Григор Тер-Ованисян - Геворг Марзпетуни
Если царь во многом виновен, то разве он сам, Абас, безгрешен? Каково ему видеть брата в таком унижении, видеть Ашота, героя и победителя, в монашеской келье?
Эти мысли так расстроили Абаса, что глаза его наполнились слезами.
— Я так горячо прижму его к сердцу, что он забудет свои печали. — прошептал Абас.
Когда лодки пристали к берегу, телохранители царя уже ждали их. Они пришли встретить князя. Но, увидя с ним царского брата, который милостиво с ними поздоровался, они огласили воздух радостными криками: «Да здравствует царевич!» Затем вновь прибывших проводили в верхний замок, где жил царь.
Царь Ашот, не ждавший Абаса, увидев его с Марзпетуни, чрезвычайно обрадовался. Он забыл и свой сан, и обиды, нанесенные ему братом. Он помнил только, что Абас его брат, единственный на земле родной человек, и сам поспешил ему навстречу. На зеленом косогоре братья встретились. Восклицания: «любимый брат!», «любимый государь!» были заглушены горячими объятиями и поцелуями.
Князь и остальная свита, стоя на холме, молча смотрели на эту трогательную встречу. Многие прослезились. Всем было известно, сколько бедствий произошло в стране из-за ссоры двух братьев и как много можно было ожидать от их примирения.
Царь от сильного волнения так ослаб, что еле поздоровался с остальными. Он пожал руку Марзпетуни и сказал:
— Я так тебе обязан, князь, что хотел бы жить только для того, чтобы отблагодарить тебя по заслугам.
— Живи для своего престола и родины, государь! Князь Марзпетуни — твой слуга. Он только выполняет свой долг! — ответил Марзпетуни.
Затем они поднялись в замок, где царица радостно встретила своего деверя и князя Марзпетуни.
В царских покоях зазвучали веселые голоса и смех.
Скоро на остров прибыли остальные войска, и Севан ожил — князь приказал устроить праздник примирения. В этот день монашеские кельи опустели, даже духовные отцы забыли свои молитвы, и старая сюнийская крепость приняла праздничный вид.
Когда прошли первые дни празднеств, царь пригласил к себе брата Абаса и в присутствии царицы и князя Марзпетуни сказал ему:
— Я давно желал протянуть тебе, моему наследнику и брату, руку примирения, видя, как много терпит страна от нашей ссоры. Но право старшинства и царское самолюбие не позволяли мне смириться перед младшим братом… Я хотел, чтобы ты пришел ко мне, ждал, чтобы ты первый произнес слова примирения. Не знаю, прав ли я был… Когда человек жаждет жизни, он со страстью отдается подобным суетным чувствам. Но мои надежды не исполнились, ты не пришел ко мне, и я глубоко опечалился, видя тебя таким непреклонным. Не прошло и года, счастье отвернулось от меня, желание жить умерло в моем сердце… Но оставим все это. Когда мой лекарь сказал мне, что рана моя неизлечима, я прославил бога, давшего мне повод примириться с тобой. Благодарю тебя, дорогой Абас, что ты принес мне поцелуй родного брата. Он дороже всех поцелуев в мире. Увы, почему люди слишком поздно понимают это?..
Взамен отдаю я тебе с сегодняшнего дня свою корону и престол, завещанные мне нашим отцом. Передаю тебе это как единственному наследнику моему и царицы… Наследуй их с благословения божьего, народного и нашего.
Произнеся последние слова, царь посмотрел на царицу с состраданием и, обращаясь к Абасу, продолжал:
— Но, милый брат, перед тем как воссесть на престол и принять корону, прими от меня еще другой заветный дар и поклянись хранить его и беречь с самой нежной заботливостью. Этот драгоценный дар — моя супруга-царица и твоя сестра, которая в этом мире перенесла много страданий и чью судьбу я могу вручить только тебе, единственному родному мне человеку…
Царица, грустно и молча слушавшая царя, разрыдалась.
— Не плачь, любимая Саануйш, никто в этом мире не живет вечно, — глядя на нее с нежностью, сказал царь.
— Не заботься тогда и обо мне… — ответила царица прерывающимся от слез голосом.
— Зачем эти грустные речи, преславный государь? — воскликнул Абас, вставая с места. — Неужели царский престол мне дороже долга, а корона и скипетр заменят брата, если я его потеряю? Не огорчай моего сердца, полного любви к тебе и желания видеть своего государя вновь на вершине славы. Пусть бог продлит твои дни, а я буду слугой твоего престола. Это мое единственное желание, оно и мой долг.
