Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Женщина торопливо вела их к дому, сообразив, что чем больше она будет спешить, тем быстрее все это кончится.
— Адам аль муакхаза[92], - сказал ей Ричард.
Она в ответ только фыркнула.
— Шу иемек?[93] — спросил король Англии жительницу Эммауса.
— Варда, — ответила женщина, и он так и не понял, то ли она назвала свое имя, то ли послала его к черту.
У входа в дом они столкнулись с каким-то стариком, который тотчас испуганно сел на корточки.
— Клеопа уа Иса? — спросил его Ричард, тыча пальцем в дверь.
— На ам! На ам! — закивал он головой, — Мархаба! Тикрам![94]
— Шукран[95], - вежливо поклонился старику Ричард и передал сарацинку королю Иерусалима. — Держите ее крепко, эн Гюи. Если кто-нибудь появится, приставьте к ее горлу лезвие меча. Она — наша заложница. В случае чего — в ней наше спасение.
— Иди сюда, милая, — схватил заложницу Гюи. — Бедняжка! Не бойся меня.
— Ну и бестолочь же вы, ваше величество, — со смехом сказал ему Ричард. — Столько лет живете тут, а до сих пор не выучили языка сарацин.
Он толкнул дверь и вошел в сумрак. Там на коврике сидел другой старик. Он был погружен в молитву и не обратил на короля Англии ровным счетом никакого внимания. Тогда Ричард толкнул его в плечо, а когда тот оглянулся, грозно рявкнул:
— Рух халла![96]
Тот, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть и проводить ладонями по лицу, будто умываясь.
— Рух халла, аджель![97] — повторил Ричард, замахиваясь на старика Шарлеманем.
— Аллах кирим[98], - невозмутимо произнес старик, явно нисколько не боясь ни Ричарда, ни Шарлеманя, ни смерти.
Тогда английский король положил свой славный меч рядом со стариком арабом и встал подле него на колени.
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий! — взмолился он всем сердцем, которое билось как сумасшедшее. — Луке и Клеопе здесь, в Эммаусе, явившийся, дай знак мне, что делать? Явися мне, Иисусе Сладчайший! Дай знак, идти ли мне на Иерусалим или возвращаться домой? Нас ради и нашего ради спасения сшедший с небес, и распятый, и погребенный, и воскресший в третий день по Писанию, Христе Спасе! Яви чудо, дай мне знак!
Он умолк, ожидая, что произойдет дальше. Было тихо-тихо. С улицы стало доноситься, как Гюи что-то говорит, но слов невозможно было разобрать. Вдруг старик, сидящий рядом с Ричардом, промолвил весьма отчетливо:
— Альб-аль-Асад, Риджард, мелек инглизи, ахлан уа сах-лан, ана Иса.[99]
— Что? Что ты сказал? — Ричард вскочил и внимательно посмотрел на старика. Это был очень древний старик. Глаза его медленно и спокойно рассматривали Ричарда. — Шу? — спросил Ричард. — Инта Иса?[100]
— На ам, — кивнул старик. — Ана Иса. Лиф аль ямин, ифтахель баб.[101] — Он указал иссохшим пальцем на дверь.
Ричард поднял свой меч, приблизился к входной двери, на которую указывал старик, и распахнул ее.
— Станна шуайя[102], - сказал старик.
Сам не зная почему подчиняясь этому древнему сарацину, Ричард стоял в распахнутой двери и смотрел, как там, на улице Эммауса, несколько сарацин с удивлением разглядывают короля Гюи, крепко держащего женщину в голубом, и двух ощерившихся копьями оруженосцев.
— Шуф![103] — воскликнул старик, показывая теперь куда-то вверх за дверь. Подчиняясь ему, король Англии посмотрел вверх и увидел белоснежную голубку, спускающуюся с небес прямо к нему. Голубиная почта была хорошо развита у сарацин, и еще в Акре Ричарду много раз доводилось видеть белых голубей, летающих туда-сюда, связуя лагерь Саладина с защитниками крепости. Но это была какая-то совсем особенная голубка, тончайшей белизны, будто сотканная из света, и, когда она вдруг села на плечо Ричарда, он почувствовал, будто это огромная пернатая бабочка, а не птица.
Проворковав что-то, голубка тотчас вспорхнула и полетела прочь. Ричард растерянно посмотрел на старика.
— Шу хада?[104] — спросил он.
— Икрод, Альб-аль-Асад![105] — приказал старик и махнул рукой, выгоняя короля Англии.
И Ричард послушно вышел вон и вскочил на своего Фовеля.
— Что? Всё? — удивился король Гюи.
— Уходим! — приказал Ричард. — Ее — бери себе поперек седла.
