Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
В каждом доме должен быть свой домовой. Чужой, как говорит тятенька, всегда злой, он неизменно старается делать человеку пакости. Против чужого домового тятенька с маменькой произносят заклинание, чтоб защитить свой очаг…
Березиня прижалась к дереву и вдруг вспомнила маменьку, когда они еще жили в далекой Оленевке. Как-то они уселись в лесу под березой и Устинья, поглядев на маленькую белокурую дочурку, молвила.
— А ведь не зря тебя, Светляна, в народе прозвали Березиней. Вот ты прислонила головку к белой березе и вовсе слилась с ней. Чует сердце, так тебя Березиней и будут кликать.
— Вот и хорошо, маменька.
— Хорошо, дочка. Не зря же в народе так березу почитают.
Девочка уже ведала, что каждую весну жители Оленевки, женщины и девушки, приносили к березам жертвы: пироги, каши, яичницы, а затем начинали водить хороводы.
Ведала Березиня, что березовые рощи могут облюбовать и русалки. Они весной вылезают из воды на берег, несутся к деревьям и начинают раскачиваться на ветвях, расчесывая свои длинные зеленые волосы. Они смеются, поют песни и завлекают прохожих, дабы защекотать их до смерти.
Русалки — дочери Водяного. Березиня пугается его. Водяной — косматый, с бородой по колено, злой, проказливый и мстительный, живет на дне рек и озер. Там у него роскошный дворец. Купающихся людей, особенно мальчиков, водяной может забрать к себе в подводное царство, и заставляет их ему служить. А когда водяной совсем состарится, то выросший мальчик занимает его место.
Б-рр! Березиня не хочет больше думать о злющем водяном. Лучше она постоит возле березки и будет слушать, как игриво гуляет по роще теплый, ласковый ветер. Ветер…
«Летел к тебе буйным ветром, Березиня, а ухожу с кручиной на душе, лада», — негромко произнес девушке князь Ярослав, когда отъезжал от избы.
Лицо грустное, грустное. И Березине в эту минуту стало искренне жаль молодого князя. Впервые она заметила, что лицо Ярослава с густыми русыми усами, мягко опущенными в кудрявую бородку, заметно похорошело. А его глаза? Какая же в них была печалинка!
«Летел к тебе буйным ветром…». Ладой назвал. Ладой! Богиней красоты и любви. Да что это он?! На что намекает? Тятенька как-то рассказывал, что великий князь Владимир, известный женолюб, очень чтил богиню Любви и возвел Ладе превосходный и пригоже украшенный храм. Ладу представляла младая, распрекрасная женщина в радужном венке. Волосы у ней были пышные, длинные, цвета золотого. Облачена — в сарафан лазоревый, богато убранный жемчугами. Своего сына, бога любви Лелю, она держала за руку. В дивном храме пели Ладе песни и приносили ей с лугов живописные цветы.
Князь Владимир нередко выходил из терема и возлагал на Ладу венец, и орошал руки и чело богини священной водой.
Леля считался племенным божком. Он всегда был при своей матери, изображался крылатым младенцем и рассыпал из руки искры любви.
Другой сын Лады, Полеля, с терновым венком на голове, всегда улыбался. Такой же венок он держал в руке, протягивая ее возлюбленной, своей будущей супруге. В другой руке бог Полеля держал рог пития нежности.
— Кто же тебе все так красно рассказал, тятенька?
— Княжий дружинник из грамотеев. Всё это он зрел в Киеве, а я запомнил его красные слова.
— А потом что с богами любви стало?
— Как и с Перуном, дочка. Всех — под топор. Коль от чужеземцев христианскую веру взяли, то и богов наших загубили. Кощунство! Глумление над славянами.
— Глумление, тятенька… Князь Ярослав, кажется, занимательно всё рассказывал, но наша вера самая распрекрасная.
— Истинно, дочка. Ярослав нас от пагубы избавил, но держись от него подальше. Ведь он всем нутром предан чужеземцу — еврею Христу. Да и как можно поверить, что Иисус родился не из чрева матери, а от какого-то святого духа? Как от духа может появиться на свет чадо? Бред сивой кобылы.
— Смешно, тятенька… А как мог Христос на небо вознестись? Он же не птица. Только душа может уйти к богам на небо, да и то не каждая.
В березе тоже душа. Она слышит ее и ведает все мысли.
А мысли Березини вновь перекинулись на князя Ярослава. Почему-то она всё чаще и чаще стала думать о нем. Он хоть и приверженец Христа, но человек не злой. Далеко нет. Он… он добрый и даже ласковый, всем сердцем тянется к ней. Этого не скроешь.
