Владимир Малик - Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Въехав через Киевские ворота в город, передовая группа всадников направилась к хоромам князя. Когда все спешились, Ярослав сразу повёл гостей к себе, усадил за стол, велел подать сыты и берёзового сока, а потом без обиняков спросил:

— Скажи, брат, что привело тебя ныне ко мне?

Святослав усмехнулся в седую бороду. Заинтересовался Ярослав — поскорее хочет узнать в чём дело. Таким он и в детстве был: любопытный и скрытный. Сам хотел обо всех всё знать, а своих мыслей никому не поверял.

— Ярослав, брат мой, княже черниговский, — начал великий князь. — Степь всё сильней и сильней давит на нас. Тебе хорошо известно, сколько бед приносят поганые Русской земле, в том числе и окраине Переяславской, твоему зятю Владимиру Глебовичу. Постоянные нападения половцев вконец обескровили её! Села сожжены, города разорены! Многие городки вдоль Сулы, построенные двести лет назад нашим пращуром Владимиром, разрушены Кончаком… Даже на Киев и Чернигов зарится, окаянный!

Ярослав перебил брата:

— Всё это я знаю, Святослав, — сказал мягко. — Не понимаю только, к чему ты клонишь…

Святослав наклонился к столу и свою сухую горячую ладонь положил на твёрдый кулак Ярослава.

— Брат мой, прямо скажу главное: замыслили мы новый, ещё больший, чём прошлогодний зимний, поход на Кончака. В двух предыдущих твоих храбрых полков, к сожалению не было. Надеюсь, на этот раз ты присоединишься к нам и неизмеримо усилишь наши силы. С этим я и прибыл к тебе, Ярослав. Что скажешь на это?

— Когда мыслишь начать поход?

— В конце мая или в начале июня.

Ярослав поверх плеча Святослава глянул на небольшую шкатулку, что стояла у противоположной стены на низком пузатом шкафчике. В ней лежало письмо от Игоря, зовущее принять участие в весеннем походе северских князей на Дон. «С кем же идти? Как быть? — думал Ярослав. — Сказать Святославу о письме или промолчать? Пожалуй, лучше промолчать! Ведь Игорь предостерегает, что поход будет только их, северский… Так с Игорем или Святославом идти? Или ни с тем, ни с другим? Может, лучше остаться дома, как уже не раз поступал? Пускай они воюют, а я приберегу силы! Это, должно, самое лучшее, что можно придумать… Святослав уже стар, кто ведает, когда Бог призовёт его к себе? Вот и освободится в Киеве великокняжеский золотой стол — а я уже здесь! Да не один, а со своими могучими полками! Конечно, мои племянники, сыны Святослава, так просто не уступят Киев, кто-то из них, то ли Глеб или Олег, то ли Владимир или Всеволод Чермный, то ли Мстислав, захочет овладеть отцовским столом, но что они смогут сделать даже сообща, когда меня подопрёт вся мощь Черниговской земли? Ведь Киев ныне совсем не тот, что раньше был, — не та сила у него без Киевской земли, которая принадлежит Рюрику Ростиславичу… Ох, уж этот Рюрик! Сильный князь! Он ведь тоже захочет возвратить себе Киев. Тогда я объединюсь с племянниками против Рюрика. Да ещё и Игорь с братьями будут за меня. Этих нужно держать при себе, чтобы было на кого опереться… Да, тут нельзя оплошать. Думай, Ярослав, прежде всего о себе!»

Молчание затянулось и Святослав сжал кулак Ярослава, ожидая ответа.

— Ну? Чего же ты молчишь?

— А что говорить? — вопросом на вопрос ответил Ярослав. — Я не против. Присоединяюсь. Как все.

Святослав облегчённо вздохнул, откинулся на спинку стула.

— Спасибо, брат, спасибо… Теперь и с Игорем будет легче договариваться. В последнее время стал я примечать, что вы сдружились. Так когда он узнает, что ты идёшь, и сам пойдёт без колебаний…

Ярослав как-то неуверенно улыбнулся.

— Конечно, конечно, — и быстро перевёл разговор на иное. — А теперь, когда важные дела остались позади, как раз в пору и к трапезе приступить, да и время уже — княгиня ждёт… Прошу… И вы с дороги голодные, устали…

Реки — самые удобные пути в такой бескрайней низинной стране, как Русь. И больших рек, и меньших речек здесь всюду много, они полноводные, плавно текущие, без опасных порогов, кроме днепровских, плыви по ним во все концы, куда хочешь! Летом — по воде на челнах, зимой — по льду поезжай на санях или верхом…

От Чернигова до Новгорода-Северского против течения три дня плыть, и Святослав, не задерживаясь у брата ни одной лишней минуты, на следующее утро отправился дальше в путь. Попутный ветер туго надул прямоугольные паруса, молодые сильные гридни дружно налегли на весла и небольшая флотилия быстро помчалась в глубь Северской земли.

