Илья Бражнин - Друзья встречаются
Вместе с полком уходил и Вася Бушуев, только в июне вернувшийся с Ваги и уже успевший между июнем и августом побывать на Онежском направлении. И Бушуев, и Рыбаков давно привыкли к этим военным кочевьям, расставались легко и встречались так, словно вовсе не расставались, - в них всегда жило чувство близости товарища, дравшегося где-то тут, на соседнем участке.
И всё-таки, хоть расставание не было горьким, Митя, вернувшись после проводов в свою маленькую землянку, которую он делил с Васей Бушуевым, почувствовал, что она слишком просторна и вечер сегодня пасмурней, чем вчерашний.
Грустить, однако, было некогда. Бесчисленные обязанности боевого комиссара поглощали всё его время. В строй он вернулся как-то незаметно, сразу же после мартовской партконференции Шестой армии в Вологде. Приехал он на позицию для проведения разъяснительной работы в связи с решениями конференции, но за три недели работы так прижился под Емцой, что тут и остался, да и раненая рука к тому времени совсем зажила, а выправить в политотделе дивизии назначение в часть не составляло труда.
Из тыла на фронт переводили всегда с готовностью, и августовское наступление белых застало Митю на передовых позициях.
Предвестниками решительного наступления были мелкие, но упорные стычки на линии передовых укреплений, артиллерийский обстрел белыми станции Емца, на подступах к которой стояли красные.
Затем вдруг начались в опасной близости от укреплений красных лесные пожары. Всё вокруг на десятки верст заволокло сизым маревом. Солнце мутно краснело за неприметно вздрагивающей дымкой.
- Выкурить, черти драные, с позиции нас хотят, - ворчали красноармейцы, подозревая белых, и не без основания, в умышленных поджогах.
Восемнадцатого августа Митя вывел часть своего батальона на тушение пожара. Огонь подходил к самым позициям. Три дня и три ночи провел Митя в лесу, окапывая широкой канавой горящую площадь. К нагану и политической брошюре в арсенале комиссара Рыбакова прибавилась лопата. Он копал неумелыми руками неподатливую, оплетенную корнями землю, и пот широкими пятнами проступал на его гимнастерке. Он тяжело дышал, весело приговаривая: «А ну, могильщики капитализма, нажми до полного!», - и с остервенением вгонял лопату в землю.
Весёлость его не была напускной, не была командирской обязанностью. Он в самом деле был весел и оживлен. И все кругом него были также веселы и оживленны. Спорый артельный труд клейко держал их друг подле друга. Они копали плечом к плечу. Во время перекуров они садились рядком на поваленную сосну, как куры на насест. Они собирались в кружок, чтобы вместе съесть горький от дыма хлеб, а потом растянуться на звонкой от суши земле для короткого роздыха. Иные тут же засыпали, не выпуская лопату и во сне. Огрубевшие от многолетней работы руки, казалось, держали её с большей охотой, чем винтовку. Заснувший шевелил руками. Может быть, ему снилось, что он вскапывает картофельные грядки на своем огороде, возле серой от времени и непогоды избы?
Что касается Мити, то чувство этого простого труда в лесной артели было для него новым. Кроме чувства слитности с товарищами, в нем возникло физическое удовлетворение от труда.
Трое суток пробыли они в лесу и за эти трое суток спали едва ли больше трех часов. Возвращались на позиции измученные, с опухшими и кровоточащими ладонями. Надо было отдохнуть и отоспаться, но ни отдохнуть, ни отоспаться как следует не удалось.
Двадцать второго августа с утра белые начали усиленный артиллерийский обстрел позиций, который продолжался без перерыва целую неделю.
Двадцать девятого августа с утра белые открыли ураганный огонь и под его прикрытием подвели на правом фланге свою пехоту вплотную к кольцу укреплений красных. Одновременно с этим были введены в бой три обходные колонны. Одна из них после обхода ударила на артиллерийские позиции красных, другая вышла на гужевую дорогу Емца - Шелекса, охватывая красных справа, третья пересекла слева лесом линию фронта, вышла в тылу красных частей, взорвала железнодорожное полотно, отрезав бронепоездам отступление, и кинулась атаковать станцию Емца. В случае удачи её маневра все силы красных, стоящие на передовых позициях в семи километрах от станции, оказались бы в мешке и, окруженные со всех сторон, погибли бы полностью.
