Павел Шестаков - Омут

Юрий ошеломлено спустил с кровати голые ноги.

— Да еще в чем мать родила! Воспользовались правом бракосочетавшей вас Советской Федеративной Республики? А у меня свои права, свои законы, понятно?

— Ты спятил!

— Я?! Встать, сволочь!

В чем-то Юрий был прав. Техника захлестывало безумие. И под напором этой темной силы он встал, прикрываясь простыней.

— Древний Рим. Патриций. Только не заделай свою тогу. А ну, садись на стул!

Юрий подчинился.

— Руки назад!

Он послушно опустил руки.

Техник лихорадочно схватил со столика бритву, отрезал кусок веревки, с помощью которой извлекали из погреба землю, связал Юрию руки и привязал его к стулу. Тот покорился, как в дурном сне. Сил сопротивляться не было. Вот так же когда-то стаскивал он сапог у кирпичной стены.

Техник бросил бритву на столик и увидел флакон.

— А… источник радостей, — пробормотал он и налил себе в стакан. — Сволочи! Вы меня в алкоголика превратите.

Он сделал жадный глоток, поставил стакан, рывком оторвал кусок простыни.

— Сейчас мы с тобой поговорим. А ну, отвечай, когда вы собирались меня прикончить?

Юрий молчал, уставившись на тряпку в руках Техника, как кролик на голову удава.

— Молчишь? Тогда я заткну тебе рот этой тряпкой, чтобы ты не вопил, и отрежу уши…

— Какое счастье, что вы пришли сами! — воскликнул Барановский, увидев Софи. — Я собирался к вам.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Все рухнуло. Екатеринодарский центр провален. Волков покончил с собой, нас могут схватить каждую минуту. Слава богу, что вы ушли, что вы здесь. Чека наверняка знает о подкопе.

«Все рухнуло? Один порыв ветра, и мираж рассеялся. Золотой мираж… Это десница божья. Пусть. Слава богу. Зато у меня есть Юрий…»

— Мы уходим немедленно. Вы и я. Сейчас же на вокзал. В Батуме верные люди переправят нас в Турцию.

— Но Муравьев…

— Я уверен, он уже арестован.

— Нет, он там, я только что оттуда.

— Софи! Вы же были на войне. Ни одно отступление не обходится без жертв.

— Без него я не пойду. Я люблю его.

— Я не знал. Простите. Но я не могу ждать.

— Прощайте.

Барановский сжал руки, хрустнул пальцами.

— Нет, Софи, нет. Вас я не брошу. Я буду ждать. Час. Но не больше.

Она бежала по улице, чтобы успеть.

Вскочила во двор, задыхаясь, и рванула дверь…

Связанный, чуть прикрытый простыней Юрий с тряпкой во рту в изнеможении повис на стуле, а перед ним стоял с бритвой Техник и смотрел в упор сумасшедшим взглядом.

— Что… что здесь происходит?

Техник медленно перевел взгляд на Софи.

— Это вы? Милости просим. Вы очень вовремя.

— Что здесь происходит?!

— О! Здесь происходит нечто необычайное. Торжество справедливости. Редкая штука в наше время.

— Это вы его связали? Развяжите! Сейчас же!

Техник смотрел на нее и улыбался страшной улыбкой.

— Зачем же? Так ему будет спокойнее… смотреть.

Он шагнул к ней вплотную и резким движением разорвал от ворота вниз платье.

— Вы!..

— Да. Небольшой спектакль. Для него. Сбор в пользу молодоженов.

— Я перегрызу вам горло.

— Попробуй!

Он схватил ее руку, вывернул и бросил Софи на пол.

— Вот здесь, тварь. На этом грязном полу, а не в мягкой постельке. Так мне больше нравится.

Техник отшвырнул бритву и еще раз рванул платье. Оголенной спиной она почувствовала грязь немытых досок.

— А-а… — вырвалось у нее, но он тут же придавил ей голову подушкой.

Задыхаясь, она теряла силы.

И вдруг ослабевшая рука, уже бесцельно скользящая по полу, наткнулась на что-то прохладно-острое. И помутненное сознание тотчас же вернулось.

Она думала, что это будет трудно, и напрягла остаток сил, но лезвие легко преодолело мягкую плоть. Вдруг подушка ослабела, и Софи сбросила ее с лица.

Техник сидел, прислонясь к ножке кровати, и с немым любопытством рассматривал рукоятку бритвы, торчащую из его живота.

— Ты убила меня, мразь, — сказал он, еле шевеля губами.

Она не слышала. Она уже, обдирая пальцы, развязывала Юрия.

— Скорее, скорее… Барановский ждет. У нас только тридцать минут.

Но тридцати минут для нее уже не было.

Пока Софи развязывала веревки, Техник слабеющей рукой достал пистолет, вытащил из-за пазухи, но удержать не мог. Глаза заливал холодный пот. Превозмогая себя, он взял рукоятку обеими руками, приподнял оружие и нажал на спуск.

Второй выстрел ему сделать уже не удалось, и Юрий остался жив, но первая пуля достигла цели.

Софи уронила голову на колени Юрия.

— Ради бога, скорее к Барановскому… Все пропало, но ты спасешься, я должна спасти тебя…

— Но ты…

— Умоляю, скорее. Со мной все…

Но она была еще жива, когда в комнату вошел Шумов, и успела прошептать:

— Как бы я хотела убить и вас…

Шумов подошел к Технику и вынул из его холодных рук пистолет.

А руки Софи были теплыми, и только приоткрытые глаза уже не двигались.

Барановский и Юрий благополучно перешли границу.

Юрий через год умер в Константинополе, а Барановский был убит в сорок втором году сыном Максима Пряхина, когда он, привезенный немцами в город, из которого бежал двадцать лет назад, исполнял там должность бургомистра.

В двадцать четвертом году Таня Пряхина вышла замуж за инженера-путейца и уехала из родных мест. С собой они взяли сына старшей Таниной сестры. Мальчик быстро привык к новой семье, и хотя считал Таню теткой, скоро стал называть ее «мама». В сорок третьем он отличился при форсировании Днепра, а после войны защитил сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию. У него было трое детей, а сейчас есть и внуки.