Владислав Ванчура - Картины из истории народа чешского. Том 1
Сихарий владел славянским языком и выделялся большими способностями. В одной лишь добродетели было ему отказано напрочь, и эта добродетель называется спокойствием.
Явившись в Самово городище, Сихарий держался надменно и желал немедля говорить с князем. Само же через слуг спросил: откуда и для чего пришел Сихарий и как он одет?
Слуги отвечали:
— Пришел он от Дагоберта, требует возмещения за грабеж, а одет он как франк и говорит как франк.
Тогда молвил Само:
— Пусть же франк и разговаривает с франками. Сказав так, оперся он подбородком на ладонь и стал смеяться, глядя, как слуги прогоняют посла, указывая ему на двери.
Сихарий недаром слыл лукавцем. Ушел он только для того, чтобы раздобыть себе славянское платье. Одной хитростью добыл он желаемое, а другой в конце концов добился того, чтобы предстать перед князем. Тогда он начал свою речь и, обратившись к Само безо всякого почтения, сказал:
— Король и государь требует, чтобы ты возместил убытки, которые понес купец.
Само слушал его, запустив пальцы в бороду. Казалось, его что-то развеселило.
— Сихарий, — молвил он, когда посол замолчал, — я возмещу купцу и товары, и раны, а сверх того дам ему меч, позлащенный в огне, но Дагоберт поступит так же, как я, и возместит моим купцам все, что было награблено у них на земле Франков.
Говорят, что на это прямое предложение Сихарий ответил уклончиво, а когда Само принялся высмеивать его, распалился гневом, стал браниться, грозить и до того дошел в своем высокомерии, что даже позволил себе оскорбления.
Тогда Само подозвал слуг и, когда те приблизились, сказал им:
— Возьмите посла, отнесите его к самому валу и там бросьте в траву!
Слуги с радостью исполнили это.
Узнав, что ничего не добился переговорами, Дагоберт пошел на Само войной. Шел он тремя колоннами. В первой, которую вел герцог Хродоберт, были алеманны. Второе войско составляли бавары. Во главе третьего стал сам Дагоберт, и было с ним множество франков и лангобардов, нанятых в Италии.
Поначалу лангобардским наемникам и алеманнам удалось одерживать победы в мелких стычках, но главные силы короля натолкнулись поблизости от границ Самова государства на крепкую твердыню по названию Вогастисбург. Дагоберт осадил эту крепость, но князь с войском вышел за валы и вступил в битву, которая продолжалась три дня, И побежден был король. Он понес тяжелые потери и, оставив славянам весь свой, лагерь с шатрами и обильными припасами, спасся бегством.
Одержав столь решающую победу, Само не предался бездеятельности; набеги его достигали самой Тюрингии. Сила его росла, а влияние короля все слабело. Тогда вышел из вассального подчинения Дагоберту сербский князь Древан и перешел под руку Само. Государство Само расширилось далеко за пределы Чехии.
Между тем Дагоберт помышлял о мести. Собирал войско, готовил поход, но постоянные набеги славян мешали ему сосредоточить силы и принуждали вести малые схватки, в которых славяне часто побеждали. В такой беде предложили свою помощь саксы: за то, что король снизит им дань, они обещали охранять от набегов границы королевства. Дагоберт принял предложение, и саксы обязались служить ему. Жили они в горах у чешских границ. Там они устроили засеки и сторожевые укрепления, но воины Само по-прежнему проникали через них. Теснимый все больше, Дагоберт отказался от части своих земель, уступив их Зигиберту в надежде, что тому повезет там, где не повезло саксам. Но и Зигиберт не имел успеха в действиях против Самовых войск и не смог остановить их движение.
Когда франкам пришлось совсем туго, поднялся на Само Радульф, герцог Тюрингенский, и ему улыбнулось военное счастье. Он победил славян и изгнал их с Франкской земли. Но, прежде чем победа его могла принести ощутимую пользу, Радульф рассорился с советниками Зигиберта и, объявив себя суверенным государем своего герцогства, стал искать дружбы Само. Славянский князь сделался опорой тюрингенского вельможи.
С той поры государство Само жило без войн вплоть до смерти князя. Он умер, когда пошел тридцать пятый год его правления. Умер на вершине счастья, и народ оплакивал его. Народ был предан ему, ибо Само был человеком, любящим жизнь, и во все времена обращал великое свое могущество лишь к светлым ее сторонам.
