Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век
Передавая послание своему слуге, он строго наказал:
— В этом письме моя жизнь и моя смерть. Передашь его великому князю — жить мне, завладеет им кто-либо — смерть. Поезжай и помни об этом.
Через неделю Мотя вернулся.
— Что сказал великий князь на послание? — в нетерпении спросил Андрей слугу.
— Ничего, — развел руками Мотя. — Наказал, чтобы ты берег себя и что скоро он тебя призовет.
А еще через неделю прискакал гонец из Владимира. Великий князь повелел брату прибыть немедля в Суздаль для совета. Ярослав, как ни жаль было ему покидать Переяславля-Залесского, повиновался великому князю.
Когда Ярослав приехал в Суздаль и, обнявшись с Юрием, вошел в просторную горницу, все стало ясно: на лавке с поникшими головами сидели Василька и Всеволод, а прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди, стоял Иван.
— Сядь! — указал Юрий на столец, стоявший посередине горницы. Насупившись и тяжело задышав, Ярослав опустился на указанное место. — Призвал я тебя и Ивана, сыновей Константиновых, чтобы спросить: почто супротив меня замыслили зло? Не им говорю о том, — кивнул князь в сторону племянников, — а вам, братьям моим единокровным. Неужто Липицы мало, крови, пролитой в замятне?
— Так я же повинился, — буркнул Иван и, насупившись, отвернулся к окну.
— По молодости, по горячности пошел я супротив Константина. Не раз пожалел о том и покаялся, — продолжал Юрий. — Тебя, Ярослав, и тебя, Иван, в грех тогда ввел. Но ноне-то седина в бороде, разум воителя и мужа. Неужто тебе, Ярослав, земли мало, власти? Переяславль — удел не из последних, Новгород был под тобой, чего же еще надо? Великокняжеского стола? Коли был бы я уверен, что распорядишься им во благо, сам бы посадил тебя во Владимире. Но зная твой нрав, видя, как поступал ты с новгородцами, не единожды призывавшими тебя на княжеский стол, не вправе допустить до великого княжения. А посему у тебя два пути из этой горницы: либо в поруб, либо ко кресту.
— А коли клятву нарушу? — просипел Ярослав, бросив исподлобья недобрый взгляд на брата.
— Бог тебе судья.
— Говоришь, Бог, но судишь меня ты!
— Не сужу, а хочу предостеречь тебя от еще большего греха.
— Что будет с Васильком и Всеволодом?
— Ничего. Я их уже простил. Василий пойдет в свой удел в Ростов, а Всеволод будет жить подле меня.
— А как же Переяславль Южный?
— В этот удел поедет Святослав, — твердо ответил Юрий. — Ему ноне тягостно. Жену свою он отпустил в Муром к отцу. Пожелала та стать монахиней и неделю тому приняла постриг. Но не о них речь. Ярослав, что ты решил?
— Выбор у меня невелик, — усмехнулся переяславский князь. — Я выбираю крест, но коли приспеет нужда, меня с дружиной не жди, не приду.
Ярослав встал, обвел присутствующих насмешливым взглядом и, сдвинув отороченную куньим мехом шапку, облегченно выдохнул:
— Я готов. Где священник?
— Ждет в соборе.
— Пойдем, поклянусь на кресте.
После собора, не прощаясь, Ярослав ускакал в Переяславль. Андрей же остался в Суздале, а позже по приказу Юрия Всеволодовича направился в Городец-Радилов в помощь дряхлеющему день ото дня воеводе городецкому Устину Микуличу.
Мордва
1
Могучие сосны и развесистые ели, стрелами вознесясь в небесную синь, перешептывались, чуть шевеля ветвями. От июльской жары не спасала даже тень. Раскаленный воздух дрожал и звенел. В июне прошли ливневые дожди, и сейчас, несмотря на зной, зелень буйствовала, дурманя запахами.
— Что это за гул? — приподняв голову над травой, насторожился Андрей.
— Лежи себе, то пчелы. Должно, рой где-то близко, — лениво ответил ему Мотя, расположившись неподалеку.
— Лошади-то не уйдут?
— Не-а, — потянулся Мотя и, широко раскрыв рот, сладко зевнул. — Я их стреножил, чай, не впервой. — Помолчав, он спросил: — А до Нижнего сколь еще?
— Немного осталось. Вот жару переждем и поедем далее. К заходу солнца будем в Новугороде Низовом. А тебе никак отдыхать прискучило? Так ты языком не чеши попусту, а пойди ягод насобирай. Вона дух-то какой стоит ягодный.
Андрей смежил веки. В памяти всплыл дом, чуть постаревшая, но все такая же красивая мать и совсем высохший и седой дед Федор. Перед отъездом в далекий Городец Андрей заехал на недельку в Лютино, к великой радости родных. За вечерней праздничной трапезой, рассказав обо всем, что произошло с ним за последние два года, Андрей, в свою очередь, спросил:
— А что отец? Здоров ли?
