ей обращаться к вам по этому вопросу. Вот вернется из госпиталя, и я поговорю с ней.
— Не надо наводить справки, капитан, — перебит военврача генерал. — Переводить ее к танкистам не будем.
Захар Иванович стоял перед комдивом, размышляя, не доложить ли ему о том, что медсестру спас Бурлак, когда взрывной волной ее сбросило с палубы корабля в воду. Теперь она ищет своего спасителя, а его отправили в госпиталь. «Нет, комдиву я об этом не скажу», — решил военврач.
— Похоже, капитан, медсестра влюбилась в танкиста, — после долгой паузы промолвил комдив. Он сузил глаза. — Что скажешь?
— Все может быть, хотя ничего особенного в этой Оксане нет… Разрешите закурить?
— Кури, — грустно отозвался генерал и заговорил о другом: — У вас вчера был начальник санслужбы дивизии военврач 2-го ранга Нестеров?
— Был, — подтвердил Захар Иванович. — Он проверял, как мы лечим раненых, велел всех тяжелых отправлять в госпиталь. Я хотел было сделать операцию майору-танкисту, но он сказал, что в госпитале лучшие условия. Он дал мне хороший совет.
Военврач достал трофейные папиросы и закурил, жадно глотая дым. Разные мысли ручейками потекли в его голове, и эту озабоченность заметил комдив.
— О чем задумался, капитан? — спросил он с ухмылкой. На его полном лице у глаз появились морщины.
— О судьбах людей на фронте, товарищ генерал, — усмехнулся Захар Иванович. — Тот же майор Бурлак. Разве знал он, что бой у переправы будет для него последним? В его танк угодил вражеский снаряд, двоих убило, а майор чудом остался жив, но с пулей в груди. Значит, не судьба ему погибнуть.
— Судьба всегда стоит за храбрых, капитан, — философски заметил генерал. — Не зря в народе говорят, что тот, кто хочет быть Цезарем, должен иметь душу Цезаря…
Их разговор прервал появившийся дежурный по связи лейтенант с тонкими усиками и слегка загоревшим лицом.
— Товарищ генерал, вас требует к телефону командующий армией! — доложил он.
— Иду! — громко отозвался комдив. Он взглянул на военврача: — Когда здесь появится начальник санслужбы дивизии, скажите ему, чтобы связался со мной.
Захар Иванович выпрямился, в его глазах блеснули искорки.
— Будет сделано, товарищ генерал! — четко произнес он.
Полуторка, груженная медикаментами, въехала во двор санчасти вечером, когда на небе высыпали звезды. Ветер еще с утра прогнал косяки черных туч, небо посветлело, и лишь на западе, где проходил главный рубеж обороны, громыхали орудия. В самом Сталинграде бои не утихали, и, хотя враг пытался овладеть городом, ему достичь этого пока не удалось. Захар Иванович только что закончил обход раненых и уединился в углу блиндажа, где находился небольшой деревянный стол, за которым он работал. В прошлую среду их район подвергся бомбардировке, и одна из бомб, сброшенных «юнкерсом», разорвалась неподалеку от санчасти. Вышел из строя электродвигатель, и в блиндаже погас свет. Пришлось зажигать свечи, и как был рад Захар Иванович, когда электрики завели запасной электродвигатель и лампочки вновь зажглись в блиндаже, освещая огромную комнату, где на койках лежали раненые! Едва военврач стал делать записи в журнале, как услышал громкий голос дежурного санитара:
