Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
Положение государя было невыносимо. Первыми его покинули советники, которых он обманул. Он этого почти не заметил, потихоньку своего господина стали покидать те, кто отчаялся или струсил. На его глазах в Уайт-холле таяла толпа кавалеров и студентов-юристов, ещё вчера с видом победителей бряцавших оружием и клявшихся положить жизнь за своего владыку. Он попытался кое-как ответить на петицию городского совета, вновь потребовал арестовать обвинённых им в государственном преступлении, но его уже не слушал никто. Комитет постановил возобновить заседания нижней палаты. Вожди оппозиции должны были как ни в чём не бывало возвратиться в Вестминстер, открыто игнорируя приказ об аресте. Горожане готовились проводить их из убежища в Сити с вызывающим почётом, с торжеством, оскорбительным для короля. Лодочники Темзы объявили, что устроят по этому случаю праздник. Узнав об этом, Карл с досадой воскликнул:
— Как! Даже эти водяные крысы оставляют меня!
Испытание превышало душевные силы. Королева то билась в истерике, то дрожала от страха. Она умоляла его бежать. Но куда? Куда глаза глядят, но только подальше от этого вертепа головорезов и бунтарей. Роялисты, сохранившие власть в северных графствах, обещали ему военную поддержку. Бежавшие из Лондона кавалеры хвастались своим влиянием в дальних городках и местечках. Немногие приверженцы, отказавшиеся покинуть его, внушали ему:
— Король свободен вдали от парламента, а на что способен парламент без короля?
Десятого января монарх в сопровождении жены, детей, немногих слуг и охраны покинул ставший ненавистным Уайт-холл. На короткое время королевская семья остановилась в Гемптен-Корте. Вскоре она поселилась в Виндзоре.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Одиннадцатого января в Лондоне был праздник, всенародный и красочный. Вожди оппозиции, можно сказать, вырванные из лап короля, с триумфом возвращались в парламент. Их везли Темзой в нарядно украшенной лодке, под празднично убранным балдахином. За ней следовали разодетые в лучшие одежды перевозчики, лодочники и прочие труженики реки в шлюпках, лодках, баркасах и яликах. По левому и правому берегам стройной линией шли вооружённые ополченцы в боевом снаряжении. Их сопровождали толпы ремесленников, подмастерьев и мелких торговцев. Настроение было победное, бодрое. От полноты чувств ополченцы стреляли в воздух. Проходя мимо Уайт-холла, толпа остановилась с вызывающими насмешками, с потешными выкриками:
— Где нынче король? Где нынче его кавалеры? Что с ними сталось?
Вновь водворившись в Вестминстере, вожди оппозиции воздали благодарение гражданам Лондона, властям Сити, шерифам, введённым в зал заседания. Не успели представители нации приготовиться к заседанию, как явилась депутация от четырёх тысяч сельских хозяев и свободных крестьян из графства Бекингэмшир, родины Гемпдена. Они представили нижней палате петицию, в которой обвиняли лордов-папистов и дурных советников короля. Вторая петиция предназначалась верхней палате. Третью петицию они должны были передать государю. На лентах простых чёрных шляп была написана клятва: жить и умереть вместе с парламентом, кто бы ни оказался его врагом.
Праздник закончился. Джон Пим, самый прозорливый, раньше и точнее других оценил положение, в которое король своим отъездом ставил страну. С одной стороны, вся полнота власти, законная и неоспоримая, следовала за монархом и теперь находилась в Виндзоре, а парламент без короля, согласно обычаю и конституции, терял законную силу. С другой стороны, из Виндзора исходила угроза войны. Сторонники парламента, готовые умереть за короля, доносили ежедневно, чуть ли не ежечасно, что туда стекаются вооружённые кавалеры, что не прекращаются тайные совещания, на которых уже решено отправить в Голландию королеву с драгоценностями короны, чтобы закупить оружие и военное снаряжение и добиться помощи английскому владыке от европейских монархов-папистов.
Перед этой угрозой парламент был безоружен. Он не имел права набирать армию, несмотря на то что его поддерживал вооружённый народ. Масса ремесленников, подмастерьев, мелких торговцев, сельских хозяев, свободных фермеров и арендаторов, действительно готовы были умереть за короля, однако призыв к народу, в соответствии с конституцией, был мятежом, который король не только был должен, но обязан истребить огнём и мечом. Таким образом, все преимущества оказывались на стороне монарха.
