Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского

Сейчас его встретила оглушительная тишина. Он снял плащ и фуражку, оставил их на вешалке. Смутная вязкая тревога зародилась у него в груди.

Тухачевский, повинуясь странному и пугающему чувству, быстрыми шагами прошел к спальне и распахнул дверь.

Его охватил такой ужас, какого он не испытывал даже на фронте: на кровати, согнувшись в какой-то неестественной позе, лежала Маша. Глаза ее недвижимо уставились в потолок, будто хотели, пронзив его мертвым взглядом, наперекор смерти увидеть распахнутое над ней чужое московское небо. На прикроватном коврике, тускло мерцая под солнечным закатным лучом, проникшим в окно, лежал револьвер.

«Ты — убийца! Убийца! Убийца! — Ему чудилось, что он кричит, но губы его лишь слабо шевелились, будто его парализовало. — Ты погубил ее! И только ли ее? Сколько погубленных душ на твоей совести?»

И вдруг его охватил леденящий душу страх: зло, как бумеранг, всегда возвращается к тому, кто его породил. И черная тяжесть грядущего возмездия неотвратимо нависла над ним, как нависает над беззащитной землей тяжелая черная туча, грозящая разразиться молниями, градом и смерчем…

Часть вторая

Восхождение на Голгофу

Видали ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

И тени их качались на пороге,

Безмолвный разговор они вели —

Красивые и мудрые, как боги,

И грустные, как жители Земли.

Рукоплещите, друзья. Комедия окончена.

1

С 1921-го по 1930 год жизнь и служба Тухачевского складывались самым неожиданным образом. Это было похоже на то, как если б вдруг человек, вместо того чтобы спокойно подниматься на лифте к верхним этажам дома, вздумал прыгать со ступеньки на ступеньку, затем внезапно спускаться вниз, не достигнув желанной высоты, и снова, не пропуская ни единой ступеньки, подниматься наверх.

И в самом деле, любого стороннего наблюдателя не могла бы не удивить странная и непостижимая калейдоскопичность его назначений.

В августе 1921 года он был назначен начальником Военной академии РККА: вышестоящие властители как бы пожелали, чтобы военачальник, имевший большой опыт побед и поражений, смог передать его молодой смене. Однако не прошло и четырех месяцев, как верхи как бы одумались: а не получится ли так, что все эти будущие военачальники сплотятся вокруг своего кумира, и не создаст ли он в своих интересах такую мощную военную силу, с которой Кремль не сможет тягаться? Да еще и пропитает своими идеями всю будущую военную элиту! И Михаил Николаевич тут же был переброшен на должность командующего армиями уже практически несуществующего Западного фронта, даже не успев подышать воздухом академических учебных кабинетов и лабораторий. И здесь политическая власть действовала не без хитрого умысла: создавалось впечатление, будто она вознамерилась вновь ткнуть его носом в собственное недавнее поражение в этих краях. Затем, как бы удостоверившись, что двух лет для этого чистилища вполне достаточно, Кремль смилостивился и назначил Тухачевского помощником начальника штаба РККА.

К этому времени, после смерти Ленина, власть все прочнее забирал в свои руки Иосиф Виссарионович Сталин, и уже через год Тухачевский вновь был отправлен, как в ссылку, к родным пенатам — в Смоленск, где Западный фронт, по понятным причинам, стал Западным военным округом, и Тухачевский возглавил его. Всего девять месяцев промариновали командарма в местах, где все напоминало ему о его позоре, и вновь последовала «высочайшая милость»: его снова возвращают в Москву, чтобы доверить пост начальника штаба РККА.

Здесь, в Москве, вскоре вышел в свет его теоретический труд «Вопросы современной стратегии». Командарм был обуян новыми идеями, в его голове рождались смелые планы военного строительства, порой опережающие существующую реальность.

Декабрь 1927 года стал для него роковым: несмотря на предостережения Ворошилова, он отправил на имя Сталина письмо о перевооружении Красной Армии. Сталин взорвался: этот прожектер готов весь бюджет страны растранжирить на вооружения, а экономику подчинить лишь военным целям! Он не удосужился учесть, что экономика страны, хотя и перешедшей на рельсы индустриализации, не выдержит такого бешеного натиска! Последствия сей еретической писанины не замедлили сказаться: Тухачевского вновь «сослали», на этот раз в Ленинград. Пусть, возглавляя округ, и претворяет в жизнь свои смелые предначертания!

