Владимир Войнович - Деревянное яблоко свободы
– Это он! – вскрикнула Надя и, предусмотрительно отодвинувшись от края крыши, повалилась в обморок.
Пока встревоженный прапорщик приводил ее в чувство, позорные колесницы приблизились к эшафоту.
Представители власти и чины прокуратуры заняли свои места на трибуне. Палач влез в первую колесницу и, отвязав Желябова и Рысакова, передал их своим помощникам, которые ввели приговоренных на помост. Тем же манером были препровождены на помост Кибальчич, Перовская и Михайлов. Желябов шевелил руками и часто поворачивался то к Перовской, то к Рысакову. Стоя у позорного столба, Перовская шарила по толпе глазами, словно кого-то искала, но на лице у нее не шевельнулся ни один мускул, лицо сохраняло каменное выражение. Рысаков, когда его возвели на помост, оглянулся на виселицу, и лицо его исказилось от ужаса.
Гул, прошедший по толпе при появлении колесниц, утих.
Генерал Дризен отдал войскам команду «на караул». Градоначальник Баранов сказал прокурору Плеве, что все готово. Плеве дал знак обер-секретарю Попову, тот вышел вперед и в наступившей полной тишине долго и громко читал приговор.
Михаил Гурьянов, дворник дома номер 25 по Вознесенскому проспекту, придя загодя на Семеновский плац, сумел занять неплохое место неподалеку от эшафота. Не в самой непосредственной близости, не там, где стояла избранная, приглашенная по специальным билетам публика, но и нельзя сказать, чтоб далеко. Отдельные слова приговора долетали даже сюда, но связать их в единую цепь было невозможно из-за купчишки, который, стоя за спиной Михаила Гурьянова, бормотал молитву о спасении душ казнимых злодеев.
– Да замолчи ты! – не выдержав, цыкнул на купчишку Гурьянов. – Дай послухать, что говорят.
Но купчишка, пропустив замечание мимо ушей, продолжал торопливо молиться.
– Между прочим, – ни к кому не обращаясь, сказал господин ученого вида в золотых очках, с длинной шеей, укутанной рваным кашне, – повешение является самым гуманным видом смертной казни. Петля, пережимая сонную артерию, прекращает доступ крови к головному мозгу. Наступает помутнение рассудка, и человек впадает в сонное состояние. – Господин снял очки и краем кашне протер стекла. – Смерть через расстреляние может быть гораздо…
Договорить ему не удалось. По прочтении приговора вновь мелкой дробью брызнули барабаны. На помост взошли пять священников с крестами в руках. Осужденные подошли к священникам, поцеловали кресты, после чего священники осенили их крестным знамением и сошли с помоста. Желябов, Кибальчич и Михайлов поцеловались с Перовской. Рысаков не двигался с места и смотрел на Желябова. Палач снял синюю поддевку, оставшись в красной рубахе. Он подошел к Кибальчичу. Надел на него саван с башлыком, закрывающим лицо, затем надел на шею петлю и слегка затянул ее. То же самое было проделано по очереди с Михайловым, Перовской и Желябовым. Рысаков сопротивлялся, и для того, чтоб его обрядить, палачу пришлось прибегнуть к помощи своих подручных…
Барабаны, не уставая, рассыпали по площади мелкую дробь…
Наконец долгие приготовления были окончены. Палач вернулся к Кибальчичу, помог ему подняться на скамью и дернул веревку. Вероятно, смерть Кибальчича наступила мгновенно, потому что тело его, слегка покружившись, застыло без всяких движений и конвульсий. Михайлова веревка не выдержала, и он рухнул на помост.
По толпе прошел ропот. Кто-то крикнул: «Божий знак!» Дескать, по стародавним обычаям, если осужденный срывается, стало быть, воля божья на то, чтобы больше его не казнить.
Однако время шло к двадцатому веку, и кончалось сентиментальное отношение к старинным обычаям.
Палач торопливо приготовил новую петлю, снова возвел Михайлова на скамью, и снова оборвалась веревка.
Прокурор господин Плеве стоял, сжав зубы. Генерал Дризен нервно комкал в руке белую перчатку. Плеве шепнул что-то секретарю Семякину, тот через перила перегнулся к подставившему ухо жандармскому офицеру, офицер подбежал к помосту и что-то крикнул Фролову. Фролов кивнул головой, после чего соединил две петли – ту, на которой уже вешал Михайлова, и одну свободную, предназначенную для Геси Гельфман.