Перекинув заложницу через седло, король Иерусалимский последовал за Ричардом Львиное Сердце. Они снова помчались по улицам Эммауса, и, когда Фовель несколько опережал коня Лузиньяна, стрелы свистели рядом с Ричардом, но ни одна не задела его. Беспрепятственно они выскочили из селения и тут только отпустили несчастную заложницу.
— Ну, теперь дай Бог ноги! — крикнул Ричард и сильнее прежнего пришпорил беднягу Фовеля. За ними некоторое время гнались, стрелы свистели, пытаясь догнать и ужалить, но стрельцы в Эммаусе оказались плохонькие, а вскоре погоня прекратилась.
Спустившись с гор, щадя коней, ехали уже медленно.
— Ну ты и сумасброд, Львиная Селезенка! — сказал Гюи. — Теперь ты можешь объяснить мне, зачем мы туда-сюда гоняли?
— Как зачем? — пожал плечами Ричард. — Просто так. Пошерстить этих гадов.
— А что ты делал в том домишке?
— Хотел встретить Иисуса.
— Встретил?
— Да, встретил, но не Иисуса, а Ису.
— Уж не с ассасинами ли у тебя была встреча?
Ричард усмехнулся и лукаво посмотрел на Гюи:
— Может, и с самим старцем горы, головорезом Синаном.
Глава двадцать седьмая
ЛЮБЕЗНЫЙ АЛАДИЛЬ
Вернувшись в Яффу, Ричард вскоре рассказал о случившемся Беренгарии. Она слушала его, бледная как снег, ужасаясь безрассудству мужа, который запросто мог погибнуть или попасть в плен. Но ни слова упрека не промолвила, когда он закончил свой рассказ.
— Что ты думаешь обо всем этом, Беранжера? — спросил Ричард.
— Думаю, ты напрасно столь грубо искал встречи со Спасителем, потому и не добился ее.
— Но кто же был тот старик, назвавшийся Исой?
— Старик мусульманин по имени Иса, вот и все. Он понимает наш язык, и когда ты молился, он смекнул, как тебя выгнать.
— А голубка?
— Возможно, это просто его голубка, подчиняющаяся его мысленным приказам. Конечно, это был не простой старик, а один из мусульманских праведников. Наверняка и молился он там именно Иисусу, ведь Он у них почитается пророком Аллаха.
— Да, пожалуй, ты во всем полностью права, — поразмыслив, сказал Ричард. — Как хорошо, что у столь безрассудного короля такая рассудительная королева!
Однако как ни была рассудительна Беренгария, но и она не могла дать мужу совет, что делать — идти или не идти на Иерусалим, и Ричард оставался в нерешительности. Между тем закончился октябрь, наступило палестинское лето Святого Михаила, и теперь бы самое время вести войска через вади Ас-Сарар, но Ричард не видел единства среди крестоносцев, большая часть которых вместе с Конрадом Монферратским находилась в Тире, а вскоре стало известно о переговорах, которые Конрад вел с Саладином. Об этих переговорах сообщил Ричарду магистр де Сабле.
— Кто-то, — рассказывал он, — уверил Конрада в том, будто вы собираетесь покидать Святую Землю и ехать воевать против короля Франции. Вот он и решился на сговор с нашим общим врагом. Известно, что он потребовал себе целый ряд городов, а за это обещал не только не воевать против Саладина, но даже и оказывать ему помощь против остальных перегринаторов.
Выслушав магистра тамплиеров, Ричард пришел в ярость, а когда прощался с де Сабле, спросил его:
— Скажите, эн Робер, а где теперь находится ваш сенешаль Жан де Жизор? Что-то его не видно давно.
— В настоящее время сенешаль Жан находится во Франции с осмотром наших западных комтурий, — ответил де Сабле.
Это сообщение вновь наполнило душу Ричарда колебаниями. С одной стороны, ему было приятно осознавать, что де Жизор далеко и не строит здесь своих гнусных козней. С другой стороны, раз он там, стало быть, он там затевает интриги против короля Англии, способствуя Филиппу-Августу, и кто знает, быть может, стоило бы все же отправиться поскорее домой?..
В начале ноября в Яффу пожаловал не кто иной, как брат Саладина, Аладиль. Тот самый, которому во время битвы при Арзуфе брат поручил привести к Ричарду сказочных скакунов. Теперь он явился в качестве посла для переговоров. Ричард с пышностью встречал его, приветствуя по-арабски, и первым делом принялся с гордостью показывать заново отстроенный город и крепость. Аладиль искренне восхищался стараниями крестоносцев.
— О Всемогущий Аллах! — говорил он уже по-французски, потому что дальше приветствий арабский разговор у Ричарда не задался. — Когда я покидал Яффу, мне казалось, что нужны годы для ее восстановления, настолько мы преуспели в ее разрушении. Но теперь я понимаю, как удалось франкам создать столь могущественную империю. Нам следует завидовать такому усердию.
