Тень Химавата - Сергей Сергеевич Суханов
Пандава снова вздохнул.
– Уже три года лес валю, а не выплатил еще и половины…
У костра воцарилось тяжелое молчание.
Внезапно макаки оживились, заголосили, потом, перепрыгивая с ветки на ветку, перебрались на соседнее дерево. Послышался шум продиравшегося сквозь заросли животного. Перестав есть, артельщики испуганно покосились на кусты акации. Пандава потянулся рукой к лежащему рядом топору. Остальные начали испуганно озираться, соображая, куда бежать, если на поляну вдруг выскочит тигр.
Но вот ветви кустарника раздвинулись и показался человек с длинными спутанными волосами и неряшливой бородой. Он был весь исцарапан, покрыт высохшей грязью, а на бедрах болтались обрывки каупины[34].
Сделав несколько шагов, бедняга вытянул перед собой руки, словно привлекая внимание людей, а затем рухнул на землю. Артельщики бросились к нему, подтащили к салу, прислонили спиной. Кто-то побрызгал в лицо водой.
Незнакомец открыл глаза. Увидев перед собой флягу, схватил ее и начал жадно пить.
– Ты кто, – спросил Пандава, – паривраджака?[35]
Не отрывая фляги от рта, тот отрицательно замотал головой. Артельщики выжидали: по крайней мере он их понимает, значит, сейчас заговорит.
– Гребец, – напившись, хрипло ответил тот на пайшачи. – Коландию сожгли андхры. Я один спасся… Остальные погибли – и гребцы, и ассакены.
– Где это случилось? – снова спросил Пандава.
– Там… Большая вода, – не отрываясь от фляги, незнакомец махнул рукой на запад.
Артельщики переглянулись.
– Похоже, он про залив Кхамбат говорит, – сказал Видура. – Получается, отмахал не меньше трех йоджан[36].
– Ого! – удивленно заметил один из кармакар. – Целую неделю шел. Мы как раз столько здесь и работаем.
Бхимадаса метнулся к костру. Зачерпнув загустевшую похлебку лепешкой, положил сверху рисовый шарик, после чего протянул угощение незнакомцу. Тот с жадностью принялся засовывать еду в рот руками, при этом глотал куски, почти не прожевывая. Потом улегся на траву, повернулся на бок и мгновенно уснул.
Кармакары с удивлением разглядывали спящего. Надо же, бедолага такой путь проделал через джунгли, а это не шутка: хищники, змеи, скорпионы – какой только гадости не встретишь в лесу. Ну, ладно, воду можно добыть, если знаешь как, но ведь надо еще охотиться. Без оружия или силка это безнадежное дело. А огонь? Сырое мясо есть – то еще удовольствие, можно с непривычки и сблевать. К тому же ночи прохладные, зима все-таки, а он почти без одежды.
Пандава молча показал товарищам на его руки: под грязной кожей змеятся вздутые вены, ладони покрыты трещинами и мозолями, ногти обломаны – последствия долгой изнуряющей работы на веслах.
Те закивали головами: не имеет смысла расспрашивать чужака ни про варну, ни про джати[37], все и так понятно. Ария рабом никто и никогда не сделает. Значит – млеччха[38].
Бхимадаса вглядывался в его лицо, в котором читалось что-то неуловимо знакомое.
«Да ладно, – подумал он, – не может быть, откуда мне его знать».
А все же? Гонд обладал хорошей памятью на лица.
«Определенно, я где-то видел этого человека».
К вечеру незнакомец пришел в себя. Тихо сидел в тени дерева, ожидая, пока артельщики закончат работу. На закате все снова собрались возле костра.
– Откуда ты? – на всякий случай спросил Пандава. – Ты ведь не из наших, не из пулиндов. Северянин – вагурик или панчал? А может, южанин – шабар?
– Иудей.
Поденщики удивились.
– Это что за народ?
– Я родился в Палестине, недалеко от Средиземного моря. По-нашему – Ям-Ахарон, то есть Западное море. Это далеко отсюда. Сначала нужно преодолеть Хиндукух, потом пройти всю Парфию, подняться по Прату до Эвропоса, пересечь пустыню Эш-Шам, ну а там уже рукой подать…
Артельщики ничего не поняли из объяснений чужака. Они удивленно переглядывались, словно ждали, что кто-то из них скажет: «А, ну точно, я знаю, где это».
Но все молчали.
– Как ты оказался в Бхаратаварше?[39] – спросил Пандава.
– Долгая история…
– Я тебя знаю! – неожиданно прервал иудея Бхимадаса. – Ты Иешуа. Вас зимой ассакены из Шурпараки вели в Бхарукаччу, а я домой возвращался… Еще лепешкой тебя кормил – помнишь?
– Да, – иудей радостно вскинул на него глаза. – Так они тебя не догнали!
Мужчины обнялись, хлопая друг друга по плечам.
– А потом что было? – спросил Видура.
– Посадили гребцом на коландию. Неделю назад в устье Нармады ее сожгли андхры. Думаю, что кроме меня не выжил никто.
Иудей опустил голову.
Пандава сокрушенно протянул:
– Ну дела…
Прежде чем улечься спать, артельщики решали, что делать с незваным гостем. Лишняя пара рук, конечно, не помешает, но под силу ли ему тяжелый труд? Они с сомнением косились на него – уж больно тощ и изможден.
Перед сном крестьяне провели ежевечерний ритуал. Повернувшись к юго-западу, прочитали вслух мантру «Савитри», посвященную Варуне, после чего засунули в рот веточку дерева удум бара[40], чтобы почистить зубы.
Пандава подошел к иудею.
– С завтрашнего дня начнешь нам помогать: кашеварить, отгонять с делянки змей, следить, чтобы обезьяны не воровали еду… Будем тебя кормить, а когда окрепнешь, приставим погонщиком к буйволам. Видура пойдет на рубку сучьев, так нам сподручней. Если с проверкой нагрянет раджука[41], скажу, что ты из моей деревни. Придется соврать, но ничего, потом для искупления греха проведу санскару хута[42]. Иудей ты… а может, яван – так сразу и не поймешь, шудры голову не бреют, да и бородища у тебя ого-го, сойдешь за пулинда. К нашим обрядам ты привыкнешь, а пока усвой вот что: нельзя мочиться на дорогу, в воду, на склон горы и на муравейник. Отхожее место вон у того сала. Днем мочатся, повернувшись лицом на север, ночью – на юг. Мы не брахманы, но эти правила строго соблюдаются всеми варнами. Понял?
Иешуа согласно кивнул – разве можно удивить иудея ритуалами личной гигиены.
Пандава посмотрел на него исподлобья, а потом отчеканил:
– Извини, но заплатить не сможем, самим едва хватает на прокорм семей.
Иешуа замахал руками: не надо, спасибо, что не прогнали.
3Собаки рвали друг друга отчаянно, насмерть. Казалось, что два мохнатых дэва сцепились, катаясь по залитой кровью площадке. Азарт схватки, злобное рычание медведеподобных гигантов, оскаленные пасти никого не оставили равнодушным.
Фарсиваны[43] столпились вокруг клубка тел, при этом каждый подбадривал криками своего фаворита. С горящими глазами, сжатыми кулаками и искаженными в раже лицами они напряженно следили за боем. Часовые у входа в шатер то и дело пускали в ход тупые концы копий, чтобы зрители спинами не загораживали обзор почетным гостям.
– Дави, Урк! Хватай его за ногу! Рви, Ака!
Судя по всему, схватка