Хотя вербы уже засеребрились, весна на Десне не была тёплой. От синих талых вод, что прибывали с севера, веяло холодом. Великий князь в последний раз помахал рукой Ярославу, стоящему на причале, плотнее запахнул на себе кожух и сел под деревянным навесом в носовой части челна рядом со Славутой. Накинув на ноги лохматую медвежью шкуру, сказал:

— Не нравится мне в последнее время брат Ярослав. Ко мне остыл, с холодком относится, завёл дружбу с Игорем… Ни разу не пошёл со мною в поход против поганых, зато ведёт переговоры с Кончаком… Неужели мечтает о великокняжеском столе? Так этот каравай не по его зубам!

Славута покачал головой:

— Не верится, чтобы Ярослав замыслил что-то лихое против тебя, княже. Разве что на будущее примеряется. На всякий случай… Да и кто из князей, да ещё черниговских не грезил и не грезит стать великим князем?

— В том то и беда, что каждый хочет стать великим князем, а слушаться его некому! Всяк на свой салтык[88] норовит сделать! Русь развалилась, распалась, и поганые обдирают её со всех сторон!

— воскликнул с горечью в голосе Святослав.

— Твоя правде, княже, — скорбно произнёс Славута. — У Руси ныне две беды: княжеские свары и половецкие набеги… И какая из них страшнее — трудно сказать… По-моему, первая… Если бы князья слушались только великого князя, если бы все заодно стояли, то и половцы не были бы страшны! Мы их всем миром выгнали б из наших степей, как это сделал когда-то Владимир Мономах, который загнал Атрака — отца Кончака аж за Обезские горы… А сейчас выгнать их не можем, потому как силы Руси распылены, разъединены. Даже сердце Руси — Киев и Киевская земля — не принадлежат одному князю: Киев — тебе, а земля — Рюрику. А между вами, хотя вы и мирно живете, не всегда единое мнение. Что же говорить про других князей?… Вот и выходит, что главное зло наше — княжеские раздоры, княжеские межусобицы!.. Утихомирь князей, Святослав! Обрати к себе сердца покорных ласкою, а на непокорных накинь узду, чтобы послушны стали! И тогда, собрав силы в единый кулак, ударь на поганых, чтоб навсегда отбить охоту ходить на Русь!

— Но отогнать их от наших рубежей нужно сейчас, сегодня! — воскликнул Святослав. — Ибо пока мы объединимся, они весь люд наш со свету изведут — некого объединять будет.

— Для этого мы и едем ныне и к Ярославу, и к Игорю, и к Всеволоду, чтобы остановить вражеское нашествие… Но главной целью твоей жизни, Святослав, было и будет всегда объединение Руси! Разве не об этом мечтал ты, когда в Новгороде-Северском княжил и когда сидел в нашем благословенном Чернигове?…

— Мы вместе мечтали об этом, друже, — Святослав положил руку на колено Славуты. — Вместе! Вот уже и чубы наши покрылись густой изморозью, а мы всё ещё продолжаем лишь мечтать об этом… Потому что нам это не под силу. Не получается. Не объединить ведь то, что не объединяется!.. Попробуй, к примеру, привлечь на сторону Киева гордого Ярослава Осмомысла — не согласится! Подпёр горы Угорские своими могучими полками и сидит себе, в ус не дует в своём Галиче, на высокой горе, воюет с непокорным боярством, которое тоже стало таким же злом, как и княжеские распри, и не думает о том, что Киев едва держится под натиском кочевников… А Всеволод Владимиро-Суздальский! Сильнейший князь! Шеломами своих полков мог бы Волгу вычерпать и Дон расплескать! Так нет! Сидит за лесами, за голубыми реками, и не страшны ему половцы, потому как далеко сидит… А про всю Русь и думать не желает!.. Даже брат, родной брат Ярослав мне не помогает, а тайно ставит палки в колеса! Так что же говорить о других князьях!

Голос Святослава дрогнул.

Славута обнял его за плечи.

— Тяжело тебе, княже-друже! Тяжко! И всё же нужно выстоять! Половцы — сила грозная, но всё же не такая, что сломит нас на корню! Мы сумеем ей противостоять… Страшно иное: те народы неведомые, племена дикие — гоги и магоги[89], которые появятся из земель восточных, незнаемых, чтобы покарать нас за грехи наши! Вот перед ними Русь не устоит, если останется разъединённая, как ныне!.. Вот чего нужно бояться нам, княже! От этого день и ночь изнывает в тоске моё сердце!

За бортом тихо плещутся синие воды Десны и звонкая тишина стоит над весенней землёй. И так же тихо течёт беседа двух седоголовых мужей, которых судьба соединила в детстве и провела через долгую жизнь по тропинке верной дружбы.