Отец повелел держаться от князя подальше, но ей почему-то вновь хочется видеть Ярослава. Видеть его лицо, слушать его слова, замечать его влюбленный взгляд… Ярослав! Имя-то, какое славное. Вот уже две недели ты не приезжал к своей Березине. Две недели! Она скучает по тебе, Ярослав.
О боги! Что это с ней? Неужели и она влюблена в Ярослава? Скажи, милая березонька, что же ей делать?!
Глава 16
УСЛАДА
На третью неделю сердце Ярослава не выдержало, и он надумал: надо хоть на часок вырваться в Белогостицы. Он не может жить без этой очаровательной девушки. Не может! И желание его было настолько острым, что он, не достояв в Крестовой палате заутреню, и не потрапезовав, кликнул в покои меченошу и приказал:
— Седлай коней, Заботка. Поедем в Белогостицы.
— Слушаю, княже. Много ли дружинников брать?
— Одни поедем.
— Но…
— Одни! Доложи о выезде лишь Могуте. Ростов на него оставляю.
Ехали тем же путем, что и накануне: берегом Неро, мимо древнего капища Велеса, а затем лесной дорогой.
За последние три дня, перед Покровом, заметно похолодало. Легкий морозец сковал землю, а минувшей ночью выпал первый снежок, наложив на мирно дремавшие поля белое покрывало. А тут и метель приспела. С темного неба на озеро, болота, реки, город и деревушки посыпал легкий снежок, покрыв мягкими белыми шапками княжеский терем, боярские хоромы, и соломенные крыши избушек ремесленного люда.
Ярослав был одет в бобровую шапку и нарядный полукафтан на дорогом собольем меху. Также тепло снарядился в дорогу и княжеский меченоша Заботка.
Из-под копыт молодых, резвых, красиво облаченных коней летели ошметки снега.
— По первопутку едем, княже. Добрая примета! — весело воскликнул Заботка.
— А на Покров всегда снежок, друже.
— Первая пороша — не санный путь, — деловито высказал меченоша.
Ярослав лишь только хмыкнул. Уж он-то и без Заботки ведал народную примету. Но к разговору его не тянуло. На сердце его было неспокойно: сегодня всё для него должно решиться. Либо Березиня даст обещание выйти за него замуж, либо он никогда больше не станет добиваться этой девушки. И так Ростов полон разговоров. Шило в мешке не утаишь, ныне каждый ведает о тайной любви князя. Кто-то уж очень постарался, чтобы его тайна как можно резвее излилась по всему княжеству. Пора этому положить конец, пора проявить твердость…
Твердость к Березине? Пожалуй, этим ее не возьмешь. Она хоть и простолюдинка, но умеет выказать и свой нрав. Не она ли так решительно отстаивала старую веру? Даже искорки гнева промелькнули в ее прекрасных глазах. Наскоком и непреклонным поступком всё можно испортить. Понадобятся надежные, убедительные слова. Но найдутся ли они при виде Березини?
Еще не подъехав к Белогостицам и не видя села, услышали стук топоров.
«Плотники церковь рубят, — подумал Ярослав. — Молодец новый тиун, спозаранку артель снарядил. И Могута его хвалил. На братчине-то худого мужика не изберут. Не князь, сам народ выкликнул! Надо бы и к другим холопам-тиунам приглядеться».
К храму Ярослав решил не заезжать: пусть плотники под приглядом церковных дел умельца Амвросия ладят храм спокойно. Умелец же, присланный из Киева, оказался даровитым зодчим. Не зря такую дивную церковь в Ростове поставил. Ныне и в других погостах ему храмы поднимать.
Ярослав рысью подъехал к избе Прохора, сошел с коня, кинул поводья Заботке и встал на крыльце. Прислушался. Ни в избе, ни на дворе никого не было слышно, лишь карканье ворон, усевшихся на старой развесистой березе, нарушало всеобщую тишину.
Ярослав глянул на всё понимающего Заботку и толкнул дверь. Она не была закрыта на внутренний деревянный засов. Значит, хозяин куда-то вышел, а хозяйка, никак, снует у печи.
Князь через сенцы вошел в избу; в ней никого нет, и она хорошо была натоплена. От печи пыхало жаром.
Ярослав снял шапку и полукафтан, оставшись в одной просторной алой рубахе, расшитой по подолу и косому вороту серебряными узорами. Сел на лавку.
А Березиня занималась в горенке рукоделием. Она вышивала отцу ворот льняной рубахи, что была по колено длиной. Березиня, как и любая славянка, верила, что рубаха должна не только согревать, но и отгонять силы зла, а душу удерживать в теле. А посему, когда она кроила ворот, то вырезанный лоскут непременно протаскивала внутрь будущего одеяния: движение внутрь обозначало сохранение, накопление жизненных сил, наружу — затрату, потерю. Последнего Березиня всячески старалась избегать, дабы не навлечь на отца беду.