Александр Башкуев - Убить Архимеда
Проблема состоит в том, что мой инструментарий чересчур слаб для однозначного ответа на сей вопрос. Чересчур длительное сидение над манускриптами Александрии серьезно ослабило мое зрение, и я признаю, что утверждение моего отца о том, что в линзу из кварца можно видеть до четырех спутников Фаэтона, не является ложным лишь потому, что сам я их не вижу, — здесь может играть свою роль моя личная близорукость.
Так что кто-то на небесах приложил немало усилий, чтоб наш спор с отцом пришел к взаимно удовлетворительному итогу. В последние годы я вплотную подошел к решению сей проблемы, используя математические методы тарентцев для обсчета поверхности идеальной линзы, искусность местных сиракузских механиков в достижении идеально гладкой поверхности кварца и мои собственные познания о производстве устройств с рядом призм для передачи изображений. Как показали мои первые опыты, нам удалось доказать, что использование линз в подобных устройствах превосходит возможности призм. В качестве доказательства этого положения могу представить натурный эксперимент по уничтожению римской триремы путем фокусирования на ней лучевого пучка, собранного с большой зеркальной поверхности. К сожалению, проведение дальнейших работ затрудняется ввиду гибели почти всех наших рабов.
Несмотря на неудачу экспериментов, вопрос о существовании спутников Фаэтона остается наиболее важным и насущным из всех. Дело в том, что Аристотелева теория об устройстве нашего мира не может не встретить закономерного возражения любого механика, — ежели планеты «движутся» вокруг Солнца за счет обращения некой «сферы», на коей они закреплены, возникает ряд закономерных вопросов.
Во-первых, из какого материала созданы эти сферы и каковы коэффициенты оптического преломления этих материалов? Что происходит с тепловой энергией, коя образуется при трении «сфер» друг о друга, какова природа ее? Если же энергия не выделяется за счет нулевого трения меж данными «сферами», какова природа «смазки» и почему ее коэффициент оптического преломления равен коэффициенту преломления «сферы»? Куда уходит вращательный момент при кручении столь чудовищных сфер? Куда девается возникающая центробежная сила? Каково ж может быть сопротивление материала сих сфер, ежели они не разрушаются под столь огромной нагрузкой?!
Наконец, самое важное возражение Птолемея — чем объясняются видимые возмущения в движеньи планет, и ежели Аристотелевы «сферы» обладают неравномерным движением, каков Закон этой неравномерности?
Разумеется, все эти проблемы исчезают, если предположить, что планеты не закреплены ни в каких-нибудь там «сферах», но свободно «парят» в эфирном пространстве. Правда, при этом возникает другая проблема, — почему тогда планеты не падают на Землю иль Солнце (в зависимости от того, что находится в центре системы)? Птолемей утверждает, что это происходит согласно «повелению Господа», но мой отец и тарентская школа считают, что это происходить за счет равнодействия высокой скорости кругового движенья планет и силы тяжести, с коей их «влечет» к Земле (или Солнцу, соответственно).
Если у Фаэтона есть спутники, работы Птолемея будут серьезно скомпрометированы в самой своей основе, точно так же, как воззрения древних философов были разрушены наблюдениями за кольцами Фенонта, коий римляне называют — Сатурн. Именно кольца Фенонта навели Аристотеля на мысль о твердости «сфер».
Возможно, спутники Фаэтона (ежели они есть!) произведут на астрономию такое же воздействие, как и кольца Фенонта. Ведь равновесие между угловой скоростью и силой тяжести можно достичь лишь при очень больших скоростях, а сие значит, что расстояние до планет и, тем более, звезд превышает всякие мыслимые величины. Другим следствием этого будут необычайные размеры и, соответственно, массы небесных тел. А самое главное, — совершенно непонятно, как объяснить парадокс, на коий указывал сам Птолемей: ежели движение планет происходит вокруг Солнца, какие должны быть силы, приложенные к Луне для того, чтобы наклонить орбиту ее вращения? Если планеты движутся вокруг Солнца, Земля — его спутник, а Луна — спутник Земли, каковы причины «несохранения» углового момента ее вращения в системе солнечных координат?