— Здоров, а что с ним содеется, — нарочито громко ответил Федор Афанасьевич и, переглянувшись с Дубравой, добавил: — Надысь гонец от него был, подарков навез, тебе вот меч луноподобный прислал и кинжал — самому князю под стать: каменьями рукоять украшена.
— Я слышал, что он вдругоряд женился и что у него родился сын. Так ли это?
— Не верь слухам, сынок, ибо не всякая правда есть истина, — нравоучительно произнес Федор Афанасьевич. — Придет время, и ты все узнаешь. Верь мне.
«Что же за всеми этими недомолвками и неправдами скрывается? — размышлял Андрей. — Почему, когда я спрашиваю об отце, мать отводит взгляд, а деда начинает говорить загадками? Даже великий князь с усмешкой вспоминает о моем родителе! Городец от Биляра не так уж и далеко, почему бы и не наведаться… с купцами ли или еще с кем-либо добраться до столицы Булгарии?»
Неожиданно плавное течение мыслей было прервано топотом множества ног. Андрей насторожился и приподнялся на локте, высунув голову из высокой травы. Через поляну, направляясь к нему, бежал Мотя, а за ним, догоняя и отсекая от пасшихся лошадей, бежало пятеро мужиков, одетых в серые рубахи, с натянутыми на головы островерхими капюшонами, с длинными палками в руках.
«Мордва! Ишь, чего удумали: Мотьку в полон взять!»
Андрей вскочил и, выхватив меч, пошел навстречу преследователям.
— Беги! Спасайся! — завопил Мотя, увидев своего хозяина. — Их множество!
«Вот беда, много. Пятеро с палками!»
Мотя неожиданно спотыкнулся и кубарем покатился в траву. Не дав приподняться, на него тут же навалился один из мужиков и сноровисто скрутил его веревкой. Остальные же, подбежав к Андрею, окружили его, угрожающе поводя палками. Они не нападали, лишь отслеживали каждый его шаг, каждое движение.
— Что, «белоглазые», не ожидали? Это вам не за безоружным гоняться! — рассмеялся Андрей, оценивая противника.
Он неожиданно прыгнул к ближайшему от него мужику, но тот отскочил в сторону, продолжая угрожать палкой с заостренным и обожженным на огне концом.
— Так и будете бегать, горе-воины? А ну, разойдись!
Подняв меч, Андрей пошел вперед, и, на удивление, ему дали дорогу.
— Это мне больше нравится: одумались, «белоглазые».
Он сделал несколько шагов и остановился: на поляну, заполняя ее, толпами выходили воины. Их было много. Они были везде.
Немного помятых и несколько растерянных Андрея и Мотю подвели к единственно сидящему на коне воину. Он был широкоплеч, коренаст, большеголов, грива буйных его волос перетянута расшитой золотыми бляшками белой лентой, чуть раскосые черные глаза смотрят властно и требовательно, широкий нос, густые усы и окладистая борода с проседью, на плечах плащ, грудь прикрывает медная пластина с кругами, пришитая на доспехи из толстой бычьей кожи, у пояса приторочен короткий меч в ножнах.
— Пургас! — прошелестело среди мордовских воинов, и Андрей догадался: мордовский князь!
Оглядев пленников, Пургас спросил через толмача:
— Почто в землях моих оказались без моего на то дозволения?
Андрей, глядя князю в глаза, смело ответил:
— Шли в Городец, да заплутали. Потому в землях неизведанных оказались.
Князь, важно выпятив губу, не торопясь произнес:
— Мне то ведомо. Из письма, что в переметных сумах вез ты. А скажи, доводилось тебе бывать в городе на двух реках, что князь владимирский самовольством возвел?
— Нет, в этих краях я впервые.
— Может, и так, — согласился Пургас, — но встретились вы на моем пути в неурочный час, потому быть вам в полоне.
Привязав Андрея и Мотю друг к другу веревкой и приставив охрану, их погнали вслед за войском, поторапливая тычками тыльных сторон копий в спины. Было больно и обидно до слез, что вот так, не обагрив вражеской кровью меча, попались в плен.
— Ты спешил к Нижнему Новугороду? — обернулся Андрей к плетущемуся позади него Моте. — Так вот же он, за этими соснами.
— Неужто дозорные не увидят ворога? Поди, на башнях караул несут?
— Должно, пока не видят. Хитрит мордва. Вишь, время-то какое выбрал Пургас для нападения на город — самую жару. Я с великим князем в граде этом бывал, место открытое до стен, да вот беда: ложбинки, впадинки. По нужной-то можно скрытно до самых ворот подобраться. Э-эх, упредить бы…
