И на дерзкий побег - Валерий Николаевич Ковалев
Война подходила к концу. К весне следующего года армия Линь Бяо перешла в наступление на Ухань и штурмом взяла город. Затем двинулась на Шанхай, в мае гарнизон города прекратил сопротивление. 1 октября 1949 года в Пекине была провозглашена Китайская Народная Республика.
Тем не менее, на юге страны сражения продолжались. Осенью войска коммунистов ворвались в Гуанчжоу, а вскоре вышли к Гонконгу, на побережье Южно-Китайского моря и к Тайваньскому проливу. Затем, преследуя отступающих гоминьдановцев, овладели провинциями Сычуань и Гуйчжоу. За два дня до занятия НОАК Чунцина гоминьдановское правительство американскими самолётами эвакуировалось на Тайвань. Десятки тысяч дезорганизованных солдат и офицеров в беспорядке отходили на юг через Куньмин к границам Бирмы и Французского Индокитая.
К зиме капитулировала группировка вражеских войск в Юньнани. После этого около двадцати пяти тысяч отступавших гоминьдановцев вошли в пределы Индокитая, где были интернированы французской колониальной администрацией. Развивая успех, коммунистические войска вошли, не встретив сопротивления, в Синьцзян, а весной следующего года взяли под контроль остров Хайнань.
В этот же год Лосев стал мужем и отцом. Навещая между боями Джу, он проникся к ней чувством и полюбил маленького Иосифа. Через год после смерти Трибоя создали семью. На этот раз свадьбы не было, отношения узаконило командование. Шаман искренне радовался за друга.
Для них война закончилась в октябре пятидесятого в Тибете. К тому времени Лосев командовал дивизией, Шаман возглавлял её разведку.
Столица заоблачного государства — Лхаса, восхищала. Грандиозный дворец Далай-ламы[136], древние храмы, монастыри и пагоды. Время здесь текло неторопливо и размеренно, словно в другом мире. Шагали по улицам караваны, яки тащили груженые арбы, разноголосо шумели базары.
— Да, — сказал по этому поводу Шаман. — Никогда не думал попасть в такую древность.
Поскольку появилось свободное время, осмотрели достопримечательности. В первую очередь дворец Потала. Очередной Далай-лама оттуда сбежал, дворец изрядно разграбили, сейчас его охраняла армия. С высокой горы, на которой было построено здание, открывался чудесный вид на раскинувшийся внизу город и отроги Гималаев с плывущими в голубой выси облаками.
Захватив Джу с сынишкой, навестили на машине знаменитое озеро Намцо полюбовались танцами черношейных журавлей и древними монастырями.
Удивило множество монахов, как в обителях, так и в Лхасе. В основном — крепких бритоголовых парней в красных одеяниях. Они распевали мантры[137], звенели колокольчиками и собирали подаяние.
— Сколько же тут бездельников, — хмурился Шаман. — Дивизию можно набрать. А то и армию.
Выяснился и ряд интересных обстоятельств. Оказывается, до прихода сюда китайской армии в Тибете процветало рабство и средневековые казни. Землями, стадами и всем прочим владели ламы. Народ был полностью бесправным. Грамотность как таковая отсутствовала.
К весне следующего года дивизию передислоцировали в пригород Пекина, где Лосевы получили уютный дом с садом и видом на полноводную Юндинхе. Шаман так и оставался холостяком, хотя женского пола не чурался. От предложенного жилья отказался, проживая в гостинице при части.
Летом, когда дивизия проводила учения, Лосева вызвали в штаб армии. Там командующий сообщил, что завтра в десять утра ему надлежит быть у Линь Бяо. Теперь тот занимал пост первого секретаря Центрально-южного бюро ЦК КПК и являлся ближайшим сподвижником Мао Цзэдуна.
— Вас понял, — Николай вздёрнул подбородок. — Разрешите идти?
— Идите.
За пять минут до назначенного времени в наглаженной форме с портупеей и сияющих сапогах комдив сидел в начальственной приемной. Напольные часы в углу пробили десять ударов, аскетического вида женщина-секретарь кивнула — входите.
Лосев открыл створку высокой двери, прошёл в тамбур, затем открыл вторую дверь и оказался в просторном кабинете. На паркетном полу — ковровая дорожка, сбоку — три расшторенных окна. В глубине массивный стол, над ним портрет «Великого кормчего». Ниже, в кресле сидел в белом полотняном кителе хозяин кабинета.
— Здравия желаю, товарищ Линь Бяо! — вытянулся комдив.
— Рад видеть, товарищ Лосев, присаживайтесь — показал на стул сбоку.
Николай прошагал вперёд, сел. Уставился на первого секретаря.
— Как служба? Как семья? — поинтересовался тот.
— Спасибо. Всё нормально.
— У вас приличный китайский. А как с русским? Не забыли? — чуть улыбнулся Линь Бяо.
— Нет.
— Вот и хорошо, — первый секретарь сложил на столе руки. — У нас к вам предложение.
— Слушаю.
— Занять пост военного атташе посольства Китая в Москве.
— Но я же не дипломат? — вскинул брови Лосев.
— Это дело наживное. Как говорит товарищ Сталин, нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики.
— Вы же знаете, на родине я осуждён и исключён из партии. Как и мой начальник разведки Шаманов, — Николай кашлянул в кулак.
— Исправим. Ну, так как? Подумайте, торопить не буду.
— Когда дать ответ? — встал со стула.
— Завтра. В это же время, — приподнявшись с кресла, Линь Бяо пожал комдиву руку.
К двери Лосев шёл, чувствуя на затылке взгляд.
Вернувшись в штаб дивизии, Николай тут же вызвал Шамана и рассказал ему о необычном предложении.
— И чего тут думать? Соглашайся. Заодно родину повидаешь, — оживился друг.
— Ну да. А если загребут и снова в лагеря?
— Это вряд ли. Насколько знаю, у дипломатов неприкосновенность. Опять же Линь Бяо сказал, что всё решат.
— Интересно, как?
— Раз сказал, значит, знает. У него голова большая.
После этого Лосев навестил жену с сыном. Джу уволилась из армии и работала в одной из пекинских больниц. Как всякая китаянка, она оставила всё на усмотрение мужа.
На следующий день в том же кабинете, Николай дал согласие.
— Правильное решение, — благожелательно кивнул сподвижник Мао. — Я в вас не ошибся. Кстати, как идут учения?
— Всё по плану.
— Хорошо. Пока можете быть свободны.
Спустя ещё месяц, в начале июля Лосева снова вызвали к Линь Бяо.
Первый секретарь открыл лежавшую на столе папку.
— Вам подарок, — протянул Лосеву гербовую бумагу. Это была выписка из решения Верховного суда СССР о пересмотре уголовных дел в отношении Лосева и