Необходим был решительный шаг, и Джон Пим без колебаний сделал его. Уже тринадцатого января по его настоянию нижняя палата приняла декларацию. Декларация объявляла королевство в состоянии обороны. Парламент по-прежнему не хотел разрывать с королём, он только хотел управлять вместе с ним, и потому декларация определяла, что набирать войска, назначать комендантов крепостей и начальников складов имеет право государь, но после утверждения его распоряжений парламентом. Это была мудрая и мирная декларация. Она могла примирить венценосца и парламент. Прими её лорды на своём заседании, скрепи её король своей подписью и печатью, и гражданская война была бы исключена.
Ни у лордов, ни у короля не обнаружилось ни благоразумия, ни тем более мудрости. Палата лордов отказалась утвердить декларацию, поскольку она противоречила конституции, по которой монарх обладал единоличным правом набирать войска и назначать командиров, начальников и комендантов. Лорды строго соблюдали букву закона, но тем самым вынуждали представителей нации действовать помимо закона. Декларация была напечатана и распространена. Народ познакомился с ней и встал на сторону парламентариев, страшась, что, обладая единоличным правом набирать войска, Карл не сегодня-завтра разгонит парламент и народ останется без защиты от его произвола.
Парламент становился комитетом по управлению государством. Джон Пим определял его очередные задачи. Его политическое чутьё подсказывало ему, что с государем невозможно достичь соглашения, что этот человек всё равно откажется или обманет. По этой причине его деятельность двигалась по двум направлениям. Он продолжал обращаться к монарху, каждое постановление отправлял на его утверждение, точно надеялся, что тот наконец осознает неизбежность происходящего и понемногу начнёт управлять вместе с парламентом, и конфликт окончится миром. В то же время он понимал, что парламенту придётся себя защищать. Ему представлялось необходимым подготовиться к обороне, и подготовиться как можно скорей, чтобы король и его кавалеры не застали парламент врасплох. Но сам он был только искусный политик, превосходный оратор, человек кабинетный, далёкий от практической жизни. Ему нужен был надёжный помощник, способный вникать в каждую мелочь, умелый и расторопный исполнитель его политических замыслов и государственных распоряжений. За годы парламентской борьбы Пим успел присмотреться к простоватому на вид сельскому хозяину, малоприметному скотоводу из Сент-Айвса, который все эти годы держался в тени, редко брал слово для выступления, всегда говорил страстно, но кратко он разглядел в этом простом скотоводе редкий талант организатора и дельца, который тот, может быть, и сам в себе пока что не замечал. Он выдвинул его из безвестности, поставил его рядом с собой и поручил ему оборону парламента. С этого дня Оливер стал его правой рукой.
Кромвель преобразился. Уже четырнадцатого января он предложил нижней палате проект обороны и охраны порядка, а Гемпден, тоже по указанию Пима, потребовал передать парламенту Тауэр и народное ополчение. Представители нации не откладывая приняли эти серьёзные предложения. Принятые решения тотчас отправились в Виндзор на утверждение короля. Между парламентом и монархом завязалась и на семь месяцев протянулась так называемая бумажная или памфлетная война. Парламент принимал законы, акты, постановления с удивительной быстротой. Король их получал, откладывал в сторону, делал вид, что изучает, взвешивает, обдумывает, и отказывался их утверждать. Большей частью его отказы бывали разумны и справедливы и с каждым днём ухудшали его положение. По поводу предложения управлять Англией совместно с парламентом он отвечал, что не позволит изменять законы страны. Государь был прав, но и парламент был прав и стал управлять без него. На предложение добровольно отказаться от верховного командования английской королевской армией Карл отвечал ещё резче:
— Клянусь Богом, ни на одну минуту! От меня требуют того, чего не требовал никто, никогда, ни от одного короля и чего я не доверю даже жене и детям!
Он и тут был кругом прав, но и парламент не мог доверить королю армию, которой тот без промедления прикажет разогнать парламент и перевешать половину депутатов, если не всех, с полным на то основанием, применив к ним закон о мятеже, и армией стал командовать Кромвель.