В конце повествования о нем говорится и подтверждается добрыми примерами, что как был Само любим, той же мерой любви он и отплачивал. Полюбилось ему жить со славянским народом. Всем сердцем сделался он сам славянином, и новая родина стала ему дороже всего на свете.
К моменту смерти было у него тридцать семь детей: двадцать два сына и пятнадцать дочерей. Он породил их от двенадцати жен.
ВЕЛИКАЯ МОРАВИЯ
ПРИБИНА
Когда сломлено было владычество авар, когда в битвах с франкскими войсками разбиты были они, получили свободу и славяне, населявшие большую низменность по течению Дуная. В те поры славяне делились на племена. Силы их были раздроблены, не объединяли их никакие взаимные узы, и воля, данная им, вскоре обернулась несвободой. Случилось так, что те племена славянские, чьей родиной было пространство меж Дунаем и Тиссой, приклонились к Болгарскому царству; а жившие на западе и в Паннонии вынуждены были поддерживать дружбу с франками и их королем. Так возникла зависимость их, и чужеземцы наводнили их владения. Приезжали купцы с грузом соли на спинах ослов, с грузом пряностей, орудий и всякого рода удивительных предметов. Приезжали работорговцы и люди, не похожие ни на пастухов, ни на крестьян, ни на охотников. Невиданные купеческие караваны проходили по тропкам, ведшим к Нитре. Там была середина земли. Там, в прочной крепости, сидел князь Прибина; он ласково принимал пришельцев и был столь милостив к ним, что даже построил храм, чтобы они могли славить в нем христианского Бога. Так было открыто франкам сердце нитрянского князя.
Но по берегам моравских рек издавна жили другие славянские племена, которых едва коснулось аварское иго. Во времена Прибины славяне эти привыкли уже к воле. Они не служили никому из чужих, повинуясь лишь собственным князьям, были сильны числом, и только рознь в устремлениях мешала им сомкнуться в огромную силу. Увы, не было меж ними единомыслия. Одни хранили старые обычаи, другие тянулись к новизне, ибо и по их земле пролегали торговые пути, и вдоль этих путей распространялись небывалые вести. Некоторые купцы, останавливаясь в их селениях, рассказывали об Иисусе Христе, который умер, но жив. Другие повествовали о славе империи, где верховный князь повелевает низшими князьями и, предводительствуя ими, стройными рядами водит их на врага. Речи эти передавались из уст в уста, и все чаще говорились они там, где собирались люди.
Купец, совершающий путь из Карнунта к Балтике, ложась отдыхать на свою подстилку, рассказывал странные вести. Пахарь передавал их пахарю, слепцы и старики, услыхав про такие дела, еще приумножали их. И вот в городищах, по жигалищам и в хижинах углежогов зазвучали слова о новых порядках.
В согласии с этими рассказами у некоторых князей росло желание стать первыми среди прочих, и росла у них жажда битв.
Выходили князья к своим людям; скликали дружины и водили их по разным местам, чтобы сразиться между собою.
В этих битвах победа и удача отданы были князю Моймиру. Он стал господином над всеми моравскими племенами. Сила сотрясала их полчища, сила вела их на юг, к тучным Нитранским землям, где, послушный велениям франков, правил в ту пору князь Прибина.
Никакого вещего знамения не было Прибине, ничто не предостерегало его, и Моймир, неразличимый в глубине веков, невидимый в неоглядности своих толп, мчался к Нитре.
Темной ночью подоспело его войско к пограничной крепости Прибины. Окружило ее и с криком и шумом ударило по запорам из крест-накрест сложенных бревен, по частоколу, по людям Прибины. Рой искр и едкий дым поднялись к небу. С треском валятся балки, сруб горит, и пламя озаряет окрестности далеко за пределами лесной чащи.
Так ступил Моймир на землю Прибины. Так минули годы от восемьсот тридцать третьего до восемьсот тридцать шестого. Три зимы прошли в сражениях.
Моймир уже глубоко проник в Нитранскую землю, но Прибина все еще не был побежден. Он защищался. Оказывал отпор мораванам, чье царство простиралось от реки Хамбы до самого Дуная, но войско Прибины таяло, и, куда бы ни двинулся он, сомнения и страх шли за ним по пятам.
И призвал князь слепого ведуна, чтоб открыл он ему правду, какой видит ее во мраке своей слепоты. Хотел Прибина спросить, чем окончится эта война и кто победит в ней. Став перед Прибиной, протянул ведун руки вперед, словно ощупывая очертания того, чему суждено исполниться, и молвил:
