Джин Вронская - Неистовая Матильда: Любовница Наследника
Дворец в Гатчине, мрачное здание, в котором Император Павел держал свой двор, находился в 45 км от столицы; далеко от городской суеты, и это нравилось Императору. Гораций Осипович собрался, дал наказы своим служащим, в полдень заехал домой переодеться и ровно в пять предстал перед Ее Величеством. После чая и разговоров о погоде Императрица поведала свое дело своему банкиру.
— Гораций, дорогой, покупку дома надо оформить на имя молодой леди. Все должно держаться в строгом секрете. И, пожалуйста, ни слова Его Величеству. Я сама ему потом скажу.
— Конечно, Ваше Величество. Я никогда не обсуждаю свои дела ни с кем. Это одно из первых правил. Могу ли я… — Он запнулся, не зная, как начать.
— Говори, Гораций, не стесняйся. У тебя тоже проблемы. У всех у нас проблемы. Я помогу, если в силах, я буду рада помочь.
— Ваше Величество, моя жена Анна хотела бы открыть в столице школу для еврейских сирот из западных провинций.
— Так в чем же дело?
— Она хочет открыть школу на Крестовском острове, там несколько парков, детям было бы прекрасно гулять. И опять же в центре, очень удобно. Мы уже нашли подходящее здание, но начальник полиции не дает разрешения.
— Только и всего? Какая мелочь! Я улажу. Скажи Анне, пусть открывает свой сиротский дом там. Что— нибудь еще?
— Я хотел послать учиться в Париж трех талантливых еврейских художников, но у них нет нужных бумаг, просроченные паспорта. Ваше Величество об этом слышали…
— Я займусь этим, Гораций.
— Спасибо большое, Ваше Величество. Я знаю один очень подходящий дом, недалеко от Зимнего дворца. Я приобрету его для леди, о которой Вы говорили.
— Милый Ники. — Императрица сидела перед зеркалом, расчесывая свои изумительные волосы. — Барон Гинцбург настоящий душка. Он устроит покупку подходящего дома. Ты счастлив? — Хотя Ее Величество прекрасно знала русский язык и говорила почти без акцента, с сыном Императрица всегда говорила по-французски.
— Мама, я не знаю, как тебя благодарить. Знает ли об этом отец?
— Пока нет. Оставь это мне. Мне он не откажет.
Через десять дней Матильда переехала в дом 18 на Английской набережной, самой фешенебельной улице Петербурга. Это был изумительный дом, подаренный ей Ники. Чтобы отметить событие, в первый же вечер устроили ужин. Наследник привел своего младшего брата, великого князя Георгия, великих князей Михаила, по прозвищу Миш-Миш, поскольку он был Мишелем, Михаилом Михайловичем, его младшего брата Александра, или Сандро, и третьего младшего брата Сергея, который был самым лучшим и близким другом Ники.
Сергей был артиллерийским офицером, пятый из шести сыновей строгого наместника Кавказа, Великого князя Михаила Николаевича, он был на год моложе Ники. Братья родились и выросли в Тифлисе.
В Петербург они переехали в 1882 году, когда пост отца был отменен. Братья служили на Кавказе, они полюбили этот дикий романтический край. Их привлекали грузинские песни и танцы и грузинское вино. Мать Сергея, Сандро и Миш-Миша, Великая княгиня Ольга Федоровна, урожденная принцесса Цецилия Баденская, совершенно неожиданно скончалась в прошлом году.
Великий князь Сергей вошел в дом и замер. Он не мог отвести глаз от Мати. Это была любовь с первого взгляда. Она это чувствовала и была очень смущена. Каждый раз, когда она смотрела на него, он быстро отводил глаза, делая вид, что рассматривает что-то другое. Ники это заметил.
Наследник пригласил артистов, танцора Николая Легата, партнера Мати, его сестру Веру и ее друга, графа Павла Шувалова. Легаты были шведами, но уже давно обрусели. Николай, который был на три года старше Мати, был учеником шведа Йоханнсена. Отец Николая и Веры Густав Легат был очень известным в Швеции танцором и хореографом. Пришел еще Николай Фигнер, любимый тенор Ники, лучший Герман в «Пиковой Даме».
После полуночи все стали расходиться. Ники ушел со всеми, но через четверть часа вернулся.
Ужины в доме номер 18 стали частыми. На один из них, когда театральный сезон уже кончился, пришел кузен Наследника, Великий князь Борис, второй сын великого князя Владимира Александровича. Он только что вернулся из Парижа и привез с собой красивую картину, писанную маслом и изображающую крестьянина верхом на лошади в снежном поле.
— Что это, Ваше Императорское Высочество? — спросили у него сразу несколько голосов.