В Ленинграде Тухачевский прослужил три года и никогда не пожалел об этом: здесь он сдружился с Сергеем Мироновичем Кировым, провел знаменитые маневры Ленинградского военного округа, организовал строительство Карельского укрепленного района.

А в конце июня 1931 года (июнь — месяц наполеоновских удач!) был вызван в Москву, к Сталину, и вождь, уже прославленный под торжественные фанфары как организатор и вдохновитель всех побед в гражданской войне, объявил Тухачевскому, что состоялось его назначение на пост заместителя наркома обороны и начальника вооружений РККА.

— Как видите, товарищ Тухачевский, — Сталин говорил с ним, как никогда, благожелательно, впрочем, пристально следя за тем, как тот реагирует на его слова, — несмотря на отдельные промахи и даже неудачи, — Тухачевский мысленно поблагодарил вождя за то, что тот не произнес смертельно убийственного для него слова «поражение», — наша партия ценит ваши заслуги. Мы намеренно соединили должность заместителя наркома обороны с должностью начальника вооружений. — «Вот и пусть теперь сам же и вооружается в полном соответствии со своими фантастичными планами», — не без злорадства подумал в этот момент Сталин и продолжил: — Статус заместителя наркома даст вам большие права и широкое поле для вашей деятельности, а что касается вооружений, то тут вы уже успели проявить себя как генератор новых, захватывающих дух идей. Кстати, — вождь многозначительно поднял ладонь с зажатой большим и указательным пальцем потухшей трубкой, — я должен извиниться перед вами за то, что в свое время дал негативную оценку вашему плану перевооружения армии. При более глубоком и внимательном изучении выяснилось, что в этом плане есть и неплохие, заслуживающие внимания идеи. Теперь вы сможете сами реализовать их на практике.

Тухачевский не заметил сразу подвоха и язвительности в этих словах, так как они были произнесены предельно искренне, и потому был растроган.

— Товарищ Сталин, — голос его звучал проникновенно, — я постараюсь оправдать ваше доверие!

— Не мое доверие, товарищ Тухачевский, не мое, — тут же поправил его Сталин. — Это доверие нашей большевистской партии. Доверием одного человека, даже если этот человек — товарищ Сталин, можно и пренебречь. Но того, кто посмеет пренебречь доверием партии, того ожидает неминуемая суровая расплата. Постарайтесь дорожить доверием партии, товарищ Тухачевский, не ошибетесь.

На том и была закончена радостная для Тухачевского аудиенция.

Никогда еще прежде Тухачевский не работал с таким рвением, а точнее, с таким остервенением, как на этом новом посту. Его дни и ночи в полосе абсолютного мира были предельно схожи с фронтовыми. Заместитель наркома — да это же потенциальный нарком!

К своему сорокалетию, в феврале 1933 года, Тухачевский был награжден орденом Ленина.

«Вот так-то, друзья и недруги, — ликовал Тухачевский, — вот так-то, дорогой ты мой Вячеслав Вересов, вот так-то! Выходит, вопреки всем пророчествам и предсказаниям мой полководческий талант оценен по заслугам, оценен так, что даже не принята во внимание неудачная Варшавская операция! А вы говорите: история не простит! Да я сам пишу эту историю — своей соловой, своими руками!»

2

Тухачевский все чаще вспоминал о своей молодости. Обычно это свойственно людям в старости или даже в преклонном возрасте; к нему же эти воспоминания ворвались в пору расцвета и зрелости. И потому, наверное, он испытывал вместе с радостью щемящую тревогу. Что-то преждевременное было в том состоянии души, которое все неотвратимее овладевало им, а преждевременность, как это следует из жизненного опыта, всегда чревата непредсказуемыми событиями и последствиями. Так же, как и в природе, когда еще совсем молодую осень вдруг окатывают снежные вихри, или не в свой черед, по-молодецки забегая вперед, вдруг нежданно-негаданно является весна и затем, наказанная за самоуверенность, гасит свою солнечную цветущую улыбку под порывами внезапного холода, так и в человеческой жизни все преждевременное неизбежно оборачивается трагическими событиями.