Юсиф Чеменземинли - Девичий родник
— И это–не годится. В то, что я не вижу и не чувствую, я не могу верить, но я не могу понять и нашего образа действий. Почему–то мой ум не покоряется этому.
— В тебе, видно, зарождается возмущение.
— Еще какое, еще какое! Но оно пока не получило определенной формы.
— Что ж, пусть свершится; посмотрим, но берегись, чтоб в результате твоей неопытности не пострадала община.
Джейнис насмешливо рассмеялся.
— Удивителен ты, Чопо! — сказал он. — Ты влюблен в мирную, стоячую жизнь. «Пощады! Спасения! Нарушаются устои жизни!» — кричишь ты. Влияние старых учителей пустило в. тебе слишком глубокие корни. Но одно ты упускаешь из виду. Ты знаком с историей, но не можешь постигнуть причин перехода нашего к общинной жизни. Я беру на себя смелость заявить это. Прости! В общины через границы Вавилона, Мидии, Кападосии, Урарту, Фарса, Халдеи, Понта — Оксина 22 стекались люди. Причина ясна: условия жизни на родине становились невыносимыми. Отчаянный гнет войны, внутренние волнения и мятежи, кровопролития во имя веры, неукротимый аппетит сильных мира сего довели народ до отчаяния. Жизнь становилась все тяжелей и тяжелей. Слабых, угнетенных, лишенных возможности пользоваться плодами своего труда она принуждает к бегству. И люди, бросая все, лишаются облика человеческого и несмотря на это все же бегут и в результате достигают счастья.
— Великолепно!? Что же тебе еще надо? — прервал я его.
— В мире существует один закон. Жизнь, застыв в старых рамках и формах, застаивается подобно воде. И наша жизнь стала «вонять» обычаями. Нужен выход…
— Хорошо, хорошо! — сказал я, рассмеявшись. — Отправляясь в Общину Овна и предварительно посетив храм Семи Петухов, мы распростимся с Общиной Петуха и поскольку нам придется жить в Общине Овна — изучим ее законы. Пусть юноши, которые явятся сюда из Общины Коршуна на поиски невест, подумают над здешними нравами. Мы же больше не принадлежим Петуху.
12
Храм Семи Петухов был великолепным сооружением на семи каменных колоннах. На каждой колонне было высечено изображение петушиной головы. В храм вела широкая лестница в семь ступеней. На каждой ступени восседал разодетый в пестрые яркие ткани старец с длинной бородой и петушиным шлемом на голове.
Они встречали нас звуками свирели.
Величие храма, облик старцев, их одеяние и печально–нежные звуки свирели создавали атмосферу таинственной гармонии.
Молодежь почтительно приблизилась к первой ступени. Старец, сидящий на ней, взяв в руки свирель, мгновенно поднялся.
— Стойте! — произнес он, — стойте! Выслушайте рассказ старого человека.
Внушительный голос старца остановил юношей. Воцарилось глубокое молчание. Старик начал:
Когда были Солнце, Луна и семь братьев — семь планет — говорили о величии движущихся небесных сфер, царство Мидийское владычествовало над Землей. Перед силой оружия его войска трепетали Вавилон, Эллам, Сузы просили пощады и скифы не смели ступить за пределы Дербента. Семибашенный дворец украшает Хамадан, и созданный Кейнессаром храм своим неугасимым светом озаряет мир. Бесчисленные стада баранов, овец, табуны коней. Деревья гнутся под тяжестью плодов. И нет невозделанного клочка земли, нет реки, через которую не был бы переброшен мост, нет неполитой пяди земли…
Но величие и гордыня овладевают дворцом. Начинают забываться законы Заратустры. Глас народа не слышен у трона. Астиаз 23 предается пирам и наслаждению.
Дщери Вавилона и юноши Эллады властвуют во дворце. Фарсидское вино туманит головы. Могущество Мидии пошатнулось. Ариман простирает над миром свой темные крылья.
Давно уж с завистью следящие за нашей мощью персы поднимают головы. Меч Курушуна 24 кладет благополучию Мидии конец. Наступают подстрекаемые персами войска со стороны Лидии, Эллама и Скифии. Огни гаснут, сады превращаются в пустыри, жилища разоряются, земля стонет, небеса разверзаются.
Однако стойкость магов остается непоколебимой, войска огнепоклонников не рассеялись: Камбиз с собранным в Хариземе, Бактриане, Кирмане, Вавилоне, Лидии и Мидии огромным войском приготовился к походу на Египет. Скрытое недовольство стало проступать наружу. Волны восстания захлестнули Персидское царство. Маги не остановились пред упоминанием в молитвах фараона, а искали пути выхода, и атырван, по имени Смердис, захватив Хамадан, садится на престол.
