Людмила Третьякова - Русский Сюжетъ
– Да что вы, бар-р-рышня, егозите, – скрутив Валерии руки и повалив ее на кушетку, сказал, запыхавшись, здоровяк. – Ишь силища какая, а с виду не скажешь...
Усевшись рядом с девушкой и придавив ее так, что она не могла пошевелиться, мужчина сказал акушерке:
– Давай, дорогуша, делай свое дело, поспешай, а то эта рыбка вишь как бьется... Ничо, – оглянулся он назад, – мы привычные и не таких видали. Я тебя, девушка, жалею, вязать не хочу. А то связал бы – так мне мороки меньше.
Акушерка тем временем быстрыми движениями одной рукой нажимала на оголенный живот Валерии, другой, пригнув голову и словно к чему-то прислушиваясь, ощупывала ее внутри.
– Вы мне мешаете, милая... Уф, уши заложило. – Наконец, выдохнув облегченно, она вынула руку и сказала мужчине равнодушно: – Раздеть.
Александр Николаевич Искандер – сын великого князя, стал профессиональным военным. Грянувшая революция, как и многим русским людям, поломала ему судьбу.
Охрипшая от крика Валерия совершенно обессилела и без сопротивления дала раздеть себя. Осмотрев ее, акушерка села за маленький туалетный столик и написала бумажку, которая и сейчас хранится в деле великого князя Николая Константиновича под названием «Свидетельство № 534»:
«В.В.Хмельницкая... роста высокого, шатенка, прекрасного телосложения и умеренного питания. Общий вид ее вполне цветущий. Органы груди и живота, кроме матки, никаких отклонений от нормы не дают... лобок и большие срамные губы покрыты густыми вьющимися волосами. Кожа на животе никаких особенностей не представляет, так же, как и кожа на лице. Грудные железы небольшой величины, довольно упруги, соски очень маленькие...
Эти результаты исследования В.В.Хмельницкой дают возможность заключить, что она, во-первых, некоторое время жила половою жизнью; во-вторых, что беременности в данное время у нее не констатируется...
Подписалась городская повивальная бабка О.Захарова».
Валерию препроводили в Тифлис, где Хмельницким приказали ждать дальнейших распоряжений.
До наших дней дошло прощальное письмо Валерии князю, которое сохранилось в его архиве.
«Купальщица» А.Ф.Беллоли была показана на выставке Академии художеств в 1871 году. Полотно купил отец Николы, но сын, очарованный «Купальщицей», упросил подарить ее ему. Картина сопровождала Николу в скитаниях и наконец осела в Ташкентском дворе князя. Здесь у нее было собственное помещение. О ней ходили самые разные легенды, вплоть до того, что во время национализации она была замурована в одной из комнат.
Наверное, вымышленные героини, в любовных романах изъясняются более прочувствованно. Последнее «прости» Валерии, лица реального, простой девушки, у которой не имелось никаких шансов на то, чтобы о ней когда-либо вспомнили, не столь впечатляюще. Но может быть, и сегодня найдется человек, в чьем сердце это подлинное свидетельство, отголосок чужой любви, несостоявшегося счастья, вызовет сочувствие.
«Ваше Высочество,
Все перенесенные мною лишения и удары судьбы дали мне ясно понять, что все бывшее между нами результат нашего обоюдного заблуждения. Быть Вашей – в том смысле, как я хотела, я не могу и не буду; мне слишком тяжело продолжать эту историю. Прощайте. Будьте мужественны и сразу порвите все нити, соединяющие настоящее с прошлым. Обо мне не спрашивайте. Повторения попытки бежать больше не будет – мы слишком бессильны, чтобы преодолеть препятствия. Да и к чему? Не я первая, не я и последняя.
Судьба зло подшутила надо мной – буду стараться исправить старые ошибки...»
Пузырек с ядом так и остался нераспечатанным. Валерия отказалась от мысли о самоубийстве. В ее положении это тоже требовало мужества: кто не знает, как непереносима бывает душевная боль...
Неизвестно, искал Николай Константинович свою Царевну или нет. Никаких фактов, указывающих на это, не сохранилось. Следы Хмельницкой затерялись. Впрочем, если известен характер человека, можно предположить, что он предпримет в той или иной ситуации. Может быть, искал. И негодовал на судьбу, неизменно отбиравшую у него любимых...
* * *После разрыва с Валерией Николай Константинович прожил еще восемнадцать лет. Знавшие его люди замечали перемену: он поскучнел, постарел, прежние дела уже не слишком занимали его, остался лишь интерес к чудачествам. Одно из них – приветственная телеграмма, которую великий князь отправил в адрес Временного правительства. Едва ли это была демонстрация революционных убеждений – скорее, последний жест недоброжелательства по отношению к своему семейству, историческое время которого истекло. Как бы то ни было именно Временное правительство сняло с великого князя арест, наложенный еще в 1874 году, и он успел пару лет пожить свободным человеком. Что касается диагноза, которым врачи наградили его по воле родни, то теперь это никто не принимал во внимание. Все знали: великий князь под старость заимел много болезней, но вот с умственными способностями у него всегда было все в порядке.
Понимая, что долго не протянет, великий князь, пожалуй, единственный в этом краю миллионер, составил в высшей степени любопытное завещание. Прочтя его, понимаешь, кто был им любим, что он ценил, во что верил, кого стремился и после своего ухода облагодетельствовать.
Согласно воле «ташкентского князя», большие средства им были оставлены на поддержание оросительной системы, каналов, прорытых им и переданных государству, на строительство новых сельских школ и материальную поддержку учителей края, ташкентскому университету и политехническому институту, получивших к тому же ценнейшую библиотеку князя. Особой строкой шла помощь ветеранам русской армии, отслужившим свое в Средней Азии. Большая сумма денег и недвижимость были завещаны князем супруге Н.А.Дрейер-Искандер, сыновьям от нее, Артемию и Александру, а также детям от Дарьи Часовитиновой и их потомству.
Последние годы великий князь отгородился от всех, кроме своей любимицы Дани, дочери от казачки Часовитиновой. Она постоянно находилась с отцом, уже тяжело больным, и, говорили, именно у нее на руках он умер в 1919 году, так и не оправившись от плеврита.
Впрочем, есть и другие сведения: великий князь Николай Константинович был расстрелян комиссарами в своем имении «Золотая Орда». Что ни говори, для них он был прежде всего Романов – да еще какой Романов!
* * *Было ли во всей огромной России место, куда не добрался революционный смерч, разметывая семьи, сея хаос и смертельную распрю?
Оба сына великого князя после окончания Николаевского кавалерийского училища служили в элитном полку – Кирасирском. Старший, Артемий Николаевич, по одной версии, погиб во время гражданской войны, сражаясь на стороне белых. По другой – умер в Ташкенте в 1919 году от сыпного тифа.
Парижское фото Александра Романовского-Искандера. Оставлены родина, жена, дети, офицерский мундир – все, кроме воспоминаний, которые будут тревожить его почти четыре десятка лет.
Второй же, Александр, с детства был сорви-голова, во время каникул вечный предводитель ватаги сверстников. По воспоминаниям очевидцев, участвуя и в первой мировой, и в гражданской войнах, оставил о себе память как о человеке совершенно отчаянной, безудержной храбрости.
Если фотография может что-либо рассказать о человеке, то достаточно взглянуть на Александра Николаевича, чтобы увидеть, как выглядел Николай Константинович в молодости.
Как упоминалось в одной публикации, без объяснений, правда, сути дела – Александр Искандер с матерью не ладил, зато обожал отца. Он женился, и в 1917 году великий князь и его супруга стали дедушкой и бабушкой.
...Ташкентский дворец князя после революции был превращен большевиками в Художественный музей. Надежда Александровна первое время работала здесь заведующей музея, а потом – главным хранителем. Ее часто видели сидящей перед картиной «Купальщица», особенно любимой великим князем.
Власти относились к «товарищу Искандер» лояльно вплоть до конца 20-х годов, когда ее фамилия исчезла из списков служащих музея. Не стало работы, не стало и денег. Она жила в сторожке при своем бывшем доме в окружении собак, которых они когда-то держали с князем в усадьбе. Вся эта свора старела и хирела. То же самое происходило и с ней. Выглядела Надежда Александровна как нищенка: ходила в почти истлевшей одежде и в калошах, привязанных бечевками к ногам. Сердобольные узбеки, которые помнили добро, сделанное для них князем, оставляли кое-что из пищи и одежды у дощатой двери ее сторожки. Бывшая хозяйка делила подаяние со своими лохматыми друзьями, безотлучно бродившими за ней. Кто-то из этой своры и стал виновником ее смерти в 1929 году. Собака оказалась бешеной, а помощи ждать было не-откуда.
