Кейт Аткинсон - Боги среди людей
От этих перемен Тедди совсем загрустил, да и Берти тоже: она не знала и знать не могла здешних мест, но умом как-то поняла, что именно они сделали ее такой, какая она есть. Ей хотелось постучаться в дверь Лисьей Поляны и попросить у нынешних владельцев разрешения зайти, но ее встретили глухие ворота с электронным замком и камерами видеонаблюдения; нажав на кнопку зуммера, она так и не услышала ответа. Тедди при этом испытал огромное облегчение: он бы не смог заставить себя переступить через порог.
— Голландская болезнь, — объяснил Тедди внучке, когда они подъехали к поместью «Джордан». — Она убила все вязы.
— Бедные деревья, — сказала Берти.
В отличие от Эттрингем-Холла, здесь никто не озаботился новыми посадками, и аллея выглядела жутковато, как будто по ней прокатилась война. Вокруг физически ощущалось запустение. Виола, очевидно, переоценила богатство Вильерсов. На ремонт одной лишь кровли такого дома потребовалось бы целое состояние.
Наверное, ругал себя Тедди, он должен был привести сюда внука сам; тогда он бы сразу понял, в каком упадке находятся и дом, и дух Вильерсов, но вместо этого он во время школьных каникул доверил Санни Доминику и его матери.
— Здравствуйте, Антония, — протягивая руку, приветливо произнес Тедди; в ответ хозяйка имения вложила ему в ладонь холодную, вялую клешню и отвела глаза:
— Здравствуйте, мистер Тодд.
— Я вас умоляю: просто Тед, — сказал Тедди.
Пальцы «Антонии» были унизаны бриллиантовыми кольцами, тускло-серыми от грязи. На рождение Виолы он подарил Нэнси маленькое бриллиантовое колечко, очень скромное, а она сказала, что нелогично дарить кольцо невесты, если уже состоишь в браке, но во время войны им было не до официальной помолвки, а он хотел, чтобы у Нэнси был символ его веры в их общее будущее. Несмотря на свой скепсис, она сказала, что это трогательный жест. Камень у нее играл: она каждую неделю чистила его щеточкой с зубной пастой. Тедди сберег кольцо для Виолы и подарил на день рождения, когда ей исполнился двадцать один год, но не припоминал, чтобы она хоть раз его надела.
А Доминик, как стало ясно в течение того дня, либо наглотался галлюциногенов (ЛСД, как предполагал Тедди), либо просто был не в себе.
— Тортик! — воскликнул он, потирая руки, когда Тедди выкладывал на блюдо нарезанный торт. — Ты будешь, ма?
Взяв с блюда три ломтика торта, он куда-то ушел, оставив Тедди и Антонию занимать друг друга беседой.
— Чаю, Антония? — предложил Тедди, даже не подозревая, как ее бесит обращение по имени. Впрочем, ему важно было дать ей понять, что они с нею на равных несут ответственность за малолетнего непоседу, которому явно не терпелось куда-нибудь сбежать.
Не успели гости выйти из машины, как Санни и Берти сбежали-таки с глаз долой, и Тедди едва уговорил Санни вернуться в гостиную. Внук весь извертелся, и новоявленная бабка через считаные минуты после знакомства уже требовала: «Сиди смирно» и «Не прыгай на диване». Тедди уже тогда понял, что совершает ошибку, отпуская Санни в эту семью, но что было делать?
— Вы какой чай предпочитаете? — из вежливости осведомился он, и Антония ответила:
— Китайский, не слишком крепкий, с тонким ломтиком лимона.
На что Тедди сказал:
— Простите, но у меня только «Рингтон», английский послеобеденный купаж. Зато не в пакетиках, а листовой.
— Я должна проверить, как там собаки. — Антония, не притронувшись к чаю, резко встала и опустила на стол чашку с блюдцем. — Они остались в машине, на заднем сиденье, — объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Тедди.
Никаких собак он не заметил и сейчас повернулся к Санни:
— Собаки. — (Внук слегка приободрился. Собак он любил.) — Хочешь пойти с бабулей и посмотреть ее собак? — Тедди заметил, как она содрогнулась при слове «бабуля».
И тем не менее отпустил к ней ребенка!
— Mea culpa,[15] — прошептал он, когда они с Берти остановились у парадного подъезда Джордан-Мэнор.
Никаких признаков жизни, ни собак, ни Антонии, ни Санни. Со вздохом Тедди сказал:
— Будем надеяться, Берти, кто-нибудь угостит нас чаем.
Меньше всего надежды было на Антонию.