Да, вопрос о спутниках Фаэтона все сильнее мучит меня, и если бы не этот противный дождь, я бы всю ночь посвятил наблюдениям за ночным небом. К сожалению, по неизвестным причинам, увеличение кривизны или диаметра кварцевых линз приводит не только к улучшению изображения, но и — неприятным эффектам, таким, как проявление радужных колец вокруг основного изображения. Для уничтожения римских трирем такие линзы пригодны, но для настоящей научной работы — увы…
В последних письмах в Тарент я просил Агафокла рассчитать предельный радиус линзы, после коей начинаются сии неприятные вещи, но к сожалению выяснилось, что Агафокл был убит в дни последнего штурма Тарента, а он один из последних тамошних математиков. Я всегда говорил о примате механики над математикой и, как видите, — Сиракузы стоят, а в Таренте совсем худо.
Впрочем, стоит признать, что помимо отсутствия у них моих механизмов, в Таренте нет таких складов, как у нас, и они очень зависят от поставок из Карфагена и Македонии. Зимой, в штормовую погоду, плавание опасно, и Таренту приходится затягивать пояса.
Боюсь, что без расчетов Агафокла и многих рабов, призванных исполнять простую работу, создание новых линз — вопрос долгого времени, а имеющееся у меня оборудование не позволяет судить о существовании спутников Фаэтона наверняка. Поэтому…
* * *Ночью пришел приказ, и мы выдвинулись… Сам Марцелл пришел проводить нас. Он сказал:
— На рассвете вы должны быть внутри чертовой крепости. Пока мы не взяли Ортигию, черномазые в любой день могут высадиться в сей чертовой бухте, выбить нас из Сиракуз и восстановить укрепления на Высотах. Тогда нам придется брать Высоты второй раз. Кто хочет еще раз залезть на Высоты, а?
Ребята расхохотались, тогда Марцелл поднял руку, призывая к вниманию, и добавил:
— Значит, так: в крепости есть отдельные разумные греки. Вы понимаете, что я имею в виду под словом «разумные». Они сообщили, что с той, обратной стороны крепости — отвесная скала со стеной, а за нею — машины. Сверху никто не видит того, что творится на камнях под скалой, а машины ночью не охраняются.
Есть задумка… С десяток добровольцев должен влезть по той отвесной скале да поднять на веревках товарищей. А потом, все, кто заберутся наверх, должны открыть основные ворота… Не мне объяснять вам, как это делается…
Распахните ж ворота мне так, чтоб в них проехали наши триумфальные колесницы! Пленных не брать. Кроме одного. Предатель Архимед мне нужен живым. Тот, кто приведет его ко мне целым и невредимым, получит награду в тридцать талантов греческого серебра.
Ребята прямо заорали от радости: на тридцать греческих талантов можно купить целую виллу на берегу Тибра — такую, знаете, всю из мрамора и с бассейном. Рабов — штук сто, ну и рабынь — само собой, то-то будет развлечений до самой смерти! Я представил себе, как я возвращаюсь домой и бросаю в ноги матушке мешок с серебром, а она обнимает меня, целует, а потом мы устраиваем пир на весь Авентин, и я сижу во главе стола, а рядом со мной Терция Басса, — все детство мы играли с ней вместе, а когда я пошел на Войну, она сплела венок из ромашек мне на прощание.
Матушка теперь пишет, как Терция ухаживает за ней и помогает ей по хозяйству. На войне погибло много народу с нашего Авентина, и теперь почти все незамужние девушки живут в домах тех парней, что живы еще, помогая своим будущим «матерям». Говорят, что это самый верный способ удержать за собой парня после войны, — вряд ли на Авентине найдется хоть одна сволочь, что пойдет против мнения своей матушки да ее Благословения!
Да я и не против, Терция — девчонка что надо, не то что всякие там патрицианки с Палатина: идет, нос до неба, вид такой, будто дочь самого Тарквиния Гордого, а на деле — шлюха шлюхой. Эти благородные сучки мало того, что детишек из себя вытравляют, так и еще разводятся по сто раз.
Мы тут с мужиками обсуждали уже, — не по-людски это все: либо девчонка выходит замуж один раз и на всю жизнь, либо она не девчонка, а — шлюха. Какая разница, — по закону она с разными мужиками спит иль — за деньги, все равно — шлюха.
А денежки за Архимеда мне — ой-ой-ой как понадобятся. Помните про эти самые трубы в театре Диониса? Задумка тут у меня есть, — сам-то театр мне ни к чему, а вот вода, идущая кверху сама собой — это здорово. Авентин — высокий холм, и в лучших домах на самой вершине холма воды испокон веку не было. Я сам в детстве таскался со здоровенным ведром за водой. А вот были бы у меня денежки, я б построил вот такую трубу от колодцев на самый верх моего холма и продавал ее по ведру за обол. Красота, — сиди себе у трубы, а денежки сами собой в карман — так и текут!
