Наследство опального генерала - Лев Альтмарк
Теперь это оказался парень, немного выше меня ростом, но узкий в плечах, с которым справиться не составило никакого труда. Только в самый последний момент, когда он уже лежал на земле, мне захотелось немного поиграть с полицией и усложнить им задачу. Так сказать, подбросить дополнительную «улику» к будущему делу.
Я прихватил с собой заранее заготовленный кусок шнура, такого же, как и тот, которым была задушена девчонка, сделал на нём петлю и подвесил тело своей новой жертвы на ближайшем дереве. Крепкая ветка оказалась довольно высоко, но я перебросил шнур через неё и подтянул мёртвое тело повыше. Так оно выглядит более устрашающе.
У меня не возникало никаких сомнений, что уже завтра по городу поползут многочисленные слухи, один страшнее другого, о маньяке, открывшем охоту на несчастных эфиопов, и непременно число жертв молва сразу увеличит до десятка, а со временем насочиняет новых, леденящих душу подробностей. Только мне следить за всем этим совершенно неинтересно. Не для того я это делаю. Для меня главное – ощутить чужой страх, который липкими ледяными волнами поплывёт по городу. А уж его-то я кожей почувствую.
Быть обыкновенным маньяком, которому необходима кровь и постоянные жертвы, для меня мелко и скучно. Не гожусь я в маньяки. Я затеял игру с этим миром не ради каких-то банальных убийств, и ему пора уже убедиться, что мы равные соперники. Ну, или хотя бы достойные друг друга.
Хочу, чтобы именно об этом узнала вселенная. На меньшее не согласен…
После этого я опять спокойно вернулся к себе и лёг спать. Но мне не спалось, потому что я пытался представить, какой шум и переполох начнётся уже завтра. Это, конечно, стоило бы посмотреть собственными глазами, и даже не столько посмотреть, сколько заглянуть в растерянные лица всех этих явившихся на место преступления оперов и экспертов, их начальников, выкручивающих руки подчинённым и требующих срочно поймать и привести к ним арестованного маньяка, потом журналистов, традиционно несущих ахинею в своих скороспелых репортажах. А какой кайф понаблюдать за прохожими, пугливо вздрагивающими, когда за их спинами раздадутся чьи-то вкрадчивые шаги! Людское воображение дорисует маньяка, которого, по сути дела, даже нет…
Но, повторяю, ничего этого мне совершенно не надо. Просто немного любопытно. Лишь одним глазком глянуть…
А вот что действительно надо, так это готовить следующий удар, который окажется для всех ещё большим шоком…
4. Полицейский Фаркаш:
Как бы я ни был загружен по работе, но всегда нахожу время хотя бы раз в неделю навестить свою старенькую маму в бейт-авоте. Так на иврите называется израильский дом престарелых. Тут у неё отдельная квартирка со всеми удобствами, и всегда под рукой врачи, нянечки и прочий обслуживающий персонал, который в любое время суток поможет ей по любым вопросам. Дома-то у меня тоже хватает места для старушки, но какой ей помощник одинокий полицейский опер, который с утра до ночи пропадает на службе и у которого не всегда хватает времени просто заскочить в ближайший супермаркет, чтобы купить на завтрак хлеб и йогурты?
Сегодня я решил заехать к маме до работы, потому что тамошние старички всегда просыпаются рано и соответственно спать ложатся рано, так что приезжать сюда вечером бессмысленно – не устраивать же переполох в этом спящем царстве. Да ещё и неизвестно, во сколько я освобожусь на своей службе.
До своих восьмидесяти лет мама выглядела прекрасно: жила дома, не только вела какое-то немудрёное хозяйство, но и носилась повсюду со скоростью метеора, посещала в ветеранских клубах бесчисленные мероприятия и концерты, подкармливала всех кошек и собак в округе, была в курсе скидок в окрестных магазинах, и у неё была масса коллег – таких же, как она, бодрых старичков-пенсионеров, с которыми она регулярно общалась. Обсуждали последние новости, телевизионные сериалы – иными словами, она всегда была при деле и вела активный образ жизни.
Но после восьмидесяти что-то с ней произошло. Она неожиданно замкнулась, реже выходила на улицу, стала всё забывать, а главное, утратила интерес к телевизору, к своим друзьям, к жизни. Даже меня, своего единственного сына, она иногда не узнавала и принимала за совершенно постороннего человека, забравшегося в нашу квартиру.
Врачи только разводили руками, мол, возраст и естественное старение, ничего тут не поделаешь. Самое лучшее, это поместить её в бейт-авот, где уход за ней будет круглосуточный, и меньше вероятности, что человек с замутнённым сознанием совершит что-то необдуманное, о чём потом придётся пожалеть. Дома же, где она практически всё время оставалась одна, ей будет с каждым днём становиться только хуже и хуже.
Но что бы там ни говорили, даже самый замечательный дом престарелых – это всё-таки удар по психике человека, когда он волей-неволей начинает осознавать, что это его последний приют, вернуться из которого к нормальной жизни практически невозможно. Всё, что творится за его стенами, ему уже недоступно и непонятно.
Как-то сразу мама сникла, перестала самостоятельно ходить, и теперь её возили на каталке. Меня она, правда, всё ещё узнавала, но имя уже путала, а самое неприятное – решила, что все наши умершие родственники живы, находятся неподалеку и даже иногда к ней наведываются. Каждый раз она рассказывала мне очередную историю недавнего общения со своими родителями, которых нет в живых уже более полувека, сёстрами и братьями, какими-то совершенно мне незнакомыми её друзьями с давних юношеских времён. У мамы всегда была богатая фантазия…
Сегодня, пока ещё не наступила жара, старичков вывезли на улицу под большой матерчатый навес, где я и нашёл её. Сопровождающая маму сиделка деликатно удалилась, и мы остались одни.
– Привет, мама, – сказал я и протянул ей пакет с яблоками. – Как твои дела?
Мама пристальным долгим взглядом посмотрела на меня и не сразу проговорила:
– Кто это? Ты, сынок? Что тебе здесь надо?
Последний вопрос я оставил без внимания и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Почему ты пришёл без папы? Почему он тебя одного выпустил на улицу? Тебя могла сбить машина, ты мог потеряться…
Я невесело усмехнулся и проговорил:
– Ты же видишь, что я не потерялся! Вот, пришёл узнать, как твоё здоровье…
Мама снова пристально посмотрела мне в лицо и вдруг быстро пробормотала:
– Нет, ты не мой сын! Ты… вы, мужчина,