Когда она пошла проверить собак, Тедди решил отыскать Доминика и нашел его вместе с Берти и Тинкером в саду за домом. Там пышно цвели розы — Тедди высадил несколько сортовых кустов у солнечной стены, — и Доминик сорвал дивную вишневую «белль де Креси». Ложе алого сна твоего,{100} думал Тедди, когда сажал этот куст, и надеялся, что никакой незримый червь не сгубит ее жизнь, хотя понимал, что у Блейка это метафора, а не садоводческое предостережение.
Покосившись на сорванную розу, Берти спросила у Тедди:
— Можно?
Она, похоже, с большой тревогой следила за Домиником, утратив первоначальный восторг от их встречи. Тедди подумал, что ей, скорее всего, вспоминается, насколько непредсказуемо вел себя ее отец, когда они еще жили все вместе. Тинкер сидел сбоку от нее, готовый в любой момент сорваться с места по команде «фас».
— Конечно можно, — ответил Тедди. — Пусть возьмет себе. Такой прекрасный цветок, правда? — обратился он к Доминику, который, судя по его виду, был целиком поглощен этой розой и держал ее у лица.
— Ага, — ответил Доминик, — невероятный.
— Называется «белль де Креси», — охотно разъяснил Тедди.
— Нет, вы только на нее посмотрите, реально, посмотрите. Представьте, что можно забраться внутрь.
— Внутрь?
— Ага, потому как это типа… внутри целая вселенная. Там прячутся целые галактики. Типа когда летишь в космос…
— Ты летаешь? — усомнился Тедди.
— А как же, все мы летаем в космос. И заползаем в червоточину, понимаете?
— Не вполне.
— Смысл этой розы, — произнес Доминик. — В нем может найтись ключ. Вау!
— Может, вернешься в гостиную, Доминик? — предложил Тедди. А то заберешься внутрь этой розы, и мы тебя потеряем навсегда, добавил он про себя.
Доминик нес какой-то бред. И все равно Тедди отпустил внука в ту семью!
— Пойдем, съешь еще тортика, Доминик, — сказал он таким тоном, каким уговаривают капризного ребенка.
В этот миг раскрылись двери патио (раздвижные, с двойным остеклением, совсем новые — Тедди был очень ими доволен), и в сад с лаем ворвались три собачонки. Тинкер, чью бдительность усыпило бессмысленное бормотание Доминика, был застигнул врасплох, когда его вдруг обступила тройка тявкающих, рычащих пришельцев.
— Снаффи! Пеппи! Лоппи! — закричала из патио Антония.
Переглянувшись с Тинкером, Тедди собрал в кулак всю свою выдержку и сказал:
— Все в порядке, дружок.
Даже собаку свою он бы не отправил к Вильерсам, а внука отпустил.
— Не хочу уезжать, — сказал Санни, когда они стояли у машины и ждали, пока Доминик не уберет в багажник маленький чемоданчик сына.
Санни цеплялся за деда, и Тедди пришлось осторожно высвободить руку.
— У меня для тебя кое-что есть. — Достав из кармана серебряного зайца, некогда подвешенного, если верить Урсуле, над его колыбелькой, Тедди опустил игрушку в карман Санни и сказал: — Он хранил меня на войне. А теперь будет хранить тебя, Санни. Да и потом, это всего на пару недель. Тебе там понравится. Верь мне.
«Верь мне»! Тедди предал всякое доверие внука, отпустив его с этими людьми. С тяжелым сердцем он смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Берти расплакалась, и Тинкер в утешение лизнул ей руку. Что-то здесь было не так, но пес не понимал, в чем дело. А теперь они приехали исправлять причиненное зло. Приехали спасать Санни.
Они вышли из машины. Тедди потянулся и сказал внучке:
— Мне такие путешествия уже не по годам. Старые кости от долгого сидения затирает.
Вместо кнопки звонка здесь был шнурок, за который Тедди долго дергал, но понапрасну. За массивной, как в крепости, входной дверью в отдалении что-то тренькало. Никто не спешил впускать их в дом. У них траур, подумал Тедди.
Антония соблаговолила известить Тедди лишь три недели спустя после смерти Доминика. Все это время его еженедельные звонки Санни оставались без ответа, и он уже подумывал съездить в «Джордан», но в конце концов Антония позвонила сама и сказала, что произошла «трагедия». На какой-то кошмарный миг у Тедди возникла мысль, что речь идет о Санни, и, узнав о гибели Доминика, он едва не рассмеялся от облегчения, что вряд ли было бы расценено как уместная реакция, и только переспросил:
— Доминик?
Наркотики, видимо, предположил Тедди, но Антония только сказала «страшнейшая авария» и не стала, была «не в состоянии» сообщать подробности.
— У меня нет сил об этом говорить.
Почему же она не позвонила раньше?
— Я потеряла своего единственного ребенка, — холодно ответила она. — Мне было не до того, чтобы обзванивать всех подряд.
