Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа
У таверны «Красный бык» стояли четыре ведра воды, за которыми присматривал уличный мальчишка. Похоже, в Париже крали даже ведра. Паскаль дала оборванцу две пригоршни остатков жареного цыпленка, которые тот посчитал более чем приемлемой платой. Паскаль и Флер взяли по два ведра и тронулись в путь.
– На левом берегу нет источников или колодцев, – объяснила Флер. – А мы не можем позволить себе платить за ежедневную доставку воды.
Повернув за угол, они наткнулись на уличную потасовку. Четверо парней руками и ногами избивали пятого – весь в крови, он стоял на коленях у стены. Улюлюкающая толпа подбадривала нападавших. Тангейзер выбрал маршрут, чтобы обойти драку стороной, и повел девушек с ведрами через дорогу.
– Пожалуйста! – Избиваемый юноша жалобно вскрикивал, отбросив остатки гордости. – Пожалуйста!..
Его просьбы вызвали еще большее ожесточение. Как это ни странно, молящий о пощаде лишь облегчает работу своим мучителям. Матиас почувствовал отвращение – как к жертве, так и к этим скотам.
– Вы не можете их остановить? – спросила его Паскаль.
Драчуны рыцаря не волновали. Другое дело – толпа…
– Он мне не друг, – пожал мужчина плечами.
И все же он посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд Паскаль. Послышался двойной удар – чей-то сапог впечатал голову жертвы в стену. Юноша распластался на булыжной мостовой, и избиение продолжилось. Нападавшие для равновесия положили руки друг другу на плечи и приплясывали вокруг жертвы, словно в каком-то ужасающем танце.
– Оставьте его, ублюдки! – крикнула младшая Малан.
Головы повернулись в их сторону, и из толпы полетели оскорбления.
Тангейзер потащил своих спутниц дальше, не обращая внимания на выплескивавшуюся из ведер воду. Грегуар топал сзади. Они миновали толпу, добежали до перекрестка и повернули направо. Кажется, вырвались! Лица сестер были бледными, причем у Паскаль больше от гнева, чем от страха. Девушки поставили ведра на землю, чтобы отдышаться.
– В каком районе живут гугеноты? – спросил Матиас.
– Протестанты разбросаны по всему городу, – ответила Флер. – Но здесь, в шестнадцатом округе, их больше, чем в других местах.
– Если они будут лезть на рожон, – сказала Паскаль, – им не поздоровится.
Тангейзер посмотрел на нее. Он видел, что его престиж явно упал в глазах этой девушки, хотя и не понимал, почему это его так волнует.
– Я приветствую твою смелость и даже твое сострадание, но мир таков, каков он есть, а не таков, каким тебе хочется его видеть. Помогая тому парню, не изменишь мир – даже одну улицу не изменишь. Переменилось бы лишь наше положение. Причем в худшую сторону, – попытался объяснить он свою осторожность.
– Я не называю вас трусом, – сказала Паскаль, – потому что так не считаю. Но если мир не изменить добрыми поступками, значит, его вообще нельзя изменить.
– Вне всякого сомнения. Я вновь приветствую твои идеалы. Но толпа непредсказуема. Она может быть покорной, но если взбунтуется – нет зверя более жестокого.
– В Париже ежедневно убивают гугенотов. Их избивают, грабят, оскорбляют. И никого еще не наказали. Никто не осмеливается даже протестовать! – возмущенно пробормотала младшая сестра.
Тангейзер не испытывал особой симпатии к гугенотам. Они считали себя богоизбранными и представлялись жертвами, однако их фанатизм и жестокость были ничуть не меньше, чем у тех, с кем иоанниту приходилось сталкиваться за долгие годы участия в подобных делах. Протестанты пригласили голландских и немецких наемников, которые после окончания войны, не получив обещанной платы, принялись грабить страну. Тысячи солдат еще оставались во Франции, и нанесенный ими ущерб будет сказываться и поколение спустя. Что же касается ханжества – это качество Матиас ненавидел больше, чем злобу, поскольку оно приносило больше бед, – то тут с предводителями этих людей не мог тягаться никто, не говоря уже о том, чтобы превзойти их. Во всех остальных низостях протестанты нисколько не уступали своим врагам-католикам.
– Значит, вы гугеноты, – сказал Тангейзер девушкам.
– Не знаю. – Паскаль натянуто улыбнулась. – Лучше спросите об этом у отца.
– С удовольствием. Где его дом?
Юная парижанка указала на мастерскую на противоположной стороне улицы. Это было трехэтажное здание шириной не больше пятнадцати футов. Из-под осыпавшейся штукатурки выпирали бревна. На забрызганной грязью вывеске можно было прочесть: «Даниель Малан… Печатник коллежа де Франс». Окна были закрыты наружными ставнями. Под ними Матиас заметил осколки стекла.