— Верю в твою искренность, дорогой Абас, и очень сожалею, что так поздно вкушаю радость твоей любви. Но дни мои сочтены. Я должен уйти из этого мира… Да благословит и хранит тебя бог, дабы утешил ты свой народ, который столько претерпел за мое царствование.
— В твое царствование он и утешится, — живо ответил Абас. — Ты вернешься в свой престольный город и снова взойдешь на престол. Мы же постараемся увенчать его славой…
— Я давно уже иссушил источники ее, — прервал царь грустно.
— Нет, преславный государь, эти источники не иссякли, они только обмелели и не по твоей, а по моей вине, и я должен вновь оживить их.
— У тебя только один долг: ты должен своим достойным царствованием предать забвению имя Ашота Железного…
— Это имя должно еще больше прославиться! — сказал Абас решительно.
— Мне остается жить немного дней, — заметил царь.
Не дней, а лет, — заговорил Марзпетуни, загадочно улыбаясь.
— Ты видел мою рану? — спросил царь.
— Я беседовал с твоим лекарем.
— Что это значит? — спросил изумленно царь.
Марзпетуни попросил царя извинить лекаря, который в интересах общего блага сказал царю неправду, и тут же добавил, что жизни царя не угрожает опасность. А если царь выедет из Севана и вернется в столицу, это благоприятно отразится на его здоровье.
Царь долго упорствовал в своем решении жить и умереть на Севане, но настойчивые просьбы Абаса и Марзпетуни в конце концов убедили его.
Царский брат и князь послали приказ находящимся в Востане войскам, чтобы они поспешили на Севан. Им хотелось особенно пышно и торжественно обставить возвращение царя. С таким же предложением обратились они к сюнийскому князю Смбату, который собрал тотчас же свои вольные отряды и вступил в Гегаркуник, чтобы приветствовать государя.
Сепух Ваграм тоже снялся со своим войском со склонов Геха и вместе с князем Гором поспешил на Севан.
Туда же пришли и остальные войска Абаса. Таким образом количество войск достигло нескольких тысяч.
Царь, видя эти приготовления, оживился, а это благотворно действовало на его здоровье. Царица же не знала, как выразить свою благодарность и признательность Абасу и Марзпетуни, которые вдохнули в нее и в государя новую жизнь.
Через несколько дней царь с царицей, великим князем Абасом и остальными князьями, простившись с гостеприимной братией Севана, в сопровождении своих войск, направились в престольную область Ширак.
Вот уже неделя, как Еразгаворс не узнать. Тихие улицы его наполнились шумом и движением, на площадях толпится народ. Царский дворец ожил и принял торжественный вид. Его великолепные залы украсились коврами, шелками и бархатом. Во дворце царит необычное оживление.
По распоряжению князя Марзпетуни, за несколько дней до приезда царя сюда прибыли все знатные женщины и свита царицы из Гарни. Вместе с княгинями Мариам и Гоар приехала и княжна Шаандухт, передав свой пост Мушегу. Все при дворе готовились к встрече царя и царицы.
Когда настал назначенный день, жители столицы вышли навстречу царю на несколько парасангов пути. Впереди ехала армянская знать. Свита царицы и княгини во главе с женой великого князя Абаса, княгиней Гургендухт, ждали государя в храме Спасителя.
Наконец вместе с царицей, Абасом и сопровождавшими князьями царь вступил в столицу, которую он покинул год назад. Его въезд был так пышен и торжествен, что напоминал триумфальное шествие. Кроме многочисленных войск, большая часть которых осталась за городом, сюда пришли почти все жители Ширака. Всюду, где проезжал царь, народ встречал его радостными криками.
Слезы застилали глаза царя. Он вспомнил свои прошлые триумфы и воодушевление народа тогда и теперь и нашел, что ничего в них не изменилось. Но сам он, увы… уже не был прежним героем. Его душа была мертва. Воодушевление не согревало его сердце.
Но чтобы не расстраивать окружающих, в особенности брата Абаса и князя Марзпетуни, царь сдерживал себя и старался казаться радостным и бодрым.
Он даже решил воспользоваться общим воодушевлением и повести войска на Двин.
Когда закончились празднества, царь пригласил к себе Абаса и Марзпетуни и объявил им свое решение.
— Поскольку у нас здесь столько войска и сюнийский князь со своими полками тоже находится здесь, готовьтесь к походу на Двин. Перед этой силой арабы не устоят, и вы возьмете столицу, — сказал царь.