— Картина художника Давида Лещинского. Я гулял по Латинскому кварталу, где собираются художники, и заметил его картины. Они мне сразу очень понравились. Художник оказался русским. Молодой человек выглядел очень бедно, очень худой, видно, голодал и мерз, цвет лица почти синий. Я купил у него все картины. Не правда ли, прекрасная работа?
Все согласились, что картина хороша.
— Милая Мати, это мое любимое полотно прекрасного художника я дарю тебе.
Каждое воскресенье Мати сидела напротив Императорской ложи на ипподроме. Наследник за спиной отца делал ей знаки рукой, посылал цветы и подарки через своего верного Евгения Волкова. Это однажды было замечено репортером «Вечернего Петербурга». На следующий день на первой странице газеты появилось сообщение:
«Молодой Наследник без ума от талантливой молодой танцовщицы Матильды Кшесинской. Она из польской семьи и католичка. Наследник понимает, что она совершенно не его круга и вопрос о браке не стоит. Говорят, Его Величество весьма недоволен».
— Ты видишь, что они пишут о тебе и этой штучке, Ники?
— Мне все равно, отец. Она мне нравится. Я, может быть, люблю ее. Надеюсь, ты не против?
— Я — против, мой мальчик. Не забывай свой долг перед Богом и страной. Помни, что ты Романов и будущий Император, глава православной церкви в Российской империи. Никаких глупостей, иначе я ее вышлю.
— Ты не сделаешь этого, отец. Это было бы очень жестоко. Кроме того, ты разрушишь ее карьеру.
— Я уничтожу ее карьеру до того, как она уничтожит твое будущее.
Эти ссоры ни к чему не вели. Наследник продолжал видеть Мати в Аничковом дворце, а чаще всего в доме 18 на Английской набережной. Очень часто Ники приезжал на ужин один верхом, никого из посторонних не было, и они были очень счастливы.
«Они оставались одни в доме 48 часов, никуда не выходя», — читал Государь очередную ежедневную докладную записку своего нового министра внутренних дел графа Толстого о романе своего сына.
«Наследник оставался в доме номер 18 три дня…» — поступило следующее донесение.
«Наследник купил у Фаберже колье с 18 бриллиантами», — сообщал третий рапорт.
Несколько дней спустя после разговора с отцом Наследник и Великий князь Сергей на лошадях прогуливались по Гатчине.
— Я заметил, Сергей, ты всегда так на нее смотришь. По-твоему, она красива?
— Очень.
— Ты, конечно, знаешь, что вскоре я буду помолвлен с Аликс, сестрой жены дяди Сергея. Я видел ее только в детстве на его свадьбе. Вот поеду в Лондон и там как следует рассмотрю. Она любимая внучка толстой старушки королевы Виктории.
— Я знаю.
— Дай слово, что ты будешь с Мати.
— Даю. Ты ей сказал?
— О чем?
— О помолвке.
— Пока нет.
— Она будет очень огорчена.
— Я знаю.
Сергею все это не нравилось. Ники был лучшим его другом. Он понимал ситуацию. Но все равно. А как же Мати? Ее просто использовали. С другой стороны, он чувствовал радость, потому что, несмотря на сложности, она будет его. Сейчас или никогда.
17 января 1893 года сплетник «Вечерний Петербург» поместил отчет своего корреспондента о спектакле «Спящая красавица» в Александринском театре, где собралось все высшее общество столицы. Главную партию — Авроры — исполняла Матильда Кшесинская.
«В Императорской ложе изволили присутствовать Их Величества, а также Наследник, Великий князь Сергей Михайлович и другие великие князья. Появились menage a trios, как обычно, Великий князь Алексей, дядя Наследника. Он, как всегда, сопровождал Зинаиду, графиню Богарнэ с мужем, герцогом Евгением Лейхтенбергским. Эта тройка привлекала большое внимание. Великолепная Зинаида, сестра нашего военного героя генерала Михаила Скобелева, красавица. Великий князь Алексей сопровождает эту пару повсюду. Вначале герцог протестовал, но ко всему можно привыкнуть. Гвоздем вечера был наш композитор Петр Ильич Чайковский, который вышел на сцену после спектакля. Он поцеловал руку любимой Наследником Мати со словами: «Я хочу написать музыку к балету специально для Вас, дорогая!» Наследник наблюдал за этим глазами, полными любви. Занавес опускался и поднимался, опускался и поднимался, публика, стоя, в экстазе аплодировала. Женщины бросали цветы Богу русской музыки и кричали: «Браво, Чайковский… Браво, Петр Ильич… Браво». Мужчины забросали цветами Мати Кшесинскую. Они кричали: «Браво… браво… Матильда!»