Огни в храмах запылали, лица огнепоклонников озарились улыбкой.
Но ничто не вечно под солнцем. И владычество Смердиса продолжалось недолго. Представители семи древнейших родов Персии, являющиеся столпами дворца, не пожелали подчиниться магам и, вооружившись, свергли Смердиса.
Стали искать преемника умершему Камбизу. По обычаям персов, лошадь почиталась священным животным и выбор правителя проходил при ее участии и благосклонном отношении. Семь победителей, свергших Смердиса и разбивших войска магов, еще до восхода солнца сев на коней, выехали за город.
Когда первые лучи солнца озарили землю, конь одного из семерых — Дария заржал. Согласно обычаю Дарий был провозглашен царем.
Войска были собраны, восстание подавлено, страна огнепоклонников разорена, храм Кейнессара разрушен. Ничто не вечно под солнцем.
Дарий, восстановив царство Камбиза, окружил себя небывалой роскошью и великолепием.
В Истехре 25 он решил построить невиданный доселе в мира дворец. Со всех земель, простирающихся от Эллады до Харизема, собрал он скульпторов, архитекторов и мастеров. Но вскоре выяснилось, что задуманный Да–рием храм никто кроме Кейнессара выполнить не в состоянии. Стали разыскивать Кейнессара, но не нашли. По всей стране были разосланы гонцы и глашатаи, искали по городам и селам, никто не видел Кейнессара и не знал, где он.
Раз Дарий выехал на охоту и, гоняя лань, наехал на лачугу. Он увидел обернутого в козлиные шкуры длиннобородого старца, лежащего на спине и созерцающего небо.
Дарий с придворными приблизился к нему. Словно нe видя их, старик не повел глазом. В ту же минуту спрятавшаяся в кустах лань, завидя Дария, пугливо вскочив с места, кинулась к старцу и прижалась к нему.
Удивленный невозмутимостью старика и поведением животного, Дарий обратился к старцу:
— Кто ты, старик?
Старик, поглядев на Дария краем глаза:
— Я? Могущественнейший в мире человек.
Не знающий и не мыслящий равного себе по могуществу, Дарий взглянул на завернутого в козлиные шкуры старца, на полуразрушенную лачугу.
— В чем же твоя сила? — вопросил с иронией и удивлением.
— В том, что бегущие от тебя, льнут ко мне.
Дарий усмехнулся, но, почувствовав, что у старца какая–то тайна, задал ему несколько вопросов.
— Старик, что на свете желанней всего?
— Не иметь никаких желаний.
— В чем самая большая истина?
— В отрицании.
— Самый верный путь?
— Сомнение!
— Самое большое наслаждение?
— Нирвана!
Эти ответы еще больше удивили государя и возбудили интерес. Внезапно он спросил:
— Знаешь ли ты Кейнессара?
— Знаю.
Царь обрадованно:
— Где ж он?
— В своей стране, в своем царстве.
— Где его царство и кто его подданные?
— Его царство — лес, а подданные — джейраны.
Поняв, что перед ним сам Кейнессар, Дарий сошел с коня. Свита, последовав его примеру, окружила Кейнессара. Старику поднесли изысканные блюда.
Однако Кейнессар, не двинувшись с места, продолжал созерцать небо.
Дарий начал говорить ему о своем желании построить дворец и предложил поехать в Истехр.
— Я дам тебе — столько золота, сколько ты весишь, я исполню все твои прихоти.
Старик, качая головой:
— Что такое золото я не знаю, да и не хочу знать. Что касается желаний, они преддверие страданий.
Дарий, сдерживая гнев, сулит новые дары. Но старец непреклонен. Не меняя позы, он ласкает прижимающегося к нему джейрана.
Наконец, не сдержав гнева, Дарий сердито вопрошает:
— Чего же ты хочешь достичь, лежа здесь?
— Не думать ни о чем.
Дарий в ярости вскакивает на коня.
— Палач! Свяжи руки этому безумцу и посади на лошадь.
И в то время, как палач связывает Кейнессару руки, старик, нагнувшись, шепчет джейрану:
— Беги! Быть вдали от людей — благополучие.
И, словно поняв его речь, джейран, легко отпрянув, мчится в лес и исчезает в густой чаще.
Кейнессара доставили в Истехр. Там ему снова предлагают заняться постройкой дворца.
Но он вновь отказывается. Тогда по приказу Дария его поднимают на крепостную башню и сбрасывают вниз.
Но ничего не вечно под солнцем. Кейнессар не погибает, стоящие под стенами крепости атырванцы подхватывают его и прячут.