– Отец на одном из своих собраний, – сказала Паскаль.
– А вы уверены, что мои вещи вам не помешают?
– Конечно, – ответила Флер. – И простите мою сестру за ее острый язык. Вы заботились о нашей безопасности, и были правы.
Она подхватила ведра, перешла через улицу и открыла дверь ключом, висевшим на шнурке у нее на шее. На пороге девушка оглянулась:
– Можете забрать свои вещи в любое время, когда понадобится.
– Вы уверены, что вашего отца нет дома? Мне бы хотелось получить его согласие.
– Вы защитили его дочерей от непредсказуемой толпы, – объявила Паскаль. – С чего бы ему возражать?
Тангейзер едва сдержал улыбку. Он взял ружье, отвел рычажок от колесика, открыл крышку затравочной полки и сдунул порох. Потом он протянул младшей из девушек ружье, оказавшееся для нее неожиданно тяжелым. Она спрятала оружие за дверь. Грегуар отдал Флер пистолеты. Тем временем его господин, порывшись в седельных сумках, наконец нашел письмо Карлы, завернутое в промасленную ткань, и сунул его за отворот сапога. Потом он отдал сумки Паскаль, которая внесла их в дом, и окинул взглядом улицу.
– Обещайте, что запрете дверь и не будете выходить до возвращения отца – или до моего возвращения, – велел рыцарь сестрам. – И не якшайтесь со студентами в тавернах.
– Это были не студенты, – покачала головой Паскаль. – Это актеры, которые направлялись на пробы.
– Актеры? Значит, я оказал вам даже более серьезную услугу, чем предполагал. Итак, я хочу услышать ваше обещание.
– Даю слово! – тут же ответила младшая Малан.
– Нет, мне нужно услышать, как запирается дверь и задвигаются засовы.
С этими словами Тангейзер протянул Паскаль золотой экю. Она была потрясена.
– Я у вас в долгу, – сказал он и поклонился, прощаясь.
Младшая из сестер улыбнулась ему своей щербатой улыбкой.
– Вы тоже будьте осторожны, – посоветовала она. – В Лувре полно разозленных гугенотов. И в отличие от несчастного парня, которого вы бросили на улице, они носят мечи.
Несколько тысяч гугенотов, в том числе сотни дворян, присутствовали на свадьбе Генриха, хотя большинство из них смотрело на этот союз с отвращением. Город кишел вооруженными людьми, которые совсем недавно сражались друг с другом в трех жестоких войнах.
– Почему они должны быть злее, чем обычно? – поинтересовался иоаннит.
– Потому что в адмирала Колиньи стреляли, – объяснила Паскаль.
– Только стреляли или убили?
– Стреляли – причем католик. Но все говорят, что адмирал выживет.
Напряженная атмосфера на улицах, по крайней мере, получила объяснение.
Четвертая война не за горами. А может, и уже началась.
– Когда это случилось? – спросил Матиас.
– Вчера утром. В городе только об этом и говорят.
– Неудавшегося убийцу поймали?
– Насколько я знаю, нет.
– Что ж, спасибо за ценные сведения. А теперь выполняйте свое обещание. Не выходите из дома. И советую не впускать парней.
Паскаль закрыла дверь. Тангейзер услышал скрежет ключа в замочной скважине и задвигаемого засова. Потом рыцарь достал из сапога письмо и развернул ткань. Такого красивого почерка, как у жены, он в жизни не видел. Сердце его сжалось. Каждое прочитанное слово звучало у него в ушах голосом Карлы, нанося уколы любви в самое сердце. И с каждым уколом его страх усиливался. Госпитальер нашел имя чиновника, вылетевшее у него из головы.
Кристьен Пикар, распорядитель из Menus-Plaisirs du Roi.
Матиас сложил письмо и снова спрятал в сапог.
В адмирала Колиньи стреляли, но не убили.
Вне всякого сомнения, Лувр кишит яростными интригами.
Карла на восьмом месяце, а он не знает, где ее искать.
– Пойдем, Грегуар. У нас еще много дел, – вздохнул иоаннит.
Глава 2
Рец
Тангейзер вернулся в коллеж д’Аркур, но никого там не застал. После этого Грегуар повел его на север, через мост Сен-Мишель. На мосту теснились лавчонки, торговавшие всякими безделушками и дешевой одеждой, похоже пользовавшейся большим спросом. Когда они оказались на острове под названием Сите, юный лакей произнес что-то нечленораздельное. У парня была привычка говорить через нос, причем речь его прерывалась мычанием и хрюканьем, вероятно необходимым ему для выталкивания слов наружу.
– Говори медленно, а то тебя принимают за слабоумного. Я не могу тебя все время просить, чтобы ты повторил, и поэтому буду делать вот так. – Матиас приставил ладонь к уху. – Это знак, что я не понимаю.