Перовская не стала дожидаться, покуда ее столкнут. Как только палач помог ей подняться на скамью, она оттолкнулась сама, и все было кончено. Рысаков цеплялся за жизнь до последней секунды. Уже стоя на скамье, он противился палачу и пытался удержаться, но помощники вытолкнули из-под него скамью, а Фролов сильно толкнул сзади. И Рысаков затих так же мгновенно, как и преданные им товарищи.
В девять часов тридцать минут барабаны смолкли. Вся процедура заняла всего-навсего десять минут.
Палач и его помощники сошли вниз и стали слева от лестницы, ведущей на помост. Снова оживленно гудела толпа. Через двадцать минут военный врач и два члена прокуратуры освидетельствовали трупы, которые затем были положены в гробы, закрыты крышками и отправлены под сильным конвоем на Преображенское кладбище.
– Нет, вы подумайте, какой мерзавец! – всхлипывала бестужевка Надя, направляясь со своим спутником в сторону Невского. – Он мне еще говорил, что я пожалею. О чем же я пожалею? Если ты хочешь ухаживать за порядочной девушкой, то не надо заниматься такими делами, за которые вешают.
На углу Большой Садовой и Невского с ней случилась истерика – она плакала и смеялась одновременно, но в конце концов успокоилась. Месяц спустя она обвенчалась с Валентином, который к тому времени стал уже подпоручиком.
Глава 23
– Да что ты, папаша, неужто не признаешь? – Молодой человек за деревянной перегородкой дымил папироской, держа ее в руке, на которой не хватало трех пальцев. Дворник подслеповато щурился, морщил лоб и виновато оглядывался на сидевшего за столом жандармского офицера.
– Не знаком? – спросил офицер.
– Пожалуй, что нет, – неуверенно жался дворник.
– Эх, папаша, папаша, – укоризненно покачал головой молодой человек. – Неужто забыл, как встречались?
– Да и где ж мы встречались? – вконец растерялся дворник.
– Между небом и землей, папаша. Щи вместе лаптем хлебали.
Дворник заискивающе улыбнулся.
– Они шутят, – повернулся он к офицеру, не то спрашивая, не то утверждая.
– Шутят, шутят, – подтвердил офицер. – Шутят с огнем. Иди, дядя, и позови следующего. А вы, молодой человек, – обратился он к арестованному, – напрасно устраиваете эту комедию. Все равно вас опознаем.
– Бог в помощь, – весело откликнулся молодой человек.
Будучи 1 апреля задержан на улице без документов, он отказался отвечать на вопросы о своем имени, звании и месте жительства. Подозревая в нем одного из деятелей Исполнительного комитета, подполковник Судейкин приказал провести перед арестованным всех дворников Петербурга. Десятки дворников прошли за два дня перед арестованным, и пока безрезультатно. Правда, дворник Самойлов, служивший в доме Менгдена, признал в молодом человеке одного из посетителей магазина сыров, но для установления личности арестованного этого было недостаточно.
– Здравия желаю, ваше благородие! – огромный детина с дворницкой бляхой на брезентовом фартуке вошел и встал по-военному, вытянув руки по швам.
Молодой человек при его появлении вынул изо рта папироску и повернулся спиной.
– Здравия желаю, господин Кохановский! – поздоровался дворник и с ним.
– Господин Кохановский? – Офицер живо вскочил на ноги и подбежал к арестованному. – Что ж вы, господин Кохановский, не отвечаете? – Голос офицера завибрировал. – Невежливо-с.
– Подите к чертовой матери! – не оборачиваясь, сказал Кохановский.
– Ну, это уж совсем ни в какие ворота, – развел руками офицер и повернулся к дворнику: – Стало быть, вы узнаете этого человека?
– Как не узнать, – сказал дворник. – В нашем доме живет. Вознесенский проспект, 25.
Оставив арестованного на дежурного жандарма, офицер немедленно, как было приказано, провел дворника в кабинет к подполковнику Судейкину. Судейкину дворник объяснил, что арестованный Кохановский вместе с женой поселился в доме по Вознесенскому проспекту зимой этого года. Оба поведения смирного, ни в чем замечены не были, кто у них бывал, сказать трудно, потому что в том же дворе находится баня и народу всякого ходит бессчетно, за всеми не уследишь.
– Ну а как выглядит госпожа Кохановская? – спросил Судейкин.
– Такая из себя чернявая, худенькая, волосы заплетены в косу, – четко отвечал дворник.
– Так, – сказал Судейкин, расхаживая по кабинету. – М-да, – сказал он, остановившись перед дворником. – Значит, чернявая, и волосы заплетены в косу?
– Так точно! – ответил дворник.
– Интересно, – сказал Судейкин. – Прелюбопытно, – добавил он.
Подойдя затем к железному шкафу, подполковник открыл дверцу, порылся, достал довольно пухлую папку, вернулся к столу.
