Глубокая выемка - Всеволод Шахов
"Командиры, будьте зорки!
На канал гляди не с горки,
Чаще опускайся вниз,
Там за качество борись".
– Ну, это я уже слышал, – Ковалёв сложил газету и убрал в карман, – в конце августа, на последнем слёте ударников Беломорстроя.
– Это который в Дмитрове проходил? – Егорыч смотрел на сцену.
– Да, там действительно праздник ощущался. Чувствовалась неподдельную радость. Странно, в основном, заключённые. Через ад прошли, а радовались, как дети, вместе с чекистами. Вот где загадка.
– Ну, смотря сколько выпить, – Егорыч не отвлекался от сцены. Юркая пигалица декламировала.
"Мы канал построим в срок
Образцово, крепко, впрок,
Хорошо и начисто,
Одним словом, качество".
– Я слышал, сам Горький приезжал? – Егорыч еле заметно водил плечами в такт ритма.
– Да, речь сильную сказал, искренне говорил.
– Рассказы свои ему не показывал?
– Шутишь? Всё смеёшься… конечно, нет, – Ковалёв смутился, сделал паузу, – кстати, основной руководящий состав с Беломорстроя переводится на эту стройку. Фирина начальником Дмитлага утвердили. Ну, ты знаешь, он мужик с выдумкой.
– Сторонник творческой интеллигенции… – Егорыч язвительно пробормотал.
– Зря скалишься, многих от смерти спас, сам посуди: художники, музыканты, писатели – всем место придумал, а то сгноили бы этих малахольных, – Ковалёв обозначил свою позицию.
Со сцены дружно неслось:
"Шмурыгают пилы, звенят топоры,
Работа шумит до вечерней поры,
И знамя, как песня, колышет над нами,
И песня горит, как ударное знамя…"
– Александр Павлович… Александр Павлович, хорошо, что я вас разыскала, вот посмотрите, пожалуйста, – запыхавшаяся девушка, на ходу доставала из полевой сумки блокнот, уткнувшись в него, споткнулась, но Ковалёв ловко выставил руки и поймал. Девушка смутилась, поправила берет, затараторила, краснея, – Посмотрите, такая строчка подойдет для заметки в завтрашний номер?
Ковалёв сделал серьёзное лицо, вскинул подбородок, как бы в шутку, приказал: "Так, лагкор, товарищ Брендлер… Нина, читайте! "
Девушка снова потрогала берет и стала выразительно читать звонким голосом: "Художественной зарядкой ударники очень довольны и с ещё большим подъёмом принялись за работу. Приезжайте к нам почаще, а мы будем лучше работать, – вот какими словами провожали каналоармейцы агитбригадчиков".
Ковалёв кивал и, незаметно для девушки, перемигивался с Егорычем: мол, вот какие кадры растут. Дослушал и вынес вердикт: "Отлично, лагкор Брендлер, даже редактировать не нужно".
5
Картинка с трассы не выходила у Будасси из головы.
Всё так же, как на Беломорстрое. Вручную. Он шёл вдоль восточной границы, отмеченной основательными бровочными столбами, расставленными через двадцать метров, от которых расходились колышки, разделявшие территорию на квадраты. Заглубление медленно, но шло. Где-то даже сформировались ярусы, покрытые разветвленной сетью деревянных дорожек. Ручейки оживлённого муравейника – деревянные настилы под одну тачку, по мере подъёма, сходились в широкую, добротно сколоченную дорогу, позволяющую разъехаться уже встречным: гружёной и порожней тачке. Непрерывная череда тачек, толкаемая людьми за сотни метров. Наверх – надсадно, натужно, балансируя на пружинящих досках. Вниз – легко, беззаботно, лишь слегка держась за рукоятки. Забои кипели. Кто скалывал плотную породу киркой, кто, более лёгкую, – штыковой лопатой. Крупные пласты снимали подборной лопатой, разбивали и переносили в тачки. Десятники с блокнотами деловито обходили забои, измеряя рейками с насечками текущую выработку. На одном из участков, – глубоко выбранного кармана, – откуда снимали настилы и переносили на верхние ярусы, рабочие обступили десятника, вероятно, спорили о нормах текущей выработки. Позвали контролёра, тыкали пальцами то в записи, то на деления измерительной рейки – что-то доказывали. Спор разгорался, ругательства становились громче.