Таким образом, одновременно действовали четыре группы - фронтовая, тыловая и две фланговые.
Бой закипел почти в один и тот же час на всех четырех направлениях. Митя находился на участке, обращенном к фронтовому удару белой пехоты, и запомнил навсегда этот день как день горьких неудач. Батальон его, группировавшийся вокруг минометных площадок и блокгаузов с пулеметами, потерял шестьдесят человек от артиллерийского обстрела. Часам к девяти утра артиллерийская подготовка кончилась. Белые пошли в атаку. Они дрались с необыкновенным упорством и уверенностью, поддерживаемые сознанием огромного численного превосходства.
Первую атаку сбил пулеметный огонь из блокгаузов. Но к одиннадцати часам утра белые прорвались внутрь укрепленного кольца и бесполезные теперь пулеметы красных смолкли. Неся большие потери в ближнем бою против поддерживаемой пулеметами белой пехоты, батальон Мити принужден был в конце концов отойти за линию блокгаузов. Вслед за тем отошли остальные части, и к полудню белые овладели всем кольцом укреплений.
Почти одновременно с этим были взяты обходной колонной артиллерийские позиции красных, и бой сосредоточился на разъезде 441-й версты, вокруг бронепоездов. Взорванное белыми железнодорожное полотно отрезало бронепоездам отступление, и им грозила гибель. Митин батальон стал перед ними заслоном. К нему присоединились растрепанные части, отступающие от взятых белыми позиций перед Емцой. Завязалась ожесточенная схватка. Белые, зная, что бронепоезда не могут уйти, пытались во что бы то ни стао захватить их. Атака следовала за атакой. Наступала ночь. Митя, почти оглохший от непрерывного грохота поездных орудий, бивших по наступающим цепям прямой наводкой, увидел огоньки на насыпи. Это были фонари железнодорожников, чинивших путь. Надо было держаться, пока не будет закончен ремонт и бронепоезда не пройдут к Емце.
На бронепоездах стояли последние шестнадцать пушек красных. Их нельзя было отдавать. Бой длился двадцать часов.
- Хлебца бы куснуть, - вздохнул красноармеец, лежавший на насыпи рядом с Митей. - В брюхе играет, терпежу нет!
Митя полез в карман. У него оставался изрядный кусок от вчерашнего пайка. Он не успел доесть его - начался бой.
Митя вытащил хлеб и протянул соседу. Тот жадно схватил его. В полутьме блеснули белые зубы. Но рот не двигался. Серая горбушка потемнела от крови. Пуля попала в шею…
Поезд тихонько гукнул. Митя огляделся. Темная линия вагонов двигалась.
Долгие часы Митя ждал этой минуты, и, когда она пришла, он не поверил тому, что видит. Ему показалось, что вагоны стоят на месте, а сам он падает, уплывает вместе с землей куда-то вбок. Он закрыл глаза и уронил голову на землю. Голова кружилась. Он хотел спать. Под щекой была упругая, влажная от росы земля. Наступила тишина, то есть ещё трещали винтовочные выстрелы и татакали пулемёты, но над головой уже не висел гул поездных орудий. Это было первое и единственное приятное ощущение за весь день. Митя поднял голову. Спасенные поезда уходили к Емце.
Теперь надо было выводить из боя измученные и растрепанные пехотные части. Они стали отходить к Емце вслед за поездами. Но это ещё не было спасением. Всё зависело теперь от частей, стоявших на самой станции. Если они держатся - всё в порядке, если станция обходной колонной белых взята, то отступать уже некуда и все они обречены. Катастрофа могла разразиться каждую минуту.
Силы защитников станции были ничтожны. Её обороняла пулеметная команда, четыре миномета, два взвода партизан, кучка конных разведчиков и взвод связи. Кто их знает, как там бьются эти связисты и разведчики, сумеют ли они отбиться от густой колонны белой пехоты.
Они отбились. Отступающие вышли из окружения и расположились на станции. Бой кончился. Начали подсчитывать потери.
Счет был длинный и печальный. Все позиции под Емцой сданы, потеряны все пулеметы и минометы, все пушки, кроме стоявших на бронепоездах. Из тысячи трехсот бойцов осталось пятьсот. Раненый комбриг взят в плен.
В Митином батальоне был убит командир, из всех бойцов осталось шестьдесят два человека. Они сидели угрюмыми группами возле походной кухни и, держа винтовки на коленях, молча ели кашу.