Будасси шёл, не останавливаясь, изредка ловил на себе укоризненные взгляды зеков.
Чуть подальше, где снимали верхний слой, загружались грабарки – телеги-кузова, запряжённые одной лошадью. Лошади были настолько худые, что даже при незначительном уклоне с трудом выползали наверх по глинистому склону. Гнедые, вороные, пегие, когда-то получавшие изрядную порцию корма, тёплые стойла, надсмотр хозяина и посильную работу, теперь же, грязные, со сбитыми в кровь ногами, понурив голову тянулись неспешной вереницей, чтобы получить в конце рабочей смены пучок гнилой соломы и, в один из дней, замертво упасть. А потом, в качестве наградного куска мяса, лежать в миске какого-нибудь заключённого, перевыполнившего норму на десяток процентов.
Грабари матюгались, стегали лошадей, сами наваливались сзади на телеги. Наверху, у кавальеров, землю с грабарок пытались сгребать, ставили кузова под углом. Получалось не очень – тяжёлый грунт приходилось опять брать лопатой.
Будасси вздохнул.
Как там агитбригада поёт: "Бегут земли добытчики – монтёры, динамитчики, торопятся враскачку ударники за тачками".
За год всего на два-три метра заглубились. А по проекту около шести тысяч кубометров надо выбрать на протяжённости семи километров. Да ещё этот хребет водораздела… почти двадцать пять метров срезать.
– Э-хе-хе.... сдача Глубокой через два года.
Как и обещал, он осмотрел опытный участок с единственным работающим экскаватором и уже два дня пребывал в подавленном состоянии. Чадящая коробка, на кое-как уложенных рельсах, с неуклюже поворачивающейся стрелой. Грохот цепей и медленно открывающийся ковш. Прораб сказал, что за три дня прошли пять метров по неглубокому забою. Будасси тогда подбодрил: "Дело новое, действительно, опыта нет, но, ничего, путём проб и ошибок…", а сейчас, сидя за широким столом в маленькой комнате на втором этаже здания управления, всё больше хмурился.
"Ковровец"… Смущала надёжность этих машин. Вот, где ждёт неприятность. Качество сборки просто пугало. Из остатков старых вагонов. В Дмитрове он просил, чтобы нашли хотя бы старые иностранные экскаваторы. Ответом было: "И не думай… со всех уголков Союза просят, а уж там точно нужней".
Будасси разложил на столе планы местности и схемы железнодорожных путей. Пододвинул ближе готовальню. Любо-дорого посмотреть. Наградной набор – отметили за сдачу каскада шлюзов. Кому – наградные сапоги, а кому – готовальню. Да… дорого в прямом смысле. Немецкое качество… за хлеб голодающий страны. Притопленные в синем бархате стальные блестящие чертёжные инструменты вызывали восторг: тончайшая гравировка "Richter" на ножках большого циркуля, чёткое рифление на колёсике крон-циркуля, острейший носик пера рейсфедера.
Задумался. Переключился на Дмитровский проект организации работ.
Челноками составы уж точно не стоит гонять – только кольцевая схема. Железнодорожное кольцо. Два моста через Клязьму все-таки строить придется. Так, прикинем… Взял крон-циркуль. Здесь радиус поворота на мост надо увеличивать. Здесь – уклон слишком большой – из забоя не выберемся. Разъездные пути придётся уточнять по факту уплотнения трафика движения… А вот, что с тупиками на свалку делать? Будасси размышлял, наносил поправки в схемы, на свободном месте чертежей делал наброски, писал вопросы.
Вершина водораздела. Парадоксальное сочетание понятий высоты и глубины… Строим, но вниз. Усмехнулся.
Достал из портфеля планшет с карандашными набросками, которые сделал, когда
